Коноха. 15 сентября, 24 года после рождения Наруто.
Нексюша — На твиче
+++
Анко не умеет быть счастливой. Она умеет быть чем-то довольной, чему-то радоваться, но счастливой — нет, не умеет. Если когда-то и умела, то с проклятой меткой на шее разучилась. Предательство оказалось слишком серьезной раной для нее, потеря любимого учителя стала тем, с чем она так и не сумела до конца справиться, а след, оставшийся на ее теле, долгое время не давал ей ничего забыть. Ибики много раз говорил ей отпустить, да ей все об этом говорили, но для Анко это оказалось слишком сложно. Видимо, не так уж она и сильна, как ей хотелось бы быть. Она залпом допивает стопку и требует у Райдо, который по какой-то счастливой случайности в Конохе, а не в Суне, чтобы он налил ей еще. Пусть поухаживает за женщиной, кобель несчастный. В конце концов, они тут все собрались отпраздновать день рождения их дорогого Рокудайме, разве не повод это напиться? Тридцать семь лет исполняется только раз в жизни! Разумеется, потом будут еще праздники, но Анко пользуется любым поводом, чтобы надраться. Куренай — добрая и невероятно терпеливая — не одобряет ее за это молча. Аикава, глядящая своими слишком ярко-голубыми глазами, тоже не одобряет. Жена Ибики ее не любит, Анко это очень хорошо знает. Одно время она ведь даже ревновала своего мужа к ней, пускай они в то время и были вроде как не вместе, ведь развод так и не оформили. Ничего Аикава ей не говорила, но тех взглядов, которые она ей кидала, хватало сполна, чтобы не просто понять, а почувствовать ее неприязнь. В чем-то они с мягоньким и милым снаружи Чиву похожи, даже если сами этого не понимают. Лютые взгляды у них точь-в-точь одинаковые, уж Анко-то может это оценить со стороны. Она ловит взгляд женщины и выгибает бровь, почти не удивляясь, когда та подходит к ней. Стакан Аикавы почти полон. Не пьет, трезвенница проклятая, так, цедит приличия ради. Все же празднуют, веселятся; пускай организовали всё Генма с Аобой, а именинник так и норовит куда-то сделать ноги. Не выходит, потому что за ним тенью следуют Изумо и Котетсу. Они дурачьем только со стороны и кажутся, два жука хитрых. — Алкашня, — говорит Аикава, глядя на Анко. — Какое конкретно горе ты запивать решила? — Ой, мамочка, не грузи, — закатывается она глаза и чокается с Аикавой, дотягиваясь своим стаканом до ее. — Я же тебе не мешаю! — Пьяной ты становишься злее обычного, а стадий опьянения у тебя три. На второй ты веселая до истерики, на третьей — ищешь с кем подраться или потрахаться. Обычно, все же, подраться, — Анко правду слушать не нравится. Она хмурится, но тут же берет себя в руки и широко улыбается: — Тебя муж не удовлетворяет, что ли? Раз про секс заговорила? — Аикава закатывает глаза, поджимая губы в тонкую суровую линию. Ей такие шутки не нравятся, она всегда была ужасно серьезной. Анко помнит ее еще с академии: всегда ровная спина, словно палку проглотила, и била больно левой рукой, хотя сама правша. — Дать тебе пару советов? Или показать что-то могу, если хочешь! — Каких советов? Как проебать свою жизнь, потому что твой учитель оказался маньяком и мудаком? — Про Орочимару с Анко не говорят. Она моментально подбирается, но Аикава и бровью не ведет. — Нам с тобой почти по сорок лет. Пора научиться жить с тем, что мы не смогли убить. Анко смотрит на Аикаву и вливает в себя сакэ так, словно это простая вода. Не морщится даже. — Не понимаю, что в тебе нашел Ибики. Сука сукой, — выплевывает Анко. — Не говори со мной про Орочимару, иначе я возьму и гадость сделаю какую-нибудь. — Какую? Мужа моего соблазнишь? — закатывает глаза Аикава. — Да нахер мне твой муж, — огрызается Анко, окидывая взглядом всех собравшихся. Это было бы самым простым способом докопаться до Аикавы, но, во-первых, это действительно низко, во-вторых, Ибики не дастся, — она его очень хорошо знает же, — и, в-третьих, связываться с его злой по жизни женой Анко не хочет. Страшнее только кого-то из детей Аикавы обидеть, будь то их с Ибики приемный сын или один из ее учеников. — А вот… Гай. Твой драгоценный лучший друг! Аикава переводит взгляд на Гая. Смотрит несколько долгих мгновений, а потом тянется ладонью ко лбу Анко. — Да вроде не горишь, — задумчиво тянет она. — Ты решила запрыгнуть на хер Майто? Серьезно? Ты мало того, что от его силы юности не избавишься потом, так еще и, ну… — Аикава окидывает Анко красноречивым взглядом. — Не думаю, что ему будет интересно. — Всем интересно, — обиженно отзывается Анко и скидывает с себя жилет. Сетчатая майка мало что скрывает, но комплексов по поводу себя и своей фигуры у нее нет. Аикава выгибает тонкую бровь. — Спорим? — На что? — На желание. В рамках разумного, скучная ты стерва, — тут же добавляет Анко, прекрасно зная, что иначе Аикава не согласится. — У него потом спросишь, как все прошло. Про Аикаву Анко забывает очень быстро. Она окидывает веселого Гая взглядом, оценивая то, что он может ей предложить. Тело у него что надо, даже сломанная нога, которую уже никак не вылечить, не портит ничего: он умудряется поддерживать себя в форме, будто бы ему ничего не мешает. Ненормальный, но это даже хорошо. От нормальных ее воротит. Зачем ей кто-то нормальный, когда она сама безумная? — Ты долго будешь караулить нашего Хокаге? — спрашивает она, опускаясь к нему на колени так, как, как уже делала на свадьбе Накику и Сая. Сидеть на Гае удобно, как ни странно. — Нет бы кому-то еще внимание уделить. — Если ты хочешь, чтобы я уделил внимание тебе, то я всегда рад, — он смеется и обвивает ее крепкой рукой за талию. Больше дурачится, шутит с ней, ее флирт даже не воспринимая как что-то серьезное. Оно и понятно — Анко себя со всеми так ведет, будто только о сексе и думает постоянно. — Хочу, — она улыбается и царапает его ногтем по линии челюсти, скользит вниз к мощной шее и забирается под ворот зеленой водолазки. Какое счастье, что не трико, снимать его, с учетом перебинтованной ноги Гая, было бы сущим наказанием. Анко знает, что ему она не особо-то и мешает, но, все же, не хочет как-то задеть. Стягивать обтягивающую ткань с мужчины было бы неудобно. — Готов или боишься? В темных глаза Гая вспыхивает какая-то незнакомая Анко искра. Он азартный, это она всегда знала, но не думала, что сможет его зацепить. Пусть считает, что это просто ее желание избавиться от скуки. Пусть будет уверен, что это именно оно и есть. Анко не отходит от него до конца вечера, почти не слезает с его колен, откровенно трется и ерзает на нем, пользуясь тем, что на них особо не обращают внимания. Она касается губами его скулы, потом уха и остро кусает за мочку. — Докатишь нас к себе? — спрашивает она у него и хохочет, когда Гай трогается с места. — Могу к тебе, — говорит Гай, на одном из поворотов. — Ты пьяна. — Не настолько, чтобы не понимать, с кем я и чего хочу, — он слишком заботливый, поэтому она затыкает его поцелуем. Кусачим, мокрым, с языком, чтобы Гай отвлекся. Ей это и нужно, а не забота и какая-то доброта. Анко не может и не хочет позволять себе размокнуть. Анко хочет забыться в ком-то, потому что только тогда она становится свободной. Гай — именно то, что ей нужно, чтобы ни о чем не думать. Он именно то, что нужно, чтобы потом тяпнуть за бок Аикаву. Он сильный, пахнет свежескошенной травой и солнцем, у него твердое… примерно все. Анко забывается на нем, а потом и под ним. У нее из головы вылетает, что ей бы поаккуратнее с него ногой, но колено у него рабочее, так что он и в кровать ее вдавливает спокойно. Наверное, с него станется взять ее и у стены, стоя на одной ноге. Анко бы расхохоталась, представляя себе это, но рот ее занят хриплыми стонами, которые выбивает из нее Гай каждым мощными толчками. Она вообще занята им, и наутро у нее ноет все тело. Гай рядом с ней спит как убитый, а она вдруг замирает, рассматривая его. Гений-то может и Какаши, но вот это — какое-то произведение искусства, картинка из анатомического атласа. Странно, что она раньше об этом не задумывалась. Странно, что раньше не залезла ему в штаны. Странно, что вдруг думает о том, как он принес ей после секса воды и устроил рядом. Она была такая уставшая, что даже не ушла, а ведь собиралась. Где-то в животе подает признаки жизни та самая одинокая, давным-давно издохшая бабочка. Прежде, чем ее вялое копошение может превратиться во взмах дырявых крыльев, Анко сбегает. Позорно, но она никогда и не была по-настоящему смелой.Коноха. 13 февраля, 25 лет после рождения Наруто.
Spin — Happy together
+++
Куренай возвращается из академии, с облегчением скидывает обувь и проходит в гостиную. Тут она почти всегда может обнаружить одну и ту же картину: Чиву и Мираи, которую он забирает чуть раньше, чем-то заняты, а рядом с ними либо кто-то из их друзей старшего поколения, либо дети в разном составе и количестве. И только когда Чиву на миссиях — после их скромной свадьбы три года назад он берёт их всё реже — в их общем доме непривычно тихо и скучно. Куренай почти отвыкла от тишины. Что дома, что в академии, она всегда в окружении кого-то, и даже не может уже сказать, что ей это не нравится. Чиву очень общительный, куда общительней Асумы. Но сравнивать их ей и в голову не придёт: зачем, если они настолько разные? Асума давным-давно покинул этот мир, но они всей семьёй исправно приходят раз в год на его могилу, а Мираи даже чаще, потому что любит рассказывать папе о своих успехах в академии. Сегодня Чиву возится не столько с Мираи, сколько с Айриме и Боруто. Айро и Сарада, которые тоже у них в гостях, чинно сидят в углу, в сооружённом специально для них манеже. Когда мелких тут нет, он просто убирается на антресоль, но недалеко: детей Чиву любит и нянчится с ними регулярно, так что «заборчик» всегда должен быть под рукой. Боруто с Айри явно что-то не поделили, и Чиву с несчастным выражением лица пытается придумать, как бы их разнять так, чтобы никого не обидеть. Мираи за этой сценой наблюдает с весёлым ехидством, хоть и пытается делать вид, что читает учебник и делает домашнее задание. Обычно она выполняет всё сразу, быстро и хорошо: не только потому, что её мать — учительница, но и потому, что в таком случае она может провести время на улице со своей подружкой, дочерью соседей. До ужина они носятся по садикам, разделённым калиткой, играют в домике на клёне, растущем у них на заднем дворе, который два года назад соорудил для детей Чиву. Как бы ни шутили их друзья над «Чи-химе», Мицури — мастер на все руки, он не только востребованный писатель, музыкант и художник, но и что-то сделать своими руками для детей может. При этом, парадоксально, в доме он скорее мастер-ломастер, да и за порядком не сильно следит. Куренай, впрочем, не против заниматься бытовыми задачами, да и, если что, в помощь у неё всегда есть либо тот же Генма, либо её бывший сокомандник Райдо, когда не протирает штаны в Суне, либо Гай, либо кто-то ещё. Те же Киба и Шино. Шикамару и Рокудайме тоже бы прибежали по первому зову, но у них и без неё дел невпроворот. В последнее время к ней также всё чаще заглядывают Аикава и Ибики. С Нанасэ Куренай и Асума никогда не были дружны: слишком уж характеры разные. Однако, с Чиву та внезапно сильно сдружилась. Даже стала поклонницей его любовных романов, кто бы мог подумать. Куренай про себя посмеивается, но вслух, конечно, никак не комментирует: ссориться с гордой Нанасэ себе дороже, и Чиву расстроится. К тому же, они теперь коллеги: обе преподают в академии, так что и там пересекаются. Хорошо хоть та занята практикой, а Куренай — теорией, меньше поводов для споров. Она не успевает вмешаться, как раздаётся стук в дверь. Очередные гости. У них почти такой же проходной двор, как в мастерской, ничего не поделать: Куренай знала, за кого выходила замуж. — Привет, — Райдо клюёт её в щёку и сразу же переводит взгляд на возящегося с детьми Чиву. — Ого, сегодня у вас самые проблемные. — Самый проблемный — это ты, — ворчит Куренай, улыбаясь против воли. — Кто бы мне сказал, что ты станешь ловеласом, когда мы были в одной команде… — Эй, от меня никаких проблем, — напоминает Райдо уже не в первый раз. — Хватит уже, я ото всех наслушался комментариев уже по сотому кругу. Такое чувство, что все мои друзья считают традицией хотя бы раз в год напоминать. Завидуйте молча. — Да чему тут завидовать, — подаёт голос Чиву, жестами прося взрослых убраться на кухню, ну или куда-нибудь подальше от детских ушей. — Никак не осядешь на одном месте. Удивительно, что ты сегодня в Конохе. — А мне вот неудивительно тебя видеть с двойняшками Ритсуми, — фыркает Намиаши. — Куда в этот раз Кику-чан ускакала, и где Сай? — У них сегодня годовщина знакомства, они отправились к Умеко-сан на пару дней, — объясняет Чиву и тут же ойкает: Айри хватает того, что он отвлёкся на пару секунд, она кусает сначала Боруто, потом его, выдёргивает у Узумаки что-то из рук и быстрым каштаново-красным вихрем несётся в сторону комнаты Мираи под дикий хохот последней. — Что? — девочка ловит материнский взгляд, откладывает учебник и удобнее устраивается на диване. — Она смешная, прямо как енот. — Вот уж точное сравнение, — бурчит Чиву, пытаясь утешить расплакавшегося мальчика. — Ну что там у тебя за сокровище было? Я тебе лучше найду, договорились? Договориться у них получается только спустя двадцать минут; в течении которых Куренай и Райдо бессовестно оккупируют кухню, заваривая чай к принесённым Намиаши пирожным. Мираи забегает, чтобы съесть парочку, ещё одно берёт, чтобы выманить хитрую Айриме из комнаты, в которой та заперлась. Затем обещает посидеть часик с детьми, чтобы дать отдохнуть отчиму. — Я не так представлял себе участь дедушки, — жалуется Чиву, кладя в рот пирожное и блаженно жмурясь. Куренай тянется к нему и ласково дёргает за длинный белобрысый хвост. — Айри совсем не похожа на Кику-чан. — Ага, та сама в ужасе от дочери, — посмеивается Райдо. — Потому я и не хочу детей, а то вдруг вылезет такой же сюрприз. — Но она всё равно милая! — тут же кидается на защиту мелкой Мицури. — Просто к ней нужно найти подход. — Ага, — закатывает глаза Райдо. — Но она при этом всё равно всех искусает вдоль и поперёк. Мать щипается, эта кусается. Они похожи больше, чем ты думаешь. Куренай на самом деле очень рада, что Мираи никогда не была такой проблемной, как Айриме или тот же Боруто, с которым Хинате тоже бывает непросто. Бывшая Хьюга решила себя посвятить детям, полностью приостановив карьеру куноичи, хоть и не забыла, конечно, ни техник, ни способности вселять ужас своим решительным взглядом. Куренай ужасно гордится всеми своими учениками, но Хинатой особенно: она прошла долгий, извилистый и сложный путь, чтобы стать той, кто подарил будущему Хокаге двоих детей и всегда будет для него нерушимой опорой. Потому что в их паре именно Хината является тем самым стержнем, который держит на себе и дом, и даже мотивацию собственного мужа, который нет-нет, а начинает, прямо как Боруто, хныкать о том, сколько, оказывается, обязанностей и бумажной волокиты у главы деревни. В чём-то он остаётся наивным мальчиком, но ведь Хинате и эта его сторона очень нравится. Как Куренай нравится Чиву: и его артистичность, и мягкое сердце, вселенская доброта и всепрощение, и его же стальной, как у всех шиноби Конохи, стержень, который он не прочь продемонстрировать врагам. Вечером, когда Боруто забирает Хината, Сараду — Мебуки-сан, а двойняшек, наконец, удаётся уложить спать, они втроём — с Мираи, которая тоже уже клюёт носом, смотрят какой-то до ужаса ванильный фильм по новенькому телевизору. Чиву любит мелодрамы, утверждая, что они дают ему вдохновения не меньше, чем его семья. И Куренай, даже если и предпочитает что-то посерьёзней, не против и на чужие любовь и переживания посмотреть. А вот восьмилетней девочке такое не очень интересно, но ей тоже спать пора: завтрашние уроки никто не отменял. — У меня отпуск в конце следующего месяца, — шепчет Куренай, прижимаясь к мужу под одеялом. Чиву что-то черкает углём в блокноте, напевая себе под нос мотивчик из финальных титров фильма. — Оставим Мираи кому-нибудь, и тоже вдвоём съездим на источники Умеко-сан? Мы давно её не видели. — Можно, — Мицури отвлекается от рисунка, чтобы поцеловать её в макушку. — Но туда лучше на летних каникулах с Мираи съездить, мама будет счастлива её накормить и побаловать. А потом на Косен, можно вместе с командой, только надо Кику-чан отловить. — Представляю, какой там отдых будет с двойняшками, — закатывает глаза Куренай. — Но я не против. Райский остров — звучит замечательно. Жизнь иногда идёт совершенно не так, как ты задумываешь. Шиноби, чаще, чем кто бы то ни было, теряют близких. Мираи не повезло: она никогда не видела своего отца. Но он живёт в Хи но Иши, а ещё у неё всё-таки есть мама, есть замечательный отчим, есть целая деревня друзей и единомышленников. И поэтому им никогда не будут страшны удары судьбы, ведь вместе они выстоят перед любыми невзгодами. Особенно, зная, как нежно и преданно их любят.