возьми, если сможешь

Датч уезжает, чтобы через два дня вернуться в лагерь с ослепительной улыбкой и широко распростертыми руками прямо перед тем, как начинается свирепый проливной летний дождь. Он привозит для Молли букет цветов и новую золотую цепочку; если к этому и прилагаются извинения, Артур их не слышит. Молли принимает его дары сдержанно, тихим голосом произнося слова благодарности, прежде чем Датч тянет её в палатку со спешкой новоиспечённого жениха, почти подхватывая её на руки, чтобы быстрее занести внутрь. Артур наблюдает за всем этим из задней части своей повозки, где находит себе полезное занятие, состоящее в том, чтобы провести инвентаризацию всех боеприпасов в лагере. Оглядевшись вокруг, он замечает, что Хозия и Тилли тоже смотрят на завешенные створки палатки Датча; никто из них не выглядит обрадованным происходящим. Большая часть лагеря занята своими делами. Непогода благословенно охлаждает воздух, но ливень настолько сильный, что никуда не поехать верхом. С того места, где он стоит, Артур может видеть, как Чарльз устроился под навесом и мастерит стрелы, сосредоточенно хмурясь. — Как ты сказал? Ошибся кое в ком, а? Артур останавливается, стреляя глазами в сторону Чарльза. Билл прислонился к столбу его навеса, нетвердой хваткой держа бутылку в руке. Он слегка покачивается, отмечает Артур. Они стали больше ставить его в караул; в последнее время всё чаще когда Билл остаётся без дела, то коротает время за тем, чтобы увидеть дно очередной бутылки. Чарльз даже не отрывает взгляда от своего занятия. — Не думал перестать пить, Билл? — Думаю, у меня есть ощущение, в чём именно ты ошибся, парень. — Слова звучат масляно и плотоядно, по-видимому, это должно быть незаметно для остальных, но Биллу не хватает на это мозгов. Чарльз никак на это не реагирует, лишь закатывает глаза, откладывая в сторону готовую стрелу и принимаясь за новую. — Думаю, что это не твоё дело. — Думаю, я мог бы взяться за это дело и сделать его своим, — отвечает Билл, выпятив подбородок и надув грудь. Он наклоняется ближе к Чарльзу. Он выглядит нелепо: испачканная одежда, неряшливая борода, расфокусированные глаза из-за алкоголя. Артур не совсем понимает, о чём говорит Билл, но ему не нравится его поза, и ещё больше не нравится напряжение, расползающееся по спине Чарльза. — Протрезвей, Билл, — произносит Чарльз смертельно спокойно, но прекращает работать и смотрит на Билла в упор, сжав челюсть. — Уверен, что это именно то, что ты хочешь, чтобы я сделал? — спрашивает Билл, хохотнув и сделав ещё один глоток из бутылки. Он так скользит взглядом по телу Чарльза, что у Артура скручиваются внутренности. Билл продолжает: — Может когда-нибудь пойдём на охоту вместе. Уедем подальше за город на ночь или две. Останемся одни. — Он снова смеется, и его смех звучит алчно и жестоко. — Держу пари, тебе бы это понравилось, не правда ли, мистер Смит? Артур захлопывает коробку с патронами для дробовика и выходит под дождь. Достаточно. — Эй, Билл, — зовёт Артур громко и жизнерадостно, подходя к навесу и стремительно заходя внутрь. Здесь слишком тесно для трёх крупных мужчин, но это ещё полдела. — Пирсон искал тебя, ему нужна помощь с чисткой картошки для ужина. Билл ухмыляется, отходя назад. — Пусть кто-то из женщин занимается этим. Мы с Чарльзом разговариваем. — Это неправда, — говорит Чарльз, снова возвращаясь к стрелам. — Иди, Билл. Тебе лучше просто уйти. Било со злостью переводит взгляд с одного на другого, его черты искажаются ненавистью и обвинением. Он делает шаг назад и сплёвывает, едва не задев сапог Артура. — Ладно, я понял, ты, чертов пе—… — Ты уверен, что это то предложение, которое ты хотел бы закончить, Билл? — мягко говорит Чарльз. Его нож лежит приготовленный на столе перед ним; он использовал его, чтобы собирать стрелы. Билл, несмотря на то, как сильно он пьян, умудряется закрыть рот. Он усмехается и отворачивается, тяжело шагая по лужам грязи, образовавшимся в лагере. — Мне не нужна твоя помощь, чтобы справиться с чертовым Биллом Уильямсоном, — тихо произносит Чарльз, стоит Биллу исчезнуть под крышей фургона Пирсона. Он раздражённо смотрит на Артура краем глаза. — Я знаю, — бормочет Артур, чувствуя себя глупо. Чарльз не какой-то младенец, которого нужно опекать. Бог тому свидетель, не успело и трёх дней пройти, как Мика вернулся из тюрьмы и открыл свой поганый рот, а Чарльз уложил его прямо посреди лагеря. Удар был великолепен; Артур начал хихикать ещё до того, как тело Мики коснулось земли. — Мне просто… не понравилось, как он с тобой разговаривал, вот и всё. — Вот, — говорит Чарльз, протягивая Артуру сумку и указывая на перевёрнутый ящик. — Займись делом и рассортируй перья для оперения, как я тебе показывал. Артур приступает к делу, позволяя своему колену упираться в бедро Чарльза, пока он работает. Он знает Билла много лет; он не умный человек, и не особенно добрый, но он был достаточно надёжным, чтобы держать его в банде. Но оглядываясь назад, он не думает, что раньше слышал, чтобы Билл разговаривал с кем-то подобным образом — угрожающе, жадно и свысока. Определённо ни с кем-то из женщин, и уж точно ни с кем из мужчин, он не такой дурак. Это тревожит его больше, чем ему бы хотелось, и ему трудно понять, почему. Спустя долгое время Чарльз вздыхает и говорит: — Билл хочет кое-что. — М-м? Чарльз не смотрит на него, его внимание сосредоточено на стреле, к древку которой он прикрепляет перья. — Он хочет кое-что. И он сам не рад этому. И если нашёлся бы кто-то и дал ему то, что он хочет, я думаю, после того, как всё кончилось, его не заботила бы судьба этого человека. Он мог бы причинить ему боль. Словами или кулаками, а может, и тем и другим. — Чарльз поднимает глаза и красноречиво смотрит на Артура. — Я знал таких мужчин, как Билл Уильямсон. Он не из тех, кому бы я доверял. Артура тошнит. Наверное, от злости, отстранённо думает он. Или просто от отвращения. Он смотрит через весь лагерь на то место, где Билл хмуро чистит картошку и не забывает пить из бутылки, стоящей у его ног. — Знал таких, как он, м? — ровно говорит Артур. Чарльз издаёт смешок и качает головой. — В мире не так уж много Артуров Морганов, — с легкостью признаёт он. Артур фыркает, наконец отводя взгляд от Билла. — И слава Богу. Чарльз издаёт неопределённое мычание, заканчивая одну стрелу и начиная собирать другую. Тонкие и изящные и летящие прямо в яблочко, они всегда получались лучше, чем те несуразные, которые кое-как сооружает Артур. Артур следит за руками Чарльза, пока тот работает; Чарльз крепкий, высокий и широкоплечий, с тяжёлыми ладонями и крупными пальцами, но его движения ловкие и уверенные. Артур с трудом сглатывает пересохшим горлом только от одного этого зрелища, его щёки теплеют. — Ты пялишься, — негромко говорит Чарльз, взглянув на него. — Извини, — отвечает Артур, снова возвращаясь к сортировке и чистке перьев. Чарльзу наверняка не нужно, чтобы кто-то по-идиотски следил за ним, пока он пытался делать работу. — Я не против. Просто подумал, что ты должен знать, — Чарльз замолкает, прежде чем продолжить, аккуратно подбирая слова. — Сегодня по лагерю ходит много людей. Артур думает о мужчинах вроде Билла Уильямсона и том, как осторожно Чарльз первый раз коснулся его, внимательно ожидая реакции, как собака ждёт пинка в живот. Его рот кривится. — Пошли они все к черту, — уверенно произносит он. — Не вижу причину, по которой их мнение должно что-то значить. Чарльз поднимает брови, на его лице ясно читается удивление. Он быстро от него оправляется, придавая лицу более спокойное выражение, но Артур позволяет себе испытать миг довольства от того, что ему удалось его удивить. Чарльз настолько уравновешен, что приятно хотя бы раз видеть его выбитым из колеи. Обычно это Артуру приходится подбирать слова. — Я был ребёнком, — произносит вдруг Чарльз. К тому времени они работают в тишине уже минут двадцать. Когда Артур непонимающе хмурится, он показывает на свою щеку. — Мне было шестнадцать или семнадцать, теперь и не вспомню. Я работал на ранчо в Нью-Ганновере на время зимы. Сын владельца ранчо… — Чарльз, вздыхая, делает паузу. — Мы выпили. Из-за этого стали не такими осторожными, как должны быть. Его отец нас застукал. Парень запаниковал. Оттолкнул меня. Схватил бутылку из-под виски и… — он показывает жестом, как разбивает её о стол. — Я стоял на коленях, не смог выйти из зоны досягаемости так быстро, как нужно. Так что он порезал меня. Стеклом. — Господи, Чарльз. Чарльз пожимает плечами, внимательно осматривая стрелу, которую только что закончил. — Парень сказал отцу, что я… заставил его, — он договаривает предложение, с трудом выдавив из себя слова. — Пришлось бежать из города, украсть лошадь. Они бы линчевали меня, если смогли бы поймать. — Он откладывает стрелу и встряхивает головой, издав вздох. — Я не вспоминал это уже много лет. — Как называлось то ранчо? — спрашивает Артур низким и тихим голосом. Чарльз коротко смеётся, тряхнув головой. — Неважно. Парень наверняка всё ещё хромает, учитывая то, что я сделал с его коленной чашечкой. Артур обнаруживает, что снова смотрит на Билла, готовый его убить, наполненный яростью — уродливой, гневной и тлеющей, как горячий уголь в его груди. — Дай сюда, — произносит Чарльз, вытаскивая длинное гусиное перо из хватки Артура; он согнул его почти пополам, тонкое перо треснуло. Теперь оно не годится для оперения. — Прости, — бормочет Артур, извиняясь за это — и за тех безымянных трусов из прошлого Чарльза. Чарльз только качает головой. — Игнорируй Билла. Такие, как он…. тебе стоит избегать его. — На мгновение Чарльз приковывает Артура к земле взглядом. — И это не вопрос. — Я тебя понял, Господи Боже, — бубнит Артур, хрустя костяшками пальцев. Капли всё ещё беспощадно барабанят по земле, заливая тропинки, которые они протоптали по лагерю. Артур понимает, что думает про тот первый раз, когда Чарльз позволил ему взять себя — когда они были вынуждены снять комнату в салуне, чтобы переждать яростный летний шторм, так похожий на этот. Он помнит, как сильно хлестал дождь по кривым оконным рамам, превращая загород в размытое цветное пятно. Чарльз под ним тихо ругался и скручивал в кулаках простыни, без труда скользя на его член в легком, устойчивом ритме, который слишком быстро привёл Артура к оргазму. Он думает о том, каким скользким внутри был Чарльз, когда он вошёл в него пальцами после этого, о том, каким тяжёлым и подтекающим был его член у него во рту. Они были не только трусами, но и глупцами, — думает Артур, имея в виду всех мужчин, которые видели, как Чарльз вот так рассыпался перед ними на куски, и после этого нашли в себе силы совершить насилие. — Хватит копаться в своей голове, — едва слышно бормочет Чарльз, откладывая инструменты и стрелы. — Да, да, — соглашается Артур, поднимаясь на ноги. — Хотел бы вернуться в тот салун на востоке от Скарлетт Медоуз, помнишь такой? Чарльз улыбается собственным воспоминаниям, краем глаза глядя на Артура. — Да, — покладисто говорит он. — Я его помню. Какое-то время они продолжают стоять там, ухмыляясь друг другу, как дураки, прежде чем герр Штраус прерывает это молчание, осторожно ступая по лагерю и прижимая к груди учётную книгу, одетый в тяжёлый плащ. — Мистер Морган, мистер Смит, — приветствует их Штраус, спустив свои запотевшие очки к носу. — Полагаю, никто из вас сегодня не видел Мику? — Он утром уехал в Роудс, чтобы найти лекарство от кашля, — отвечает Чарльз, и Артур, ранее ничего не знавший об этом, слушает новость вместе с мистером Штраусом. Это началось у Мики ещё со времен их лагеря в нагорье Подкова: хрипы и кашель; кажется, что тяжёлый воздух Лемойна в последнее время только усугубил ситуацию. — Какая жалость, — вздыхает Штраус, опустив взгляд на свою учётную книгу. — Имеется пару клиентов, которые… не горят желанием платить по счетам. — Он смотрит на Артура с надеждой. — Разве только если вы свободны, чтобы… — Сейчас неподходящая погода для верховой езды, — отвечает Чарльз, прежде чем Артур успевает вставить хоть слово. — Мика сможет заняться этим, когда вернётся в лагерь и небо станет безоблачным. — Он обнажает зубы в плохой пародии на улыбку. — Просто подумайте, ваши проценты только вырастут, если подождать ещё пару дней. Штраус беспокойно ёрзает, глядя на них сквозь стёкла очков. Он напоминает Артуру птицу — своей покачивающейся головой и короткими, отрывистыми движениями. Кожаный плащ свисает с его узких плеч, как неопрятные крылья. Артур ловит себя на том, что вспоминает о долговязых стервятниках, целые мили преследующих раненое животное в ожидании того, пока силы оставят его и оно упадёт. — Я… Я полагаю, вы правы. Но… мистер Белл имеет тенденцию… быть чрезмерно усердным. — Штраус посмеивается. — Как я ему говорил, с трупа не стрясти денег, верно ведь? — Уверен, что Мика скоро вернётся, — говорит Чарльз. На какой-то миг Артур думает, что Штраус собирается попытаться оспорить слова Чарльза, что заставляет его почувствовать себя кретином, который стоит в стороне и наблюдает, как эти двое спорят из-за работы, которой должен заняться Артур, как будто он не в состоянии сам за себя говорить. Правда в том, что он не хочет выполнять эти поручения, но если и существует хороший или удачный способ сказать Штраусу о том, что его воротит от этой работы, Артур о нём не знает. Трусливо стоять здесь и позволять Чарльзу мерить взглядом Штрауса, но ему трудно найти в себе какие-нибудь возражения по этому поводу. В конце концов Штраус начинает нервничать под спокойным и уверенным взглядом Чарльза и бросает: — Я… Да. Уверен, вы правы. Доброго вечера, джентльмены, — прежде чем вернуться под свой навес, кинув беспокойный взгляд на них из-за плеча. — Мне не нужна твоя помощь, чтобы справиться с герром Штраусом, — говорит Артур, смотря на Чарльза. Чарльз выглядит так, как будто ни капельки не сожалеет о произошедшем. — Не думаю, что это правда. — Он поднимает глаза, чтобы встретиться взглядом с Артуром. — Ты ненавидел эту работу. И то правда, — думает Артур, хотя мысли об этом позорят его. Конечно, они все воры и убийцы, но было время, когда они убивали только тех, кто первым пытался убить их, и уводили кошельки и побрякушки у богачей. Они не забирали последнюю еду с полупустых столов и не наживались на слабых и отчаявшихся. Ради таких людей Датч и собирался переделать весь мир. Чёрт, однажды Датч избил Артура до полусмерти, когда тот был мальчишкой и вернулся в лагерь с последними монетами, которые отобрал у нищего. — Да, — соглашается Артур, сжимая и разжимая ладони в кулаки, думая о тех случаях, когда он бил ими лица людей, которые просто пытались обеспечить жизнь себе и своим семьям. — Это неприятная работа, но Штраус приносит деньги. Легальные деньги. Чарльз качает головой и отворачивается. — Это просто слова Датча твоими устами. Это бьёт ещё больнее, потому что он прав. Штраус поручил ему разобраться с дюжиной должников, разбросанных по Внутренним землям, и после был только счастлив забрать деньги и драгоценности из окровавленных рук Артура. Артур закончил работу и помалкивал, и пытался не думать о мольбах и слезах, когда дело было уже закрыто. Но то, чего он мог избежать в свете дня, всегда возвращалось к нему ночью — безжалостно, неумолимо. На нагорье Подкова работа наконец-то отошла к Мике. Они с Чарльзом в это время преследовали парочку преступников в поисках награды за головами в районе Гризли и позволили себе без нужды задержаться в их общей палатке почти на неделю после того, как выследили и убили последнюю цель. Артур пытался думать о своих обязанностях, о работе, которая ждала его в лагере, но эта ноша спадала с его плеч, когда они вместе ехали по тропе, охотились, занимались любовью и сидели в тишине в своём лагере, следя за заходом солнца. Одной ночью он проснулся, когда луна ещё висела высоко в небе, Чарльз спал рядом — с волосами, разметавшимися по его голой спине, со следом, который Артур оставил на его плече своим ртом, — и на долгие минуты Артур забыл, что по ту сторону палатки существовал мир, который от него что-то хотел. Он провёл ладонью по волосам Чарльза и разрешил себе притвориться, что, может быть, тех вещей, что от него хотел Чарльз, было достаточно, чтобы построить на этом жизнь. К тому времени, как они вернулись в лагерь, опоздав, но привезя с собой туго набитый кошелёк для шкатулки с пожертвованиями и достаточное количество оленины, чтобы пополнить лагерные запасы, Штраус переложил эту работу на Мику. Сейчас Артур просто фыркает, вглядываясь в плотную завесу дождя. Передача своих поручений таким мелким ублюдкам и кретинам вроде Мики не делает его хорошим или сильным. И было бы высокомерно считать, что существует работа, которая не подходит такому, как он, потому что её выполнение как-то задевает его достоинство, но эти дела, кажется, не особо тревожат гнилую душонку Мики, как постоянно тревожили Артура. Он беспокойно хрустит костяшками пальцев, останавливаясь только тогда, когда Чарльз суёт ему в руки бокал с виски. — Оставь это Мике, — бормочет Чарльз, потянув Артура вниз, чтобы тот сел рядом с ним, оставляя между их телами приличное расстояние в целых шесть дюймов. Вдали рокочет гром, за которым через несколько секунд следует вспышка молнии. В палатке Датча играет граммофон, от которого по воздуху разносится пронзительная мелодия, сейчас едва различимая из-за дождя. Чарльз сжимает ладонью здоровое плечо Артура, его большой палец интимно прижимается к его основанию шеи, мягко поглаживая позвоночник. — Такая работа не для хороших людей.               *               Постоянные неудачи и ухудшение их положения становятся привычным делом. Начиная с катастрофы в Блэкуотере и заканчивая кошмаром в Валентайне, потери Дженни, Дейви и Мака, безумный блеск в глазах Датча видится всё отчетливей и с каждым прожитым днем становится всё кровожаднее. Каждый день кажется, что они всё глубже погружаются в тюрьму из чужого помешательства. Эта истина причиняет боль, которую Артур теперь готов приветствовать и игнорировать. Оглядываясь назад, он думает, что это оцепенение сыграло с ним дурную шутку, наточив то лезвие, которое сразило его впоследствии. Через три ночи после шторма они собрались вокруг огня. Хавьер настроил гитару и теперь смеётся, перебирая струны. Это приятное зрелище, — замечает Артур, пока его карандаш висит в воздухе над практически готовой зарисовкой гагары, которую он заметил сегодня утром. Хавьер — хороший человек, верный Датчу, которому не выпало счастье родиться слепым и не замечать его безумие, как, кажется, это делают Билл, мистер Пирсон и мисс Гримшоу. Артур уверен, что это мучает его, заставляет проводить время в мрачной тишине и задумчивости. Хавьер хочет жить мечтой, рассказами о которой Датч подкупил его десять лет назад, считает Артур, а сейчас вынужден находиться в тисках между преданностью, упрямством и правдой, которую говорят ему собственные глаза. Это незавидная доля — кому, как не Артуру, об этом знать. Но прохладный воздух и самогон, который они увели из запасов Брейтуэйтов, похоже, отвлекли Хавьера от его раздумий. Подарив наверняка временное, но всё же веселье. Некоторые танцуют — Джон с Эбигейл, Чарльз с Тилли — смеясь и переговариваясь, кружась вокруг костра. Киран, весь красный, чопорно ведет в танце Мэри-Бет, чувствуя себя так же расслабленно, как человек с охапкой взрывчатки. — Если не можешь плясать нормально, лучше брось это занятие, О'Дрисколл, — глумится Шон. — Артур! Давай, пойдём потанцуем. Я даже позволю тебе вести. Артур показывает ему в ответ один палец, смотря поверх костра, посмеиваясь про себя, когда Шон пятится назад в притворной обиде. — Ты тяжёлый человек, Морган, — жалуется он. В следующую секунду на его лице появляется дьявольская улыбка и он обращается к Чарльзу: — Правда, Чарльз? Тяжёлый человек? Чарльз в ответ просто смотрит на Шона, приподняв брови, кружа Тилли в своих руках. Он открывает рот, чтобы что-то ответить, но… Крик. Раздаётся крик. Кричит Молли — понимает Артур в звенящей тишине, которая наступает после этого. Она всхлипывает, и, к своему ужасу, следующей вещью, которую Артур слышит, становится тяжелый звук удара о кожу. Она вываливается из палатки Датча в разорванном на плечах платье и пытается прикрыть обнажённую грудь. Её левая щека уже полностью красная, лицо бледное и всё в пятнах, и во взгляде читается животный страх. Она отползает назад, когда Датч наступает на неё, выходя из палатки, флегматично тряся ладонью. — Быть может, это научит тебя следить за своими чертовыми манерами, когда ты со мной разговариваешь, — говорит он низким пугающим голосом, из-за которого у Артура на затылке встают дыбом волосы. Датч смотрит на них, маленькую группку людей, совершенно не обеспокоенный тем, что они только что видели, и произносит: — Я направляюсь в Сан-Дени на встречу с Хозией. Вернусь через несколько дней. Мика, — зовёт он мелкого крысёныша с его койки, — со мной. Сейчас же. — Датч оглядывается через плечо на Молли, всё ещё лежащую на земле и плачущую, и добавляет: — Ради господа Бога, женщина, да приведи ты себя в порядок. Чарльз хватает Джона за ткань рубашки на спине, когда тот делает движение, чтобы догнать Датча у коновязи, почти трясясь от едва сдерживаемой ярости. Где-то начинает плакать Джек, задыхаясь от страха и неожиданности. К тому времени, как Артур оглядывается, Эбигейл и Мэри-Бет с Тилли уже успевают обернуть одеяло вокруг плеч Молли; они присели рядом с ней на землю и говорят тихими, мягкими голосами. Он смотрит, как Эбигейл прижимает лицо Молли к своему плечу, гладя её по волосам. Стоящий напротив Шон сплёвывает в огонь, всё веселье ушло из него, как из марионетки с перерезанными нитками. — Mierda, — бросает Хавьер, вцепившись в гриф гитары. — Датч же не ударил её? Он бы не… — Захлопни свой чёртов рот, Хавьер, — огрызается Шон. С неуместной агрессией, — отдалённо замечает Артур. — По-твоему, она что, поскользнулась? — Хватит, — отрезает Артур, наконец-то придя в себя от потрясения. Последнее, что сейчас нужно Молли, это ещё большее количество кричащих мужчин. — Вы оба. Хватит. Мужчины застывают у костра в каком-то ужасном параличе, в то время как женщины не перестают двигаться ни на минуту. Артур слышит, как Молли говорит: — Я просто хотела поговорить с ним… Мне не стоило—… Но Тилли помогает ей подняться на ноги, расправляет Молли платье и шепчет: — Я не собираюсь слушать, как вы вините себя, мисс О'Ши. Мэри-Бет, забери её вещи из палатки этого ублюдка, ладно? Сегодня она может переночевать с нами. Если ты не против, Молли. Молли кивает, утирая рукой глаза. Она поднимает голову и делает глубокий вдох, её рот сжимается с мрачной решимостью. — Спасибо, Тилли, я не против. Артур смотрит на Чарльза, который всё ещё не отрывает взгляда от тропы, ведущей из лагеря, но топот от копыт Графа уже давно стих.               *               За этим следует неспокойная ночь. Артур коротает долгие часы тем, что пялится в потолок, лёжа в своём фургоне. Он разбирает женские голоса посреди ночи, до него доносится даже несколько сдавленных смешков, оброненных сквозь слёзы. Должно быть, в какой-то момент сон всё же приходит к нему, потому что он помнит, как моргнул, а затем звуки мира сменились утренним щебетанием птиц. Лагерь покрывает густой туман, лениво плывущий полосками с озера, которые делают всё вокруг приглушённым и мягким. Несколько спокойных мгновений он задаётся вопросом, почему в том месте, где должен располагаться его желудок, лежит тяжёлый камень, а потом к нему возвращается память. Как бы то ни было, он почти упускает их. Тихие голоса, и единственный звук, который можно ещё расслышать — это звук закрепляемого снаряжения. Артур скидывает ноги с кровати и идёт к коновязи. Девочки, разумеется, уже там, Тилли держит поводья, пока Молли забирается на мустанга, которого Хавьер привёл в лагерь всего несколько дней назад. След на её щеке налился и превратился в тёмный очевидный синяк. — Утро, Артур, — говорит Эбигейл, передавая Молли какой-то свёрток. Мэри-Бет стоит неподалеку, завернувшись в шаль, спасаясь от утренней прохлады. — Утро, — тихо отвечает он. Молли неспеша поправляет юбки, но костяшки её рук, сжимающих поводья, белые от напряжения. Он замечает, что седельные сумки её лошади набиты битком, и все части картины встают на свои места. — Подожди секунду, — просит он, бегом возвращаясь к фургону и копаясь в своём сундуке у кровати. Он вытаскивает оттуда тяжёлую сумку и через минуту вновь оказывается на тропе. Он передаёт сумку Молли, которая наблюдает за ним с осторожностью. Он сильно откашливается, глядя на поляну. — Не сдал скупщику, — объясняет он, когда Молли открывает сумку и вытаскивает из неё тяжёлый золотой слиток. — Нашел его в… неважно, это не имеет значения. Молли всхлипывает, глядя на слиток, её красивый рот открывается от удивления. Артур похлопывает её лошадь по шее, чтобы чем-то занять свои руки. — Я бы отвёз это Шеймусу с Изумрудного ранчо. Скажи ему, что тебя прислали Артур и Хозия, — прибавляет он, сглатывая ком в горле. — Там же по пути находится железнодорожная станция, если… если ты ищешь там что-нибудь. Молли вздрагивает, прежде чем решительно кивнуть. Она опускает золотой слиток обратно в сумку. — Спасибо, Артур, — произносит она. Она прекрасная женщина, — думает он. Не обязательно добрая или простая в общении, но горячая сердцем, что Датч, кажется, даже не замечает. Тем хуже для него самого. — Ты лучший человек, чем заслуживает этот мерзавец. Они с девочками ещё долго стоят у коновязи после того, как Молли пришпоривает лошадь и отправляется по тропе, тишина, окутавшая их, кажется такой же осязаемой и густой, как туман. И впервые в жизни эти слова звучат как-то, что может быть правдой.