Наши страхи

      Юноша сидел у гранитной плиты и, цепляясь взглядом за сухую, безжизненную траву, ногами царапал влажную землю. Засохшие, жёлтые пыри (вид травы) растянулись по маленькому участку, огороженному невысоким заборчиком без дверцы. На холме стояло дерево. Дальше древа ничего не видно: лёгкий туман ещё не рассеялся, а воздух щекотал нос. На плите надгробия у самой земли, поселилась одна трещина. Эта трещина, как клеймо, засела в сердце юноши, она служила напоминанием тому, что когда-то он сломал чью-то жизнь.       — Кто это? — Свон стоял, облокотившись на маленький заборчик.       Соня наконец повернулся и взглянул на друга: тот молчал. Кажется, он пожалел о своём вопросе.       Соня тихонько опустил голову.       — Это моя сестра.       — У тебя была сестра?!       Соня накрутил на палец сухую траву, задумчиво наклонив голову, он всё старался подобрать слова, чтоб начать свой рассказ. Приоткрыв рот, юноша снова взглянул на могильную плиту, на которой жирным шрифтом было написано: 12.06.2015 — 23.12. 2015.       Воспоминание четвёртое.       Соня сидел на кухне и слушал, как скрипит лук под тонким лезвием ножа. Это няня готовила салат. Няня появилась в их доме несколько месяцев назад. И тогда мать ушла. Сонечка часто спрашивал Хлою, где так долго пропадает мама. Но в отместку нянечка качала головой. «Когда вернётся, узнаешь!» — говорила она. Хлоя не нравилась Соне, хоть она была молода и красива, она была строгой, а иногда жестокой. Как-то раз за то, что Соня не смыл за собой в унитазе, Хлоя на весь день поставила его в угол. Но сегодня, двадцатого июня, мама наконец-то должна была вернуться домой.       — Но когда она уже придёт?       — Скоро! — рявкнула Хлоя. — В три часа.       — В три часа? Это когда? А сколько сейчас?       — Двенадцать! Что ты ко мне пристал? Вон, иди лучше поиграй в машинки.       Соня надул губу и поплёлся к себе в комнату.       Схватив цветные карандаши и тетрадь, он долгое время думал, что же такого нарисовать, чтобы удивить всех.       Почесав затылок, мальчишка бросил взгляд на синюю розу. Именно такой рисунок был на обоях в его комнате (синяя роза на голубом фоне). Соня долго рисовал, а когда закончил, улыбка скользнула по его щекам. Он соскочил с места и побежал к Хлое.       — Но что ещё тебе? — спросила девушка, когда Соня подбежал к ней. Он поднял вверх рисунок и как церковная обезьянка начал скакать на одной ноге.       — Смотри! — кричал он.       — Ага, — задрав нос произнесла девушка.       — Ага? Ага…       Такой ответ не устраивал Соню. Ещё час мальчик проходил по дому, поднимаясь с первого этажа на второй, словно мышка. Наблюдал в окно со своей комнаты. Снова возвращался к карандашам.       Время так подло шло медленно. Ужасно медленно!       Когда домашний телефон затрясся, загудел, запел, Хлоя выкрикнула:       — Иду-иду!       Соня, соскочив с места, помчался к входной двери.       Матушка выглядела так, словно её улыбка заменила тёплый, наполненный радостью день.       По её бледным, покрытым веснушками, плечам сползали лямки бюстгальтера. Она была облачена в бежевое платье. Высокий хвост на голове, а ещё… В руках она держала маленький розовый свёрток.       В горле Сони запершило, он быстро захлопал ресницами.       «Это что ещё такое?»       — О, мисс, по вам даже не скажешь, что вы после родов! — вымолвила Хлоя.       «Родов?»       — У нас был долгий путь, мы кое-как дождались такси. О, познакомься, — она слегка наклонилась. — Это Лиза.       С момента, как в нежно-голубом домике вновь появились младенческие крики, прошло два месяца.       Мать всё свое время уделяла малышке. Громкие крики Лизы по ночам выводили из себя Соню. Он всё никак не мог понять, как можно цепляться к тому, кто может только ныть, да гадить. Лиза поселилась в маминой спальне. Её маленькая розовенькая кроватка, расписанная в ручную сказочными персонажами, мелодично давила на нервы парня. Зачем ей такая роспись? Она ведь даже не понимает, что к чему!       Дом быстро наполнился игрушками. А в одинокой комнате, Соня и позабыл, когда в последний раз мать будила его по утрам, читала на ночь сказку и целовала в лоб.       — Мам, а Лиза теперь у нас навсегда? — спросил Соня, пережёвывая булку.       — Да, навсегда.       — А ты не можешь её обратно вернуть, там откуда взяла?       Мать косо посмотрела на сына. В последнее время она стала вспыльчивой.       — Может мне тебя вернуть? — в её голосе читались нотки угрозы и ненависти.       Соня прикусил губу. А мать, сощурив взгляд, отпила свой кофе.       Они молчали, словно не знали слов. Соня решил, что, возможно, мама больше его не любит. Теперь он не единственный ребёнок в семье. Соня взглянул на маленькое окошечко, у самого потолка: седой туман ложился на город, а по стеклу окна стекали капли росы.       Проснувшись, Лиза сообщила об это громкими воплями. От них Соня даже вздрогнул. А мать, не допив свой кофе, бросилась к дочери.       «Вот как, а как же я?»       Следующая ночь наполнилась, особым дождём. По старому дереву, напротив окна, били белые шарики вместе с дождём. В школе на биологии рассказывали, что такое явление называется градом. Хоть что-то пригодилось Соне из школьных знаний. Туман рассеивался, но не исчезал. Гром сотрясал город, а молния ступала на землю. В такую погоду Соня, спотыкаясь, бежал к матери, она согревала его поцелуем и, крепко обнимая, прижимала к себе. Вот только сегодня, она прижимала к себе Лизу.       Беспокойные мысли трещали в голове, вынуждая Соню тихонько всхлипывать. Он натянул одеяло и завернулся, как гусеница в кокон. Мать не раз бросала на него злой взгляд после появления Лизы. И это ещё больше вызывало негативные мысли.       «Теперь после появления соплячки, мама продаст меня арабам? Как в фильмах», — думал Соня. Он не мог уснуть, и пусть дождь потихоньку стихал.       Ноги сводило, по ним с игольчатой болью пробежали мурашки, тонкие ручки сцепились на груди.       Как только Соня совсем отчаялся уснуть, приподнялся на локтях и взглянул сначала на окно, затем оглядел всю комнату. «А где же зайка?» Прислонив ладонь к щеке, он стал тише дышать. «Меня же не схватит бабайка, если я встану с кровати?»       Надув щёки и преумерив страх, Соня нырнул в тёмный коридор.       — Мам? — произнёс он, приоткрывая дверь.       В комнате матери горел свет. А тонкие тени гуляли на полу.       Мать ходила по комнате, припевая, укачивала малыша.       Соню потрясло не это, а то, что Лиза держа голубого зайку за ухо, играла с ним. Его зайку!       Глаза вдруг расширились, Соня ощутил тёплые мурашки, со временем они, набирая оборот, превратились в дикий жар, который распространился по всему телу. Кровь закипела в венах, вытянувшись и посинев.       Мальчик шагнул вперед, его шаги были тяжёлыми, они эхом раздавались по комнате и, казалось, даже они проникли в коридор.       Мать бросила на него быстрый взгляд.       — Что случилось? — спросила она.       Но Соня не слышал, ладони его вспотели, а глаз подёргивался.       Как она посмела? Забрать последнее, что осталось у него.       С налёту мальчик вцепился в зайку. Мать, распахнув рот, бешено выпучила глаза. Маленькие ручки Лизы не удержали игрушку.       Соня обнял зайку.       — Что это ты делаешь? — мать грозно прошипела, а Лиза, хмуря нос, громко зарыдала.       — Это подарок бабушки! Она ведь могла его порвать! — выкрикнул Соня, топнув ногой.       — Да что с тобой? Тебе уже не пять, чтобы в игрушки играть! Тебе уже скоро десять! — мать кричала, так, что, когда она открывала рот, толстая полоска слюны натягивалась на зубы.       — Я им не играю! Это память, о бабушке! Она была у меня всего одна!       — Криво связанный заяц — единственное, что могла дать тебе немощная старуха!       — Я не ты! В отличие от тебя, я не бросил мать и родную страну, ради богатого мужика! За письку и деньги продалась!       Сначала повисла пауза.       Во взгляде матери мелькнули искорки, она словно собрала всю свою ненависть и злобу в одном своём взгляде. Соня невольно прокусил губу, он застыл в ожидании того, что будет дальше.       Молодые морщинки блеснули на лбу мамы. Она сквозь зубы прошептала.       — Благодари бога, за то, что у меня Лиза на руках.       Соня отступил назад, он быстро мелькнул к двери и скрылся за ней.       «И чего ты добился?» — глушила совесть.       В холодной постели под пения дождя, Соня стирает слёзы с щёк и, перебирая ногами, вспоминает все прошлые обиды.                               ***       Всю неделю Соня с мамой держались отстранённо, изредка они встречались за кухонным столом. Мать смотрела на сына так, что и без ясновидящей было ясно: она ждёт, когда перед ней извинятся. Но Соня не считал себя виноватым, конечно, ему хотелось наладить отношения с матерью и он жалел о сказанном в её адрес. Но ведь это правда... Да и что изменилось, если бы он попросил прощения? В груди маленькое сердечко завывало от тоски, а голова подсказывала, что как раньше теперь не будет. Теперь он сам по себе.       Ранним утром в четверг Соня проснулся от чьих-то громких шагов в коридоре. Потерев глаза, он соскочил с кровати, таща за собой за лапу зайку.       За дверью спальни эхом ударялись о стены высокие голоса.       Лениво потянувшись, Соня выглянул за дверь. По коридору, направляясь к лестнице, прошёл мужчина в белом халате.       «Это что? Врач?»       Его пальцы вцепились в ручку красного чемодана.       «Не тяжело ли ему?»       Вслед за мужчиной появилась и мать, она была облачена в чёрное легкое пальто, коса заплетённая набок, к себе она прижимала розовый свёрток — Лизу. Кажись, не заметила мальчишку. Мать так сильно натянула на себя дверь, что Соня чуть было не повалился на пол. Мать всё же застала сына.       — Одевайся! — грубо сказала она.       — Зачем?       — Жду тебя внизу на всё про всё тебе даётся пять минут, время пошло! — сказала она и хлопнула дверью перед сыном.       Соня быстро натянул первые попавшиеся вещи: футболку в чёрно-белую полоску и спортивные штаны.       У дома стояла машина скорой помощи. Рядом с ней находилась мисс Анжела. Как только мальчик раскрыл рот, чтобы задать вопрос, скорая умчалась, поднимая пыль.       Анжела — старушка живущая в доме напротив. Её спутанные седые волосы спадали по плечам и лбу, даже издалека Соня вполне мог разглядеть её каждую морщинку.       — Что случилось? Где мама? — спросил он, подбегая к Анжеле.       Но вместо ответа, она приложила ладонь к щеке и покачала головой. Казалось, она была потрясена не меньше Сони.       Анжела отвела мальчика к себе во двор. Там стояли качели и розовая палатка с Барби. Дети у Анжелы давно выросли. Одинокая старушка, тихо вздыхая под окном, ждала выходных. На выходные приезжали внуки, оповещая всю улицу, они были шумными, пакостливыми.       Соня поник: он никак не мог вообразить, что же случилось. Он просидел час-другой, а матери и Лизы всё не было.       Анжела частенько подходила к мальчику, спрашивала не голоден ли он, иногда она присаживалась рядышком и рассказывала что-то там про своих внуков. Мысли мальчика были громче слов старушки.       — Ага…— Соня безразлично произносил каждый раз, когда Анжела делала паузу.       Мать вернулась поникшей. Они с Лизой приехали на жёлтом такси. Казалось, тёмные тучи повисли над голубым домиком, скрывая всю пережитую когда-то в нём радость.       Соня забежал к себе домой, взяв слово с Анжелы, что после расскажет всё, что случилось.       Лиза спала в своей кроватке, а мать, сидя на кресле, уставилась в одну точку. Она выглядела, как человек, который утратил все краски жизни: потерянный взгляд, тени усталости на губах и поникшие плечи. Её свежие морщинки нередко подёргивались. Соне всегда казалось, что для мамы не существует ничего, что могло бы её подавить, сломать. Оказывается, есть.       — Что случилось?       Мать покосилась на сына, прикрывая глаза, она произнесла:       — Ничего.       — А почему скорая приезжала, у тебя что-то болит?       Но вместо ответа мать тихонько вздохнула.              Вечером к матери пришла Анжела. Видимо, терпения ждать, когда Соня придёт и выложит всю суть произошедшего, у неё не хватило.       Тогда мальчик скользнув вниз по ступенькам, притаился, как хищник.       Анжела задавала матери вопросы, а та с неохотой отвечала.       — У Лизочки астма.       — В таком раннем возрасте? Да быть такого не может!       Соня не видел выражения лица матери, но отчего-то понимал, что она опечалена.       — Врач сказал, что проявляться астматические симптомы могут даже у детей младше года.       — Но почему? А по генам эта болезнь не передаётся? У твоего муженька вроде нет астмы. Или…       Соня тихонько дал задний ход.       «Это значит, что Лиза может умереть?»       После смерти бабушки, мальчик частенько задумывался о смерти и о том, что будет после неё. Новое начало? Или сущая темнота? Бабуля постоянно говорила о перерождении, она была уверена, что душ так много, что создавать новые было бы не совсем логично. Куда проще перенаправить старую душу в новое вместилище, чем создать новую.       «А что будет с Лизой, если она умрёт? Что будет с матерью?»       В детский кровати, лежала крохотная девочка. Нет, она не спала, а задорно посматривала на потолок и кому-то улыбалась.       Соня, склонив голову над кроваткой, уставился на сестру. Его чёрные локоны свисали, словно пытались дотянуться до малышки. Он ещё никогда так долго не смотрел на сестру. Раньше она казалась ему мешком с костями, который может только плакать.       У неё были карие глаза, сморщенная, розоватая кожа и родинка у левого глаза.       — На сестру пришёл посмотреть?       Соня вздрогнул.       Мать улыбалась, её уголки губ подрагивали. Женщина посмотрела на малышку, а после принялась искать что-то в большом шкафу.       Соня икнул, он набрал воздуха в рот, а когда выдохнул произнёс:       — А Лиза может умереть?       Мать застыла, по её лбу скатилась капля пота.       — Кто тебе такое сказал? — строго спросила она.       «Кажется, она до сих пор злится на меня».       — Никто. А зачем эта бутылка? — Соня указал на ампулу с белым раствором, которая стояла на туалетном столике.       Мать нахмурилась так, словно сын сказал какую-то глупость. На её лбу растянулись складки, напоминающие вмятины на одежде. Холодное лицо стало сосредоточенным. С первого взгляда могло показаться, что она смотрела очень внимательно, но ничего не видела. На самом деле она оттягивала ответ.       Зрачки расширились, скрывая карию радужку, она словно повторяла вопрос, но только про себя, мать опустила взгляд, выдохнула и произнесла: — Это на случай, если Лизе станет очень плохо.       — А почему ей станет плохо?       Мать прищурилась, отвечать она была не намерена, лишь тихонько махнула рукой и отвернулась.                               ***       За окном восходили сугробы, туман прятал за собой всё живое.       Мать мыла посуду на кухне, шмыгая носом. Она была в приподнятом настроение. Утром ей кто-то позвонил, когда телефон лёг на стол, мать чуть ли не вприпрыжку поднялась в спальню, она долго глядела в зеркала, словно проверяя себя на годность.       Соня выполнял домашнее задание в своей комнате, а Лиза спала в своей кроватке. За последнее время она заметно подросла, на голове начали появляться чёрные волоски, реснички стали гуще, а кожа больше не выглядела такой сморщенной.       Дверь в спальне была приоткрыта.       Тихий плачь мягко ударялся о стены.       Соня отложил карандаш, притаив дыхание, он прислушался. Плачь был настолько тихим, что могло показаться, что это не плачь, а смех.       Соня проскочил в коридор. Шторы в комнате были задвинуты, составляя все благоприятные условия для сна.       В кроватке всё также лежала Лиза. Соне уже начало казаться, что она так всю жизнь и будет лежать в кровати, как принцесса.       Её грудь вздрагивала, рот она держала раскрытым, а на глазах сочились слёзы. Рёбра как бы выступали вперёд.       «Заболела что ли?— подумал мальчик».       Соня потянулся за погремушкой, в виде Чупа Чупса.       — Всё, не ной, иначе мне из-за тебе накостыляют!       Он потряс погремушкой над сестрой, но Лиза не успокаивалась. Не торопясь, Соня спускался по ступенькам, считая каждую.       Мать нарезала морковь, её глаза слезились, а нос подёргивался.       Когда Соня подошёл к матери ближе, ему тут же захотелось закрыть глаза руками и как можно скорее уйти.       — Мам. Ты опять в суп лук добавить собралась?       Она стряхнула капельку пота со лба.       — Он полезный! Что ты хотел?       — Эм… ну там Лиза, она как-бы, ну…       — Что? — она отодвинула от себя доску и нож.       — Ну она там плачет и вздрагивает, как-то не понятно.       — Как вздрагивает? — глаза матери округлились, а к горлу пристал ком. Она быстро помчалась на второй этаж.       В коридоре сверкала лампочка.       Белая треугольная люстра покачивалась, на ней застыла бабочка, а может это был светлячок. Из-за мигающей лампочки Соня не мог его рассмотреть. Резкий и не контролируемый свет резал глаза. Слезинка скатилась по щеке, падая на деревянный паркет.       И пусть насекомое и было неподвижно, его тень играла на стене.       «Откуда она взялась? Зима же»       Казалось, насекомое ослабело, его крылья стали вялыми, а усики опустились.       Через мгновение оно подобно лепестку медленно опустилось на пол.       Это была бабочка. Её бордовые крылья тряслись.       Соня вполне понимал её страх, он поднёс к ней ладони, чтобы поймать её. Но… бабочка «запрыгала». Мальчик смог захватить в свои кулачки только одно крыло. Насекомое застыло. Сейчас её маленькие чёрные глаза, казались такими большими. Она замахало крылом, потянулось. Соня разжал ладони. Её крыло оторвалось. Бабочка в мучениях каталась по полу.       — Прости, — тихонько произнёс мальчик. — я не хотел.       Тоненькое, длинное брюшко бабочки поднималась и опускалось. Казалось, она затихла, но через мгновение снова прыгала и каталось по полу. Оторванное крыло прилипло к одной ладони, оно было мокрым, а рисунок перестал быть ярким. Можно ли считать это убийством?