Цзян Чэн и бесстыдники

Цзян Чэн сверлил недовольным взглядом двух абсолютно одинаковых юношей, сидящих на его кровати с абсолютно одинаковыми улыбками. Небеса должны были разверзнуться — не иначе — раз они таки удосужились наконец сойти со своей любимой горы и посетить свой — вообще-то родной — Орден. И, разумеется, они не могли, как все нормальные люди, войти через дверь, а еще с детства привыкли влезать через окно, вне зависимости от того, на какой высоте оно находилось. И, разумеется, они снова в черном. Как будто клановые одеяния Юньмэн Цзян не имеют к ним никакого отношения. — Цзян Чэн, ты выглядишь так, как будто не рад нас видеть, — обиженно сказал Вэй Усянь, но лицо его было довольным, как у обожравшегося кота. — Потому что так и есть, — подтвердил Цзян Чэн. — Что вы забыли в моей комнате? Если пришли просить еды для ваших Вэней, то я вам ее не дам. — Очень интересно! — воскликнул Вэй Нин в притворном изумлении. — Так значит, те заклинатели в фиолетовых одеждах, принесшие нам неделю назад целую дюжину мешков риса, действовали без твоего ведома? У Цзян Чэна на виске мгновенно вздулась жилка. Чертовы идиоты! Он же говорил им сделать это незаметно! Неужели ему самому придется в следующий раз тащиться на гору Луаньцзан? — Мы пришли тебя проведать, — объяснил Вэй Усянь, вольготно вытягивая ноги на покрывале. — А еще у нас появился к тебе вопрос. Цзян Чэн скосил на него глаза. Он прекрасно знал эту интонацию Вэй Усяня. И, скорее всего, сейчас его ожидает что-то поразительно тупое и бесстыдное — примерно как когда они приходили к нему со сборником Лунъяна и слезно просили объяснить, как это происходит между мужчинами, потому что по картинкам не смогли разобраться сами. — Так вот, А-Чэн… — начал Вэй Усянь. — Я тебе не А-Чэн! — мгновенно взъярился Цзян Чэн. — …как ты нас различаешь? — закончил за брата фразу Вэй Нин. Цзян Чэн кинул красноречивый взгляд на флейты, прицепленные у них на поясе: черную и цвета слоновой кости — и снова посмотрел на близнецов. Те переглянулись, кивнули друг другу и отложили флейты на край кровати. — Все различают нас только по цветам флейт, — согласился Вэй Нин. — Но вот мы их убрали, и ты же все равно знаешь, кто из нас кто. Как ты это понимаешь? Это был интересный вопрос, и Цзян Чэн абсолютно не знал, как на него ответить. Он и сам задавал его себе много раз, но так и не смог найти вразумительного объяснения. Просто он провел с ними столько времени — практически всю жизнь — что для него даже не стояло вопроса, кто из них Вэй Усянь, а кто Вэй Сюань, все было и так ясно. Он бы даже мог сказать, что вообще-то они не похожи, но это было далеко не так: братья Вэй выглядели, как один и тот же человек. — Вот мы подумали, — сказал Вэй Усянь, разводя руками, — ты так хорошо нас различаешь, это поразительно. А будешь ли ты по-прежнему нас так же хорошо различать, если мы… разденемся? Цзян Чэн кинул на него скептический взгляд. — У тебя на груди клеймо Ордена Вэнь, а у Вэй Нина шрам на спине и животе. Да так вас будет еще проще различить, чем в одежде! — И правда, — Вэй Усянь с сожалением цокнул языком. — Жаль. Но мы все равно разденемся. — Чего?! — возмутился Цзян Чэн. — Что за странное желание раздеться? Не приплетайте к этому меня! — Цзян Чэн, — проворковал Вэй Нин, подсаживаясь к нему ближе, — помнишь, мы приходили к тебе со сборником Лунъяна и просили объяснить, как это происходит, потому что не могли разобраться сами? Цзян Чэн хмуро кивнул, и в груди у него зародилось нехорошее предчувствие. Еще бы он этого не помнил! — И ты сказал нам, — продолжил Вэй Нин, улыбаясь, — что если нам так интересно, мы должны не спрашивать тебя, а попробовать друг на друге. Так вот… — …мы попробовали! — закончил за брата Вэй Усянь и залился вопиюще беззаботным смехом. Цзян Чэн оторопел. Он словно разом растерял все свое умение говорить, а потому просто молча смотрел на близнецов, не понимая, как вообще земля может носить таких бесстыжих людей. — И нам понравилось, это было очень здорово, поэтому мы хотим, чтобы ты тоже попробовал, — сказал Вэй Усянь, сгибая ноги в коленях и придвигаясь к нему ближе. — К тому же, мы совсем одинаковые, ну то есть у нас одинаковое… все. Знаешь, гладить собственного брата-близнеца — это почти то же самое, что гладить себя самого… а с тобой наверняка будет не так. Цзян Чэн наконец пришел в себя и обрел способность говорить. — Да вы что вдвоем, с ума посходили?! — заорал он шокированно. — Вэй Усянь, ты вообще слышишь себя? Если ты немедленно не замолчишь, я выставлю вас вон! — Ну Цзян Чэ-эн, — обиженно протянул Вэй Нин, кладя голову близнецу на плечо, — ну просто попробовать — тебе что, жалко, что ли? Или ты… — его глаза лукаво сверкнули. — Ох, неужели ты так стесняешься, потому что никогда ни с кем… Да, Цзян Чэн никогда ни с кем. И вообще-то, эти бесстыдники — тоже никогда ни с кем (как теперь выяснилось, кроме друг друга). В этом не было ничего удивительного, потому что их в раннем возрасте застала война, а потом они были заняты восстановлением Ордена — им просто некогда было предаваться любовным утехам. Но голос Вэй Нина звучал так насмешливо и лукаво, что не поддаться на провокацию Цзян Чэн просто не мог, хотя и понимал, насколько это глупо. — Я не стесняюсь! — рявкнул он. — Просто в отличие от вас, у меня есть совесть! — Ну хорошо, — покорно вздохнул Вэй Усянь, — тогда мы просто разденемся, а ты просто попробуешь нас различить, ладно? Мы не будем тебя трогать. Это звучало бессмысленно (очень в стиле Вэй Усяня), но довольно безобидно. И все же нехорошее предчувствие Цзян Чэна никуда не делось. Он скрестил руки на груди, глядя на них исподлобья. — В чем подвох? — спросил он. — Какой подвох? — братья Вэй так искренне распахнули огромные серые глаза, что только у человека с каменным сердцем хватило бы наглости подозревать их в чем-то. Вэй Усянь осторожно, невероятно благопристойно распахнул на себе верхнее ханьфу и остановился на завязках пояса. — Не развязывается, — изумленно сказал он. — Цзян Чэн, ты должен мне помочь. — Пошел к черту! — мгновенно огрызнулся Цзян Чэн. — У тебя что, своих рук нет? — Ты такой жестокий, — сокрушенно покачал головой Вэй Усянь и повернулся к брату. — А-Нин, тогда, может быть, ты мне поможешь? — Конечно, А-Ин, — охотно согласился Вэй Нин, словно он только и ждал этой просьбы, — когда я тебе последний раз в чем-то отказывал? Он развязал пояс Вэй Усяня, откинул его в сторону, стянул с него верхнее одеяние и застыл, держа руки у него на плечах. А затем — Цзян Чэн очень надеялся, что ему показалось, но нет, ему не показалось, — начал медленно водить ладонями по груди и шее брата. Вэй Усянь выгнул шею, подставляя ее под прикосновения, и хитро блеснул глазами, глядя прямо на Цзян Чэна. Вэй Нин остановился и обхватил лицо близнеца ладонями. — Ты такой красивый, А-Ин, — сказал он шепотом, — прямо как я. И после этих слов — нет, Цзян Чэну совершенно точно это не показалось!!! — осторожно коснулся своими губами губ Вэй Усяня. Отстранился, улыбнулся и повторил это движение, мягко огладив его скулы большими пальцами. — А-Нин, ты что, забыл, как это делается? — изумился Вэй Усянь и притянул брата к себе, обнимая за пояс. — Кажется, там надо открывать рот, ты почему этого не делаешь? Вэй Нин послушно разинул рот — очень широко, как будто зевал. Вэй Усянь захихикал и сунул ему в рот палец, который тот тут же укусил. — Не обязательно так сильно! Вэй Нин подвинулся ближе, почти усаживаясь Вэй Усяню на колени, они соприкоснулись лбами, затем — носами, а затем утянули друг друга в долгий, влажный, тягучий поцелуй. Цзян Чэн потерял дар речи. Он подумал, что у него сегодня было что-то не так с головой. Это было единственной вразумительной причиной, по которой он не прогнал этих бесстыдников сразу же, как только они ввалились через окно в его комнату, а продолжал терпеть их присутствие даже после этого. Он действительно сидел и молча наблюдал за тем, как два его шисюна, похожие, как две капли воды, самозабвенно целуются: по-взрослому, с упоением, с полуоткрытыми ртами. Он видел, как язык Вэй Усяня юрко проникает в рот Вэй Нина, а тот гладит его своим и выталкивает обратно, как их губы терзают и облизывают друг друга, как руки в объятиях сжимаются сильнее. Это было ужасно. Неправильно. И в то же время невыносимо прекрасно — настолько, что Цзян Чэн не мог не то что вышвырнуть их вон, он даже не мог отвести от них взгляда. Он словно видел и себя, и их со стороны, и просто не понимал, когда испуганные грязные мальчишки, которых отец подобрал с улицы, успели превратиться в прекрасных юношей — таких привлекательных, что даже собственный шиди не мог перестать пялиться на них. Близнецы заметили его взгляд, а потому оторвались друг от друга и шало улыбнулись — снова одинаково. Цзян Чэн заметил, как по подбородку Вэй Нина стекает тонкая ниточка слюны — вот уж точно уличным бродяжкам никогда не привить благородных манер. — Понравилось? — спросил Вэй Усянь, снимая с себя нижнюю рубаху и открывая вид на шрам в виде солнца под ключицей. — Иди к черту, — единственное, что смог ответить Цзян Чэн, потому что ответ «да» звучал бы дико, но и ответ «нет» звучал бы не менее странно. Это не могло нравиться или не нравиться, этого просто не должно было существовать! — Как ему может нравиться, А-Ин, — пожурил его Вэй Нин, — он же только смотрит со стороны, и все. Вот если бы он присоединился… И почему вообще они разговаривают так, словно его рядом нет? — И правда, — миролюбиво согласился Вэй Усянь и принялся развязывать пояс брата. Цзян Чэн заметил, что пальцы у него слегка подрагивают, а щеки раскраснелись, и почему-то ощутил от этого… удовольствие. Вид смущенного или взволнованного Вэй Усяня радовал глаз, как его не радовал ни один из пейзажей Юньмэна. Вэй Нин тоже скинул с себя верхнее и нижнее ханьфу, и Цзян Чэн облегченно выдохнул, поняв, что на этом они остановились и не собираются раздеваться полностью. — Ну что? — спросил Вэй Усянь, садясь слева от брата в такую же позу. — Кто из нас кто? Цзян Чэн скептически изогнул бровь. Они совсем дураки? Они сидят и светят тут своими шрамами — даже человек с очень плохим зрением смог бы их различить. — Вэй Ин, — устало сказал он, поняв, что от него все же ждут ответа, и указал пальцем на Вэй Усяня, — а это — Вэй Нин. — Правильно! — в глазах Вэй Нина светилось такое искреннее восхищение, что Цзян Чэн подумал, что не один он тут ударился головой. — А теперь закрой глаза на секунду. Это звучало подозрительно, но Цзян Чэн послушался, намереваясь использовать Цзыдянь в ту же секунду, как он поймет, что ему угрожает опасность. На кровати что-то зашуршало — как будто они перемещались — и наконец стихло. — Открывай, — сказал радостный голос. Цзян Чэн открыл глаза и посмотрел на близнецов. Они действительно несколько раз поменялись местами и теперь сидели перед ним, закрыв обеими руками те места, на которых у них должны были находиться шрамы. Цзян Чэн видел перед собой два абсолютно идентичных полуголых тела. Но он провел с ними почти всю свою жизнь, и половину этой жизни они вместе купались в озере. Поэтому это тоже было слишком легко. — Вэй Ин, — не задумываясь, сказал он, показывая на того, кто сидел справа, — и Вэй Нин, — на того, кто слева. — Браво, Цзян Чэн! — воскликнул Вэй Усянь и пару раз хлопнул в ладоши. — Раз ты так легко справился, теперь мы усложним задачу! Цзян Чэн даже не успел спросить, что именно они собираются сделать, когда ему на глаза легла алая лента. Он громко выругался и вцепился в нее, пытаясь снять, но кто-то из братьев Вэй с силой сжал его запястья. — Не нервничай, — успокаивающе сказал знакомый голос, — мы не причиним тебе вреда. Цзян Чэн почувствовал, что его скулы предательски краснеют. Почему они обращаются с ним, как с ребенком? Он не нуждается в чужих утешениях! — Я не нервничаю, — ответил он, — просто не хочу играть в ваши игры. — Ну Цзян Чэ-эн, — грустно протянул тот из братьев, который в данный момент завязывал на его затылке узел, — мы же так давно не проводили время вместе. А уж играли последний раз вообще не помню, когда. Почему ты такой зануда? Цзян Чэн ощутил, как хватка с его запястий пропадает, и тут же сверху одной ленты опустилась другая — такого же багряного цвета. — Чтобы ты не жульничал и не смотрел сквозь ткань, — объяснил один из близнецов. Цзян Чэн почувствовал себя неуютно. Не то чтобы он не доверял им — доверял, конечно, но иррациональное чувство страха от ограничения зрения никуда не делось. Он не хотел признаваться в этом самому себе, но на самом деле понимал, как никто другой, что если они вдруг захотят сделать что-то против его воли — они сделают это без труда. Сейчас на одной кровати с ним сидел сильнейший дуэт заклинателей в Поднебесной, главная взрывная сила кампании Аннигиляции Солнца. Они и по отдельности были сильнее его, а уж вдвоем — и подавно. Он ощупал самодельную повязку, отмечая про себя, что сидит она плотно и тесно, и что нет ни одной щелочки, через которую можно увидеть то, что происходит вокруг. Вдруг его ухо опалило горячим дыханием. Цзян Чэн дернулся и услышал, как впереди захихикали. — Волнуешься? — лукаво спросил кто-то из братьев. — Нет, — ответил Цзян Чэн, мгновенно хмурясь. — Но мне… некомфортно. В этой фразе не было ничего такого, но он почему-то ощутил стыд, словно это была слабость, которую нельзя было выдавать. Хотя в каком, интересно, мире признавать, что ты не в восторге от потери одного из органов чувств, считается постыдным?.. — Понимаю, — сказал кто-то, и Цзян Чэн был почти уверен, что это был Вэй Нин, потому что такие фразы как «понимаю» или «я тебя слушаю» обычно принадлежали именно ему. — Поэтому мы все время будем держать тебя за руку, чтобы ты понимал, что мы рядом и ничего ужасного не делаем, хорошо? — Больно надо, — фыркнул Цзян Чэн, но, как только его ладони с двух стороны стиснули чужие пальцы, испытал облегчение: по крайней мере теперь он знал, что, что бы они ни задумали, это будет в пределах его досягаемости. — Итак, — в голосе была слышна улыбка, — кто из нас кто? Цзян Чэн покрутил головой, но все равно не увидел перед собой ничего, кроме багрового пятна. Он поднял правую руку, которую продолжала сжимать чужая ладонь, и дотронулся ей до плеча человека напротив, а затем подвинул ее дальше — к груди, чтобы проверить, есть ли на ней шрам. Его руку тут же остановили, дернув, чтобы она не могла двинуться дальше. — Э нет, мы так не договаривались, — засмеялись где-то над ухом, — нельзя трогать те места, которые у нас отличаются. Цзян Чэн закатил глаза (хотя под повязкой этого все равно не было видно) и провел тыльной стороной ладони по щеке ближайшего из братьев, легонько прихватил пальцами его подбородок. — Вэй Ин, — сказал он уверенно, хотя сам не знал, как он это понял. — Невероятно, — ответил Вэй Усянь, и — возможно, Цзян Чэну снова показалось? — невесомо поцеловал его пальцы. — Цзян Чэн, ты и правда хорошо нас знаешь. — Все? — проворчал он в ответ. — Я могу быть свободен? Цзян Чэн считал это бессмысленными глупыми играми, но какая-то частичка его сознания надеялась услышать ответ «нет». И, разумеется, любимые названые братья не могли не порадовать его. А еще не только он знал их слишком хорошо, но и они — его. — Разумеется, нет, — сказал Вэй Нин, и было слышно, как на его лице появляется широченная улыбка от уха до уха. — Это было легко! Самое интересное начнется только сейчас. Цзян Чэн скептически изогнул бровь: из-за этого она поднялась над повязкой, и близнецов это рассмешило. Он терпеливо ждал, пока они успокоятся, но не успел заглохнуть тихий смех, как он ощутил прикосновение к губам. Оно было таким легким, что Цзян Чэн не был уверен, было ли оно вообще — или это его мозг начал сам придумывать себе сценки, не имея возможности видеть, что происходит. За этим прикосновением последовало еще одно — такое же осторожное — и тогда Цзян Чэн подумал, что вряд ли ему могло показаться два раза подряд. — Ну что? — радостно спросил один из близнецов, и было слышно, как он ерзает на покрывале. — Что — что? — не понял Цзян Чэн. — Кто из нас был первым, а кто — вторым? Оу. Значит, ему действительно это не показалось. Цзян Чэн поднял руку (которая все еще была сцеплена с чьей-то ладонью) и прикоснулся ей к своим губам. Его почему-то гораздо сильнее разозлил тот факт, что ему задают этот дурацкий вопрос, чем то, что вообще-то его только что… поцеловали? — Откуда я знаю? — возмутился он. — Я почти ничего не почувствовал. — Ладно, согласен, это немного не по правилам, — согласился Вэй Нин (по крайней мере, вроде, именно он сидел левее). — А мы договаривались не жульничать. Не успел он произнести последнее слово, как Цзян Чэн снова почувствовал на своих губах поцелуй — на этот раз он был более ощутимый, и уже не казалось, что его целует ветер. Чьи-то сухие губы прижались к его собственным, замерли так на мгновение и отстранились. — Кто это был? — спросил один из братьев. — Это Вэй Ин, — буркнул Цзян Чэн, хмурясь. — Вэй Нин еще не договорил, а ты уже ко мне полез. Слишком очевидно. По-хорошему ему надо было сразу ударить Вэй Усяня чем-нибудь тяжелым, а потом сорвать с себя чертовы ленты, выкинуть братьев из окна за шкирку и захлопнуть ставни. Но после того первого, эфемерного касания второе казалось настолько логичным, настолько правильным, как вполне обоснованное продолжение, что это даже не пришло ему в голову. Братья молчали и, казалось, перестали дышать. Раньше он слышал хотя бы, как они шуршат покрывалом, или пересаживаются поудобнее, или двигаются, а сейчас тишина была оглушительной. И Цзян Чэн с яростью ощутил, что у него в груди от этого зарождается неясное волнение. Он собирался поднять руку, чтобы снять повязку и посмотреть, что происходит, но обнаружил, что его ладони были намертво прижаты к кровати чужими руками. Он силой подавил в себе постыдное желание дернуться: ну уж нет, такой радости он им не доставит. Два негодника сидят и издеваются над ним, пытаются вывести его на эмоции — что ж, у них это не получится. — Боишься? — вдруг раздался шепот у самого уха, и он все-таки отшатнулся — от неожиданности, а вовсе не от страха. И как им удается так неслышно подбираться? — Еще чего, — фыркнул Цзян Чэн, — я не начну бояться вас просто из-за того, что вы выкручиваете мне руки. — Цзян Чэн, — нежно произнес чей-то голос, и ему на щеку легла теплая ладонь, — а ты когда-нибудь целовался? Вот дерьмо. Цзян Чэн почувствовал, как неумолимо краснеет от этого вопроса. У него с детства была эта идиотская черта, от которой он так старательно пытался избавиться: когда его что-то смущало, он покрывался краской с корней волос до шеи и не мог это контролировать. И наверняка чертов Вэй Усянь — или Вэй Нин — да кто бы он ни был, почувствует это — не просто же так он положил ладонь на его щеку. Что смущающего в вопросе «ты когда-нибудь целовался?», заданному юноше, достигшему совершеннолетнего возраста? Разумеется, ничего. Ничего, если он может похвастаться своими успехами в любовных делах. Но Цзян Чэн никогда не целовался — ему было просто не до этого. И он знал, что его дуралеи-братья — тоже (кроме их сомнительных экспериментов друг с другом), но они вели себя так, словно были настоящими гуру поцелуев. А потому он ни за что не мог признаться им в этом. Цзян Чэн сделал глубокий вдох, надеясь, что он вышел не слишком громким. — Разумеется, да, — ответил он, гордо вздергивая подбородок. На вторую щеку легла другая рука, и он удивленно понял, что в этот момент оба брата держат его за руки, а значит, сейчас его лица касались ладони разных людей. Но они чувствовались совершенно одинаково — не было ни неудобства от вытянутой в сторону руки, ни ощущения, что что-то не на своем месте. — Врунишка, — выдохнул кто-то из близнецов и снова припал к его губам, но на этот раз Цзян Чэн почувствовал, как по ним мягко водит чей-то язык. — Какого!.. — воскликнул Цзян Чэн, и в этот момент одна из ладоней схватила его за подбородок и надавила на него с двух сторон — так отец когда-то заставлял собак раскрыть пасть, чтобы принять лекарство, — а вторая легла на затылок, не давая отклониться назад. — Ну раз ты уже целовался, значит, не будет ничего страшного в том, чтобы сделать это еще раз, — промурлыкали ему на ухо, и язык проник ему в рот — но не нагло, а очень осторожно и ласково. Провел по небу, потерся об его собственный язык, оставил влажный след на нижней губе. Цзян Чэн хотел в какой-то момент укусить его, но пальцы на подбородке сжались сильнее, не давая никакой возможности сжать челюсти. — Неужели неприятно? — обеспокоенно спросил голос. — Это все потому, что я — это я? Может быть, с А-Нином тебе понравится больше? — Какого черта мне вообще должно это понравиться?! — рявкнул Цзян Чэн, мотая головой. На самом деле это было… не так уж плохо. Цзян Чэн ощущал себя странно: он не чувствовал от них угрозы, но при этом завязанные глаза обостряли все остальные чувства и отзывались в груди легкой нервозностью. В конце концов, они не родные братья. Теперь он хотя бы на вопрос «ты когда-нибудь целовался?» сможет, не краснея, ответить, что да. Пожалуй, это того… стоило? Вэй Усянь досадливо цокнул языком и отпустил его подбородок. — Цзян Чэн, ты такой злой! Мы обучаем тебя по доброте душевной, а ты еще возмущаешься! Если ты не научишься этому сейчас, тебе потом будет стыдно перед твоей будущей женой! — Не нужна мне никакая жена, — недовольно ответил Цзян Чэн. — Обойдусь как-нибудь без ваших уроков. Технически он говорил правду. Цзян Чэн не собирался в ближайшее время искать себе спутницу на тропе самосовершенствования, а мысль о том, что его брак может в результате получиться таким же, как у его родителей, вообще приводила его в ужас. Лучше уж жить так всю жизнь — одному, без обязательств, с возможностью делать все что душе угодно. Разумеется, «делать все что душе угодно» не означало «целоваться с собственными братьями» — но у близнецов, очевидно, на этот счет было другое мнение. — Оу, Цзян Чэн, ты такой милый, — протянул Вэй Нин, подсаживаясь к нему и касаясь его плеча оголенной грудью, — конечно, зачем тебе жена, когда у тебя есть мы. Вэй Усянь прижался к нему с другой стороны и нежно провел носом по шее, вызвав на этом месте целую волну мурашек. Но несмотря на то, что их движения были легкими и ласковыми, его руки по-прежнему были прижаты к кровати стальной хваткой. — Вы самые бесстыжие из всех, кого я знаю, — сказал Цзян Чэн с глубоким вздохом, — вы видели, чтобы хоть в одном Ордене так обращались со своим главой? И вообще хватит вести себя, как обрезанные рукава! — Мы не обрезанные рукава, — так удивленно ответил Вэй Усянь, словно это было чем-то самим собой разумеющимся — и это было странно с учетом того, в каком положении они сейчас находились. — Но это же ты, Цзян Чэ-эн, — он протянул гласные в имени и лукаво ухмыльнулся — это было слышно, — перед тобой просто невозможно устоять. Они одновременно, как по команде, внезапно прижались с двух сторон губами к его шее, и из груди Цзян Чэна вырвался рваный выдох. Он подумал, что если хотя бы один из них пошутит на эту тему, он тут же пустит в ход Цзыдянь. Но они на удивление никак не отреагировали, а лишь продолжили покрывать его шею сухими, легкими поцелуями. Это было щекотно, и Цзян Чэн подсознательно попытался отстраниться, но если он изгибался вправо, то натыкался на губы Вэй Усяня, а если влево — на губы Вэй Нина, и это было странно, и неловко, и смущающе, и в конце, чтобы как-то от них избавиться, он наклонился назад — и это стало ошибкой. Над ним тут же нависло чужое тело. — А-Нин, подержи-ка это, — сказал Вэй Усянь, передавая близнецу его правую руку, и Вэй Нин послушно схватил обеими руками его запястья и завел их Цзян Чэну за голову. Цзян Чэну совсем не понравился этот тон, а еще ему показалось, что дела принимают скверный оборот. Он не понимал, как умудрился упустить момент, когда Вэй Нин — слабейший из адептов Ордена — внезапно превратился в сильнейшего, но было совершенно ясно, что если именно Вэй Нин будет его держать, то вырваться у него не будет ни единого шанса. — Что вы задумали? — хмуро поинтересовался он, пытаясь придать своему голосу твердость. — Ваши игры выходят за рамки. — Прости, — тут же отозвался Вэй Усянь, и его голос звучал искренне, без лукавства или усмешки, — мы не хотели тебя напугать. Просто хочу кое-что проверить. — Вы меня не пугаете, — ответил Цзян Чэн недовольно, — просто раздражаете. Это было не совсем правдой — ему все-таки было немного страшно, самую малость. Он был уверен, что ничего плохого с ним не случится, потому что, что бы он ни говорил, близнецы Вэй были его самыми любимыми братьями и никогда бы не причинили ему вреда. Но чувство собственной беззащитности… раздражало. И смущало. И он вообще не понимал, почему до сих пор все это терпит — наверно, все же ударился головой. Вэй Усянь тем временем по-хозяйски пошарил у него за поясом, вытащил оттуда Саньду, бережно отложил его в сторону — Цзян Чэн был уверен, что убьет его на месте, если к его мечу проявят хоть каплю пренебрежения, — и распахнул на нем верхнее ханьфу и нижнюю рубаху. Какое-то время Вэй Усянь молчал, и Цзян Чэн понял, что тот разглядывает его. Они тысячу раз видели друг друга раздетыми, но сейчас в этом было что-то… стыдное. — Чего пялишься? — буркнул он. — Цзян Чэн, ха-ха-ха! — заливисто рассмеялся Вэй Усянь. — Откуда ты знаешь, что я пялюсь, ты же ничего не видишь! — Да я чувствую твой наглый взгляд, — ответил Цзян Чэн. Взгляд он действительно чувствовал. И лучше бы не чувствовал, потому что в комнате начинало становиться жарко. Он не был уверен, в чем причина — возможно, в том, что близнецы закрыли окно, когда влезали к нему в комнату, — но у него было смутное подозрение, что поведение его безумных братьев было как-то связано с этой жарой — и дело было вовсе не в закрытом окне. — Ладно, — признал Вэй Усянь, — я действительно на тебя пялюсь. Просто сижу и думаю, что мои мышцы крепче, чем твои, ха-ха-ха! — Ах ты!.. Цзян Чэн наугад ударил ногой и, судя по звуку, попал ему прямо по лбу. Вэй Усянь ойкнул и схватил его за лодыжку, дергая на себя. — Ты еще и дерешься! — воскликнул он. — Ну теперь не жди пощады! После таких слов обычно происходит что-то нехорошее — по крайней мере, Цзян Чэн ожидал, что его шуточно ударят или, зная странные замашки Вэй Усяня, снова поцелуют, чтобы позлить, но того, что произошло дальше, он совсем не ожидал. Потому что не произошло ничего. Вместо того чтобы сделать что-то буйное, Вэй Усянь наоборот резко остановился. Цзян Чэна было не обмануть этой уловкой, поэтому он лежал, напрягшись, и ожидал подвоха, но прошло пять секунд, десять, двадцать — а близнецы все молчали и не двигались. Если «не жди пощады» означало «мы не будем ничего делать», то, пожалуй, он готов был смириться с таким положением дел. Напряжение постепенно спадало — просто потому что нельзя же постоянно находиться в напряженном состоянии — и когда Цзян Чэн наконец расслабился, горячий язык лизнул его сосок. С учетом неожиданности и завязанных глаз, а как бонус — обездвиженных рук и «никогда ни с кем» это произвело просто феноменальный эффект. Он издал бесстыдно громкий вздох и запрокинул голову назад. А затем понял, какой стыдной была его реакция, и мгновенно пришел в ярость. — Ты что творишь?! — заорал Цзян Чэн, снова пытаясь ударить его ногой. — Приятно? — поинтересовался Вэй Усянь, легко увернувшись. — Я могу сделать так еще раз. — Да пошел ты! — ответил Цзян Чэн. — Все, вы проверили, что я могу вас различить, теперь провалива… Вместо ответа его сосок обхватили губы, Цзян Чэн зашипел и подался назад, и в этот момент его второй сосок влажно накрыли еще одни губы. — А-ах! Чертов звук, который он издал, — это было так жалко, но он совершенно не мог это контролировать. Два языка синхронно обсасывали и облизывали напрягшиеся, затвердевшие горошины, и это было жарко, и так влажно, и так… неправильно. Язык справа был острым — он тыкал, впивался, обводил, надавливал, а слева — мягким, как шелк, — он нежно гладил, как будто зализывал раны. Они действовали в одно и то же время, и Цзян Чэн никак не мог сосредоточиться на каком-то определенном прикосновении: как только он обращал внимание на правую сторону, в ход пускали левый язык, и наоборот. Цзян Чэн слегка выгнул спину, пытаясь то ли отстраниться, то ли сильнее подставиться под прикосновения, и чья-то рука огладила его живот, перешла на грудь, а затем к ней присоединилась вторая. Две руки гладили его, водили по телу вверх и вниз: одна — плоской ладонью, другая — самыми кончиками пальцев, и этих ощущений было много, и они были такими разными, и… Цзян Чэн почувствовал, как Вэй Усянь, нависавший над ним, устал держаться, стоя на коленях, а потому плюхнулся на него всем своим весом, садясь прямо на бедра. И Цзян Чэн ощутил… это. Это совершенно точно было чужое возбуждение. А самое ужасное заключалось в том, что оно было не меньше, чем его собственное. И, разумеется, чертов Вэй Усянь не мог этого не почувствовать. Он ничего не сказал, но его ухмылка почти ослепила Цзян Чэна через повязку. В этот момент Вэй Нин оставил в покое его сосок и припал к губам поцелуем. «Это все потому, что я — это я? Может быть, с А-Нином тебе понравится больше?» — отстраненно вспомнил Цзян Чэн и решил, что, раз все равно все так далеко зашло, почему бы ему это не проверить. Целоваться с Вэй Нином действительно было приятнее — то ли потому что его подбородок не сдавливали, заставляя держать рот открытым, то ли потому что массировать своим языком чужой оказалось лучше, чем просто ничего не делать, — а возможно, дело было в других губах и руках, которые вовсю хозяйничали на его груди. Вэй Усянь укусил его сосок — легонько, не больно — накрыл ладонью второй, оставшийся без внимания, и слегка потерся бедрами о пах Цзян Чэна. Цзян Чэн коротко застонал в поцелуй и, поняв, что его руки уже давно никто не удерживает, постарался закрыть себе рот ладонью. Его руку тут же перехватили и завели обратно за голову. — Не надо, не молчи, — шепотом попросил Вэй Нин, посасывая его нижнюю губу и прикусывая ее. — Скажи, тебе нравится? Тебе нравится, А-Чэн? «Я тебе не А-Чэн», — собирался ответить Цзян Чэн: он просто ненавидел, когда его так звали — но Вэй Усянь ерзал на нем так тесно, а Вэй Нин целовал так приятно, что он просто не смог ответить ничего вразумительного и только впился в ответ в чужие губы. — Ему точно нравится, — проворковал Вэй Усянь, массируя соски круговыми движениями подушечками больших пальцев и перекатывая их между средним и указательным, — посмотри, как он покраснел. — Вэй… Усянь!.. — процедил Цзян Чэн, поражаясь тому, как хрипло прозвучал его голос. — Ты просто!.. — Он все еще различает нас, — покачал головой Вэй Нин, — А-Ин, ты плохо работаешь. — Сейчас разберусь, — заверил брата Вэй Усянь и полез к завязкам штанов Цзян Чэна. Нет, ну это было уже слишком! Цзян Чэн наконец нашел своей свободной руке применение и попытался оттолкнуть его, но ее перехватили так же легко, как предыдущую. — А-Нин, держи его крепче, — попросил Вэй Усянь, и Цзян Чэн понял, что крупно влип. — Вы называете друг друга по именам, — прошипел он, чувствуя, как с него стаскивают верхние штаны, — а потом удивляетесь, как я различаю, кто из вас кто! Близнецы замерли: кажется, это не приходило им в голову. Цзян Чэн бы обязательно посмеялся над ними, если бы не оказался в такой плачевной ситуации. — А-Сянь, — сказал один из голосов лукавым, хитрющим тоном, — держи его крепче. — Хорошо, А-Сянь, — согласился второй, не менее хитрый, и верхние штаны оказались спущены до колен. Цзян Чэн мог бы догадаться, что они найдут, как называть друг друга так, чтобы он не понял. «А-Сянь» — так Цзян Яньли и Цзян Фэнмянь всегда называли их обоих, и эта привычка осталась с самого их детства. Цзян Чэн никогда их так не называл — и не собирался. Цзян Чэна снова поцеловали — и в этот же момент чья-то ладонь коснулась его там, заставив дернуться. Она гладила его сквозь ткань нижних штанов, то нежно проводя по поверхности, то слегка сжимая, и у него закружилась голова. Цзян Чэн даже был немного рад, что лежит на кровати, потому что в противном случае у него бы подкосились ноги. Он не понял, как случилось так, что «мы все время будем держать тебя за руку, чтобы ты понимал, что мы рядом и ничего ужасного не делаем» превратилось в то, что его руки просто удерживали. Он не понял, как случилось так, что на ткани в том месте, которое так старательно гладил Вэй Усянь, начало проступать и увеличиваться маленькое влажное пятно. Он не понял, как случилось так, что он больше не мог сдерживаться, и теперь вместо практически каждого выдоха из его рта раздавались стоны. Он не понял, как случилось так, что все это он ощущал от действий своих собственных названых братьев. — А-Чэн, ты умничка, у тебя такой красивый голос, — прошептали ему в ухо. — Очень красивый. — А-ах, — выдавил он из себя вместо своего любимого «Я тебе не А-Чэн» и выгнулся, потому что теплая ладонь наконец скользнула под пояс штанов и обхватила его напряженный член. — И сам ты красивый, — прошептали ему в другое ухо и слегка прикусили мочку, — такой прекрасный, такой восхитительный, наш А-Чэн. В этот момент на его член легла вторая рука — она легонько сжалась у самого основания, а затем двумя пальцами спустилась ниже, почти доставая до входа, и Цзян Чэн практически закричал, выгибаясь и пытаясь свести ноги. Верхняя рука огладила под головкой большим пальцем, круговым движением ладони помассировала самый кончик, и Цзян Чэн ощутил, как ее заменяет чей-то влажный рот. — Н-нет, — сипло прошептал он, — это!.. — Ш-ш-ш, — выдохнули ему в губы, — тише, А-Чэн, все в порядке. Еще одни руки снова водили ему по груди, оглаживали бока, массировали соски, и в какой-то момент Цзян Чэн понял, что этих рук много — слишком много, их не должно быть столько. Его снова перестали держать? — Ну? — прошептали ему на ухо. — Кто из нас кто? Цзян Чэн потерялся. Он не знал, чей рот насаживается на его член, а чей целует его и шепчет. Не знал, чья рука гладит его внизу, чья ласкает его соски, чья рисует узоры на груди, чья водит ему по животу. — Ну? Кто из нас кто? Скажи! — Я… я не знаю! — просипел Цзян Чэн. — Я не знаю! Они трогали его, мяли его, целовали, облизывали, заласкивали до безумия, и он потерялся в ощущениях, он уже абсолютно не понимал, кто перед ним, сколько их, чьи это губы и пальцы, он просто знал, что хотел их, хотел до ужаса, до вспышки в глазах, до сорванного голоса. О его бедро сбоку снова начали тереться — сначала едва заметно, а затем все быстрее, — он не знал, кто это был, он был уверен, что эмоций и так было слишком много, но от понимания, что его тоже хотят — хотят не меньше — мозг окончательно отключился, превращаясь в вареное желе. В какой-то момент Цзян Чэн наконец смог двигать руками и сразу вцепился ими — и сразу в две разные головы, одну — над ним, вторую — на уровне его паха. — А-Чэн, — позвал голос сверху, и трение усилилось, — ах, А-Чэн… Снизу послышались бесстыдные хлюпы, и Цзян Чэн ощутил, как внутри что-то набухает, готовое взорваться, и захлестывает его, и бьет ему по затылку. Он испытал жгучую, непреодолимую потребность позвать их — назвать чье-то имя — но чье? Что ему сказать? Вэй Усянь? Вэй Сюань? Вэй Ин? Вэй Нин? — А-Чэ-эн, — простонали ему в губы, замирая, а Цзян Чэн поджал пальцы на ногах, содрогаясь, откинул голову, подставляя шею под поцелуи. — А-ах… — протяжно прохрипел он. — А… А-Сянь! А-Сянь! — Мы тут, — ответили ему, — мы всегда, всегда с тобой! И Цзян Чэн не выдержал и последний раз выгнулся, толкаясь бедрами, выстанывая их общее имя, выплескиваясь прямо в чей-то рот. «Выплюни, — хотел сказать он, — отодвинься», но вместо этого лишь обессиленно упал на подушку. Держать глаза открытыми больше не было никаких сил, и ему даже показалось, что он на несколько секунд отключился. Когда он приоткрыл глаза, покрытые пеленой недавнего наслаждения, он увидел, что повязку с него сняли, а с двух сторон от него лежат братья Вэй — один на левом боку, а второй — на правом, — и улыбаются своими фирменными улыбками. Он абсолютно не знал, что им сказать и как вести себя в подобной ситуации — тем более что теперь, когда возбуждение спало, к нему вернулась ясность рассудка. Поэтому он сказал самое идиотское, что смог придумать в тот момент: — А как же вы?.. Его вопрос звучал абстрактно, но близнецы сразу его поняли. Вэй Нин хихикнул немного смущенно. — А мы все, — ответил он, пожимая плечами, — А-Чэн был таким горячим, что нам даже не пришлось друг друга трогать. Надеюсь, у тебя найдется для нас сменная одежда? — Я вам не… — хотел сказать Цзян Чэн, но замолчал и махнул рукой. Пусть называют, как хотят. Главное, чтобы перестали говорить такие смущающие вещи. — Хм… — многозначительно произнес Вэй Усянь спустя пару минут молчания. — А-Нин, с Цзян Чэном мне понравилось больше, чем с тобой. — Пф! — фыркнул Вэй Нин и поднялся, делая вид, что собирается уходить. — Может, мне вообще уйти? — Куда собрался? — хмуро спросил Цзян Чэн, хватая его за руку и притягивая обратно. — У вас что, действительно шило в заднице, что вы не можете минуту посидеть спокойно? — Нет там шила, — возмутился Вэй Усянь, — Цзян Чэн, если хочешь — проверь. — Нет, спасибо! — отказался Цзян Чэн и дернул Вэй Нина за руку, так как тот все еще делал вид, что уходит. — Да стой ты! Он немного помедлил и добавил тихо: — Оставайся. Близнецы замерли, ожидая, что он скажет дальше, чтобы понять, правильно ли они его поняли. — Оба… оставайтесь, — произнес Цзян Чэн, чувствуя, как снова краснеет. — Забирайте своих любимых Вэней, приводите их сюда и оставайтесь. — Навсегда? — уточнил Вэй Нин. — Вэй Сюань, почему тебе надо все объяснять? — раздраженно буркнул Цзян Чэн. — Да, навсегда. — С тобой? — улыбнулся Вэй Усянь. Цзян Чэн глубоко вздохнул — ну что с ними делать — и посмотрел на него исподлобья. — Со мной. Близнецы прижались к Цзян Чэну с двух сторон и опутали его в кольцо из четырех рук. — Ну раз ты так просишь, А-Чэн… — лукаво протянул один из них — и Цзян Чэн даже не хотел думать, кто именно. — То мы просто не можем тебе отказать! Цзян Чэн тихо выдохнул и прикрыл глаза. Он просто надеялся, что они не притащат с собой сборник Лунъяна.