Домой

…В конце широкой, освещенной фонариками террасы он сидел на ступеньках, сгорбившись, безмолвный и неподвижный. Она и не думала, что он заметит её, притаившуюся за углом, и обернётся, скажет с улыбкой: — Что, Бэмби, неспокойная сегодня ночка?.. Зоря упорно молчала, глядя в его изуродованное шрамами лицо. — Не знал, что Айсмэн вернулись на остров, — продолжал он. — Не бойся. Я не трону тебя. Поборов трепет, она вышла из своего укрытия. — Не бойся, — повторил Большой Билл. Его усталые глаза, казалось, совершенно черные в полумраке, глядели на нее с дружелюбным интересом. — Ты понимаешь меня? Говоришь по-английски? — Я не боюсь, — ответила Зоря тихо. — И правда. Ты храбрая девушка, Бэмби… Зачем ты пришла сюда? Может, меня искала? Зоря с серьезностью помотала головой. Великан захохотал. — Ладно, — проговорил он, — вернись к друзьям. Не думаю, что буду для тебя хорошей компанией. — Не могу, — так же серьезно отозвалась она. — Как — не можешь? В самом деле, Бэмби — вдруг кто-то хватится? — Как же, хватится. Если протрезвеет. — Значит, проблемы с сокомандниками. Мне это знакомо. Тогда оставайся, если не боишься помереть от скуки, выслушивая нытьё уставшего от жизни старика. В нерешительности она села на ступеньки поодаль от него. Сделалось тихо. В окнах гостиницы брезжился слабый свет. На мгновение Зоря забылась. Ей представился дом — вросшая в землю старая избушка; представилось, как взметнулась в закатное небо стая грачей и разнеслись над долиной протяжные птичьи крики… Зоря напела: «Ты слетай-ка, черный ворон, к отцу, к матери домой. Передай платок кровавый моей жинке молодой…» — Не надо, — произнёс Билл. Она встревожилась: — Почему?.. — Это о смерти, верно? Не пой о смерти. Не сейчас. — Прости, — с горечью ответила Зоря. — Все песни, которые я знаю — о смерти… Он поник головой, сцепил в замок пальцы и сказал: — Всё, что мы знаем, все, что сеем и пожинаем — смерть. Так учил меня господин. Я принимал это учение и готов был умереть ради него сотни, тысячи раз… Заставлял себя, боролся с собой. А это была лишь огромная, предательская ложь… И что делать мне теперь с этой испорченной жизнью? Куда мне идти? — Домой… — Увы, этот путь мне заказан. — Неужели… нет на свете ничего, что может сделать тебя счастливым? Билл тихо, сипло засмеялся. — Мечтают о счастье лишь слабые люди. Зорю бросило в краску. — Надеюсь, — спохватился он, — тебя не задели мои слова. Не желая, чтобы он видел ее слабость, Зоря смахнула слезы и покачала головой. — Всё это, — мягко продолжил Билл, — обманчиво красивые мечты. Мечты о достатке, об изобилии, о вечной радости. О двухэтажном доме и об идеальной лужайке, о дорогой итальянской машине. О чем еще мечтать человеку? — Он фыркнул. — Ты видела юг Африки? Видела безжизненные пустыни, в которые обращаются вырубленные леса? Видела голод, нищету, болезни? Людей, живьем которых поедают стервятники?.. Вот что стоит за этим сытым самодовольством, за этим гнилым «счастьем». — А я ведь и сама… от голода помирала. — Ты? — Билл улыбнулся чуть недоверчиво. — Под землёй от морозов пряталась… А духи меня жалели, ягоды приносили — рябину. До сих пор помню, какой сладкой она была… — Вот как. Это… многое объясняет. Какое-то время они молчали. Билл упрямо смотрел в бездонное, немое, едва светлеющее на востоке небо. — А, может, ты и права… Может, мне стоит… вернуться домой? И верно — куда ещё идти, если больше некуда? Я столько лет не был в Детройте… — И, закрыв глаза, уронил косматую голову себе на грудь. — Впрочем, если здесь ничего не останется, нет смысла об этом и думать, правильно? — Любой мир, — сказала Зоря, — лучше, чем ничего… — Не знаю, Бэмби. Для всех ли? И помедлил, прежде чем снова заговорить. — Хорошо, что ты сохраняешь надежду. Ведь я не могу даже этого.

2019