Ingannato

      Хотя, моё новое заточение довольно комфортное. У меня есть всё, начиная с минимального набора одежды в шкафу, заканчивая какими-то необычными масками для лица в шкафчике в ванной. Но меня это изводит. Решения так и нет, потому что нет никакой информации. Не могу рисковать… да я, вообще, не рискую. Раз только был, когда сбежал и…       — Босс ожидает тебя через полчаса на завтрак на нижней террасе у бассейна. Собирайся.       Дёргаюсь в кровати и приподнимаюсь на локтях, но главный уже ушёл.       Неожиданно.       На моём лице расцветает улыбка, и я выскакиваю из постели.       Утро. Наконец-то, всё закончилось. Быстро расчёсываю свои тёмные волосы, пытаюсь аккуратно уложить свои непослушные волосы, достаю из шкафа одежду и обуваю кеды. Одновременно, подпрыгивая на одной ноге, чищу зубы. Я так рад тому, что встречусь с Чонгуком, и мы сможем поговорить. Моё моральное и психологическое состояние практически в норме. Я могу трезво оценивать ситуацию. Надеюсь, в этот раз я его не разозлю, ведь Чонгук был ко мне так добр.       Главный возвращается. У меня нет часов в комнате, но я уверен, что прошло ровно тридцать минут.       — Доброе утро, — улыбаясь, говорю при виде его.       Он молча разворачивается. Спешу за ним следом. Может быть, он не в духе?       Мы выходим из спальни и идём по длинному, большому и светлому коридору с выходящими в него дверьми многочисленных комнат. Восхищённо оглядываю канделябры с электрическими свечами, огромные люстры на высоких потолках и богемную лепнину. Невероятно красиво. Большая и широкая лестница, выполненная в том же цвете, что и декор всего дома, а он невозможно роскошный. Точно Чонгук не какой-то офицер полиции. Его должность намного выше, раз он может себе позволить содержать такой особняк в идеальной чистоте.       Я поражен убранством дома, а когда мы минуем гостиную и выходим на улицу, то от яркого солнца мои глаза буквально слепнут на пару мгновений, а потом я издаю восхищённый вздох. Зелёные лужайки и садовники, ухаживающие за всевозможными цветами вокруг. Очень красиво.       Меня ведут дальше, и я замечаю развилку, мы сворачиваем направо, а там ещё две дороги. Территория огромная, и за ней нужно следить, а это стоит уйму денег.       Неприлично считать чужие финансы.       Одёргиваю себя и продолжаю изучать зелёные луга и просторы, пока мы не оказываемся невдалеке от места завтрака.       — Тебе туда, — сухо бросает Главный.       — Благодарю, — нараспев отвечаю.       Белоснежная скатерть так красиво контрастирует с окружающей зеленью и цветами, что сдержать восхищённые охи невозможно. Стол уже сервирован, только Чонгука нет. Так мило было с его стороны устроить пикник в саду для меня. После стольких дней темноты, страха и постоянно грозящей опасности я понимаю, что сейчас абсолютно расслаблен и готов к любым переговорам. Мне идут на уступки. Холят и лелеют…       Неожиданно слева раздаётся какой-то всплеск, и я поворачиваю голову на звук. Голубую гладь в длинном, мраморном бассейне разрывают мощные и сильные гребки.       — Божечки, — выдыхаю я.       Мне становится крайне неудобно рассматривать альфу, так чётко и быстро проплывающего бассейн. Но я смотрю. Не могу прекратить. Со мной случается что-то странное, потому что я впиваюсь взглядом в широкую спину пловца, в его длинные ноги и бугрящиеся мышцы, играющих в свете солнца каплями воды, стекающей по его телу. Вынырнув, он оказывается на поверхности, и наши взгляды встречаются.       Чонгук. Конечно, кто ещё может покорить и продемонстрировать такую выносливость. Длина бассейна не меньше пятидесяти метров, и он быстро проплыл её.       — Доброе утро, Белоснежка. Присоединишься? — облокачиваясь о бортик бассейна, Чонгук приподнимает уголок губ, а у меня воздух застревает в горле.       — Доброе утро, Чонгук. Благодарю за приглашение, но я не умею плавать. Негде было учиться, — отвечая, смачиваю губы языком и выдавливаю из себя улыбку.       — Что ж, тогда располагайся, я присоединюсь чуть позже, — Чонгук отталкивается ногами и вновь начинает поединок с водой.       Я отвожу взгляд, но он непроизвольно, клянусь, возвращается к бассейну. С невероятным интересом разглядываю Чонгука, точно и легко работающего руками. Большие и крепкие руки. Такие мышцы я только на картинках в журнале видел. А этот альфа из плоти и крови, да ещё и с благородной профессией, за что можно простить ему и жаргон.       Неповторимый человек.       Не могу скрыть своего восхищения Чонгуком. Улыбаясь, склоняю голову набок и отмечаю вновь и вновь, как превосходно он плавает. Закончив, как я подозреваю, свою тренировку, Чонгук даже не запыхался. К нему подходит главный и расправляет полотенце. Мышцы рук Чонгука напрягаются, когда он облокачивается на бортик и одним движением выпрыгивает из воды… голым!       — Господи, — охая, быстро отворачиваюсь. Он голый! То есть на нём даже плавок нет! Голый!       От вида голых, загорелых и накачанных ягодиц Чонгука покрываюсь огненной краской. Она обдаёт меня таким жаром, что даже дышать становится сложно.       Так, это его дом и его бассейн. Он может плавать в нём, как угодно. Но, а как же элементарные правила приличия? Видимо, такие богатые люди слишком сильно отличаются от нас, простых людей. Мой бывший даже спал в носках, объясняя это тем, что ему холодно. А здесь… голый… Боже мой!       Когда я слышу звук шагов, направляющихся к столику, то крепче сжимаю руки под столом, умоляя, чтобы Чонгук хотя бы полотенце набросил на себя, а не просто сел голым напротив меня. Это же… я даже найти слов в уме не могу. Мне безумно некомфортно от того, что я увидел. Неужели, нет ни грамма стыда?       — Всё в порядке? Ты чувствуешь себя хорошо? Нет аллергии на солнце?       Вскидываю голову так резко, что нечаянно прикусываю язык и издаю стон.       — Идеальное утро. Стоны омеги – самое лучшее приветствие и ответ на вопросы альфы. Не так ли, парни?       В ответ на слова Чонгука раздаётся смех. У него, действительно, странное чувство юмора, но зато он в халате. Теперь я готов простить ему всё, ведь приличия соблюдены, и мне немного проще смотреть на него. Хотя… до чего же красив.       В темноте спальни при скудном свете ламп, да ещё и в своём затравленном состоянии, у меня не было возможности получше рассмотреть нового знакомого. Теперь же, находясь так близко к нему, восхищаюсь мужественной и довольно опасной красотой. Даже немного крупный нос его не портит.       — Белоснежка, просыпайся. Гномы уже состарились, пока ждали, когда ты придёшь в себя, а принц ускакал к другой, — произносит Чонгук и несколько раз щёлкает загорелыми пальцами в воздухе, и я часто моргаю.       — Прости меня за затянувшееся молчание. Я немного задумался, — отвечаю, нервно улыбаясь ему, и опускаю смущённый взгляд.       — В твоей голове, наконец-то, появились аморальные мысли, Белоснежка?       Хмурюсь и бросаю взгляд на Чонгука. Он словно высмеивает что-то, но я не понимаю что.       — Эм… я… для начала хотел бы всех вас поблагодарить, — да, лучше показать всем этим людям, что я, действительно, всем сердцем рада тому, что они оказались рядом и спасли меня из грозящего чудовищного рабства.       — Вы настолько добры ко мне. А этот дом… он потрясающий. Сад невероятной красоты и так много зелени, как будто я вновь оказался в Корее. Вы очень великодушны. Все, — добавляю я с широкой улыбкой. Лицо Чонгука принимает странное выражение. Он, словно три лимона подряд съел.       — Хм, то есть ты сделал вывод о нашем великодушии по величине дома и количеству зелени вокруг него? — спрашивая, бросает вопросительный взгляд на своих людей, стоящих в метре от столика с такими же странными выражениями на лицах, как секунду назад было у Чонгука.       — Ох, нет-нет. Я просто собирался с мыслями, — отвечая, дарю им улыбку. Конечно, они не поняли меня.       — Я имел в виду, что вы очень гостеприимны, и у вас большие добрые сердца. Не каждый человек, даже будучи полицейским, так приветливо будет заботиться о таком, как я. Тем более, если учесть, что вы не обязаны со мной нянчиться, а всё же предоставили мне кров, одежду, еду и доброе отношение. Вы кормите меня очень дорогими и качественными продуктами, а также заменили зеркало, которое я разбил… простите меня за это, я был очень напуган. Да и, вообще, ваше отношение ко мне, особенно твоё, Чонгук, вызывает внутри меня невероятное восхищение и благодарность. Спасибо вам за гостеприимство и терпение ко мне. Я знаю, что все ваши благие поступки по отношению ко мне, вернутся вам с огромной добротой и силой благодарности, — замолкаю, ещё шире улыбаясь.       Чонгук поворачивает голову вбок.       — Босс, это не я. Своими яйцами отвечаю, ничего не подсыпал ему, — быстро произносит главный.       Озадаченно приоткрываю губы, издавая неслышный вздох.       — Охренеть, — Чонгук закатывает глаза и возвращает свой взгляд на меня. — Ты что, на полном серьёзе?       — Конечно. Если бы правила приличия позволяли, то я бы даже обнял тебя, чтобы доказать, как сильно благодарен тебе, Чонгук, — киваю.       Он шумно вздыхает и проводит ладонью по волосам, почёсывая затылок.       Почему такая странная реакция на мои слова? Я же искренне сказал всё это и ни капли не врал. Видимо, они просто не привыкли к благодарности людей, ведь они потребители. Только «дай, дай, дай»… как печально.       — Ты ходил в воскресную школу? Такую, которая при церкви? Или была в этих… как их… закрытых школах для омег, которых готовили в принцессы?       — Я ходил в обычную школу. Самую обычную, но родители меня хорошо воспитали и привили мне основы этикета. У нас простая семья. Ничего особенного, — с улыбкой отвечаю.       Чонгуку приносят кофе и завтрак, как и для меня. Альфы, здесь находятся исключительно альфы, я это заметил, расставляют тарелки.       Делаю глоток кофе после Чонгука и наслаждаюсь вкусом. Хотя я люблю больше чай, но кофе тоже хорош. Всё хорошо. На самом деле ведь всё хорошо. Меня защитили. Я справился с побегом. Впервые рискнул, и мне попались добрые люди. Немного странные, но у каждого есть право на самовыражение. Так что всё хорошо…       — Ты девственник, Белоснежка?       Вздрагиваю от неуместного вопроса и нечаянно обжигаю нижнюю губу.       — Прости? — хватая салфетку, прижимаю её к губам и озадаченно смотрю на хмурого Чонгука.       — Ты трахался когда-нибудь? Раздвигал ноги? Стоял раком? Сосал? Дрочил? Мастурбировал? Орал от оргазма? Хоть что-то из этого?       Мой рот приоткрывается от вульгарности его тона и слов. Но я профессионал. Беру себя в руки, но всё же краска стыда снова появляется на щеках. И его голос был громким. Это слышали другие люди. Как так можно?       — Хм, приношу свои извинения, Чонгук, но это довольно деликатный и личный вопрос, — отвечаю и, прочищая горло, кошусь на прыскающих от смеха альф. Почему они всё ещё здесь?       — Тебя насиловали в клетке? — Чонгук не сдаётся, отчего я уже теряю всё самообладание. Это ведь невежливо!       — Нет. Я уже говорил. Ничего подобного не было, но он обещал это сделать, если я не соглашусь на его условия, — с глубоким вдохом отвечаю. — Но могу добавить, что не имею ничего против интимных отношений до брака, — быстро произношу. Надеюсь, этого хватит, чтобы закрыть данную тему.       Чонгук делает глоток кофе, не сводя с меня глаз, отчего становится не по себе. Я даже свой взгляд от его лица отвести не могу, он словно приковывает к себе и лишает воли.       — То есть тебя хреново трахали. Так бы сразу и сказал, Белоснежка, — усмехаясь, наблюдает за моей реакцией. Странный альфа. Вроде бы хороший, но всё же есть в нём чертовщина какая-то.       — Я, вообще, не обязан об этом говорить. Крайне невоспитанно спрашивать о подобном незнакомого человека, тем более омегу…       — Тебя очень хреново трахали, — перебивая, растягивает слова и довольно улыбается.       — Можно найти слова и поприличнее, знаешь ли. Не стоит постоянно показывать своё… хм, свободное отношение к этикету. И если на то пошло, то у меня был жених. Мы расстались, когда мне пришлось уволиться. Мы жили вместе с ним. И раз тебе настолько интересно знать, то да, между нами была интимная связь, — раздражённо огрызаюсь и занимаю рот кофе.       Невозможный человек!       Надежда на то, что этот неприятный разговор прекратится, просто исчезает, когда все находящиеся здесь альфы смеются. Они откровенно насмехаются надо мной. Но что не так? Почему они позволяют себе такое?       От обиды поджимаю губы и сглатываю неприятный ком в горле.       — Что такого смешного для вас я сказал, если вы прямо в моём присутствии высмеиваете меня? — тихо спрашиваю.       Чонгук резко поднимает руку и сжимает её в кулак. Смех сразу же прекращается.       — Мне неприятно, что вы так поступаете со мной. Я ведь ничего плохого вам не сделал, а чувствую себя так, словно меня прилюдно унижают, — добавляю, поднимая взгляд на Чонгука.       — Я стараюсь быть лояльным к твоему жаргону, но терпеть подобное отношение к себе не собираюсь. Между нами нет никаких личных отношений, есть только дело, и я бы предпочел говорить исключительно о нём. В данный момент моё хорошее отношение к тебе стремительно близится к отметке ноль. Мало того, что ты специально говоришь грубости, так ещё и эти люди поддакивают тебе, буквально втаптывая меня в грязь. Мне двадцать восемь лет, я уже не маленький мальчик, чтобы позволять людям подобное. Да, вы все помогли мне, но это не лишает меня права заступаться за себя. Может быть, я не много знаю о вашем обществе, но уверен, что вежливость и приличия никто не отменял ни в одной стране. Так что, будь добр, Чонгук, прояви уважение ко мне, как к собеседнику. Спасибо, — произношу и, гордо вздёрнув подбородок, уверенно смотрю ему в глаза.       На самом деле всё это глупая бравада. Мне страшно. Внутри меня с каждой минутой растёт странный, непонятный ком из нервозности и опасений. В то же время мне стыдно за свой словесный порыв. Я не имею права так говорить, но ведь и они не имеют права насмехаться надо мной. Надеюсь, что мне не выйдет это боком. Свежи ещё воспоминания… они в моей голове. Они в каждом глотке свежего воздуха. Они невидимое клеймо на моей коже. Грязь. Хотя я принимал душ, но отмыться от смрада и вони экскрементов не в силах. Я просто так… запутался и до сих пор испуган. Возможно, нахожусь в затянувшемся шоке, потому что со мной столько событий не случалось никогда.       Я боюсь… даже Чонгука.       До меня неожиданно дошло, что я перегнул палку. От них сейчас зависит моя жизнь. От моего поведения зависит моя семья. Всё зависит от этих людей. А я…       — Не смей!       Вздрагиваю, когда Чонгук изо всех сил швыряет кружку рядом со столиком, прямо на мраморный пол.       Меня парализует от страха. Вжимаюсь в стул и с ужасом смотрю на перекошенное яростью лицо Чонгука.       — Не смей, Белоснежка. Не смей, — уже тише повторяет он, указывая на меня пальцем.       — Что… я… не понимаю… ты меня… пугаешь, — выдавливаю из себя.       С рыком Чонгука дёргает головой, словно настоящее животное. Он скалится и резко поднимается со стула. Один вдох. Моя грудь под хлопковой футболкой вздымается лишь раз, как он уже достигает цели. Нависает надо мной. Аромат кондиционера для белья, исходящий от его белоснежного халата, слабый запах хлорированной воды и кофейный запах Чонгука обдают моё лицо. Он склоняется надо мной. Пальцами грубо хватает меня за подбородок, а я сделать ничего не могу. Со страхом смотрю в его потемневшие глаза. Зрачки расширены, и он зол на меня по понятным причинам.       — Не смей снова накрывать себя грёбаной раковиной воспитания, понял? Со мной его никогда не было и не будет. Всё это хрень собачья. Ясно?       Сглатываю, быстро моргая.       — Ты выразил своё мнение, показал характер. Вот. Вот что важно в этом блядском мире, Белоснежка, — его голос становится тише, но такой же твёрдый, как и раньше. И хватка на моих щеках ослабевает. — Борьба за свою жизнь, отстаивание своего мнения, желание не сдаваться — это помогло тебе сбежать, обманув тех, кого раньше невозможно было обмануть. Вот! Слышал? Вот это и спасло тебя в тот раз и сегодня. Характер. Остальное дерьмо. Запомни, не смей извиняться, даже если не прав. Не смей никому показывать своё воспитание. Иначе ты сдохнешь. Мне бы этого не хотелось. Теперь ты понял, как надо жить начиная с этого момента?       Ничего не понял, но киваю. Я обманываю его и пусть… зато сохраню себе жизнь. Слова Чонгука для меня просто непонятны.       На лице Чонгука появляется улыбка. Наконец-то, всё закончилось…       — Я, мать твою, что сказал тебе? Не ври мне!       Дёргаюсь всем телом, когда он снова хватает меня за лицо ещё больнее, чем в первый раз.       — Не будешь со мной честен, будет больно. Такой принцип. Не будешь слушать меня, будет больно. Не отбросишь всю эту хрень, которую вдолбили в твою голову, будет больно. А боль я причинять умею, — рычит он и ещё ниже склоняется надо мной.       — Я не понимаю… не понимаю… прости… я не понимаю… — едва могу выдохнуть.       Из его приоткрытых губ доносится кофейный аромат. Резко очерченные скулы приподнимаются, а затем его глаза становятся светлее.       — Вот так лучше. Намного лучше. Я научу тебя, Белоснежка, — его большой палец надавливает на мои губы. Он сминает их, проводя из стороны в сторону. Боже мой… мне становится плохо. Очень плохо… голова начинает кружиться. Я вижу только его лицо и буквально теряю рассудок.       — Всё у тебя получится. Но со мной твои выкрутасы не пройдут. Запомни. Нарушишь мои правила — я накажу тебя, Белоснежка, — он хмыкает и щёлкает меня по носу, словно ничего странного не случилось.       Господи, куда я снова попал? И кто этот человек на самом деле? Какая из его улыбок была настоящей? И сколько правил теперь будет, чтобы выжить?