***
Айвазовский занимал особое место в его списке любимых художников: писал быстро, легко, в неправильной морской анатомии, зато с явным чувством. На чердаке обнаружилась копия «Бури на Северном море», где корабль слегка прикорнул на гребне волны. Антон представлял, что его заперли в стрёмной каюте и заставили считать до тысячи, перескакивая через три, — поверять алгеброй гармонию, как не стыдно. Болела шея, в ушах стояла вода, побулькивающая всякий раз, когда Антон делал резкое движение головой, зато мозги соображали безупречно — чисто, ясно, без намёка на привычный чувственный дурман. Именно поэтому он не мог сегодня контактировать с людьми: они будут пытаться соболезновать или поздравлять с днём рождения, а после спокойно пойдут дальше, потому что ничего критического в их жизни не случилось, ничего серьёзного не произошло. Избегая неприятного, Антон спрятался на пыльном верху и как тогда, под Новый год, не решался открыть свой подарок. Упакован старательно, но коробка явно маломерила для вещей внутри. Записка ничего не поясняла: Я бы и книжечку свою отдал, но посеял ещё в сентябре. С днём рождения, мой Ушастик. Когда Антон разорвал подарочную упаковку и открыл коробку, в руки выпала лёгкая книга, не выдержавшая тесноты своей неволи. Тёмно-синий сборник сказок с пометой: «Специальное издание». Открыв его, Антон обнаружил, что он вдоль и поперёк исчеркан знакомым сатанистским почерком. Язвительные комментарии нашлись к каждому второму абзацу: ...То есть три принцесских тёлки кукуют в заточении у колдуна и просят его принести похавать из золотой чаши. И он чё? Приносит. Не колдует, приносит. На двух ногах. Каблук и лох... ...Всё ещё не понимаю, зачем колдуну три лишних рта. Трещат постоянно, жрут как слоны. Ладно бы он с кем-то из принцесс там шпили-вили. Нет, человек просто любит послушать женское нытьё. Такое вот хобби у колдунов. Но мотив короля, который посылает на помощь медлительного лошпеда в ржавых латах, мне предельно ясен... ...Будь я этой бабой, между мужиком в жестяных банках и драконом выбрал бы дракона. Это ж круть. Дышит огнём, защищает, тепло, люля зажарить можно. Какой толк в ваших рыцарях, если у меня есть такой вот дракон?.. Видимо, та самая подработка, о которой Дима молчал. Удивительный он был человек, раз сделал любимое хобби — ворчать — источником заработка. Антон, улыбнувшись, отложил книгу и засунул нос в коробку: сертификат в автошколу, маленькая набедренная аптечка с мультитулом и — ради чего затевались теперь все праздники — медовуха. Очень вовремя, кстати говоря. Антон снял крышку и сделал пару обжигающих глотков, пока не допёр, что на голодный желудок пить не стоит. На периферии валялась вторая коробка, вызывающая неподдельный интерес. Дима просил Антона вынести её из комнаты перед предполагаемым обыском, следовательно там было что-то до усрачки личное. Либо противозаконное. Либо личное-противозаконное. Ну, если бы Дима не хотел, чтобы Антон смотрел, он бы предупредил. Да, рационализм? Я умываю руки, которых у меня нет. Антон осторожно раздвинул картонные крылья. Рисунки. Внушительная стопка рисунков. Пожелтевшие листы снизу как бы намекали, что иллюстрированная автобиография велась не первое десятилетие. Первая клякса, самая маленькая, ютилась в правом углу. Затем нажим усиливался, рисунок центровался, и депрессия на фоне юношеского максимализма приказала рвать бумагу, оставляя чёрные мазки во всех местах. К молодости линии снова утекли вниз и острыми клиньями плакали в сожалении и вине — осознание, что он «навредил». Потом вдруг провал. Затем — точка, точка, точка, тире, тире, тире, точка, точка, точка. Рисунки сместились в центр золотого сечения, появился сюжет. Схематичный человечек с кривым подобием чемодана идёт за край листа. Схематичный человечек повис отдельно от других схематичных человечков. Схематичный человечек с другим схематичным человечком, и теперь они всегда вдвоём — как бы не отделяли круги и квадраты, острые многоугольники и прямые линии, противоположные углы, всегда их два. Антон приложил ладонь ко рту, на секунду отводя взгляд в сторону. Соберись, нюня. Он вот что заметил: схематичный человечек чаще нарисован с неразберихой в районе туловища, но никогда эта неразбериха не касалась других схематичных человечков. Потому что неразбериха направлена внутрь, а не вовне. И будь у схематичных человечков в погонах побольше кружок головы, возможно, они бы тоже прозрели. Он вытащит Диму. Вытащит, несмотря на слова Елены Владимировны. Ей следовало поступить по-другому. Следовало заверить, что руководство школы постарается сделать всё возможное, чтобы помочь своему проверенному работнику. Следовало пообещать, что они позовут Антона на помощь, если она действительно понадобится. Но Елена Владимировна воспользовалась стандартным шаблоном, переведя восемнадцатилетнего парня из разряда «человек» в «бесполезная недоросль». Такая тактика полезна лишь на коротких дистанциях, а потом дело катится в тартарары, потому что ребёнок перестаёт доверять взрослым. Дима поступил умнее, когда сказал, что действовать надо целесообразно знаниям. Антон располагал некоторыми связями в спецподразделениях, контактами рядовых офицеров, адресом на скомканной бумажке и дубликатом ключей от тойоты — складывалась туманная картина действий, которую следовало обдумать, пока его не заперли. А он не сомневался, что его запрут. Они не знали, что ещё с ним делать, а Антон не собирался подсказывать. Он сложил подарки в рюкзак, спрятал коробку с рисунками под завалами рам и оглянулся, чтобы осмотреть чердак целиком. Надеялся, что не в последний раз бывает здесь, но всё равно по давней примете пожелал всего хорошего месту, которое столько раз укрывало его от невзгод.***
Катя стучала вилкой по столу. После разговора с Гудком зимой она несколько раз приходила беседовать тет-а-тет, и ей казалось, что она нащупала то, чего уборщик не рассказал следователю. Много разговаривали про мать, которая колотила его за «тупость», про однообразие жизни и постоянную тревогу, но смутила другая деталь одного из диалогов. — Ты знаешь того, кого обнаружили у тебя в спальне? — спросила однажды Катя. — Я не помню её, — нахмурился Саша. Почему «не помню», если вопрос задан так: «Ты знаешь того, кого…»? Бывают ли у аутистов периоды беспамятства? И если они знакомы, то не намекала ли убитая на связь с уборщиком? Всё это было слишком сложно для её мозгов, но она правда не знала, к кому обратиться. Хотела пойти к Дмитрию Темуровичу, но того, как по заказу, увезли. Хотела обратиться к другим учителям, но побоялась, что они не воспримут её всерьёз. Оставался один вариант, но и тот непонятно где шлялся весь день. Обеденная зала притихла, и Катя рефлекторно повернула голову ко входу. Антон с выражением ничего на хмуром лице собирался пройти к своему столу, но две учительницы подошли к нему, чтобы улыбнуться и прошептать что-то, после чего его увели в противоположном направлении. Судя по виду Антона, он либо знал о таком исходе, либо ему было всё равно. Зала ожила заново, и вилки опять застучали по тарелкам. — Интересно, как он сбежит? — услышала Катя с соседнего столика. Она косо глянула туда и признала в говорящем Тёмку. Благодаря знакомству с Шастуном он пробился в сливки школьного общества, то есть в круги одиннадцатых классов, и теперь обедал только с ними. Катя взяла свою тарелку и пересела к Тёме, чтобы шепнуть на ухо: — Почему ты уверен, что он сбежит? — Фокусники всегда так поступают, — авторитетно заявил он. — Дают людям почувствовать контроль, а потом бац — и растворяются в синем дыме. — На месте фокусников я бы прижала задницу и посидела, пока всё не утихнет, — вздохнула Катя. — Как думаешь, а что затевают фокусники поопаснее? — Ты про преступника? — почесал затылок Тёма. — Я думаю, это типичный отвлекающий манёвр. Видимо, кто-то начал о чём-то догадываться. Катя вдруг остолбенела. — Ты чего? — спросил Тёма. Катя сглотнула, разлепила губы и робко улыбнулась: — Ничего.***
Вечер клонился к ночи. Антон стряхнул пепел в блюдечко и включил настольную лампу, чтобы было удобнее читать записки на полях. После одной из сказок про ребёнка, попавшего в волшебный мир, Дима разразился на несколько листочков в клеточку: «…Учителя литературы ненавидят «Гарри Поттера». Типа из него нечего извлечь для сочинений. Да слава богу что нечего, иначе бы дети её не любили. Тут фишка другая. Поттер любит махать палочкой в стрёмные времена. Если в жизни мрак, значит где-то родилась одна светлая книга, таковы правила. Ты пытался тоже что-то такое изобразить, но не знаю. Мне кажется, много акцента на волшебные цветки. Магия ведь не в том, что все кастуют рандомными матюками на латыни, а в том что с персонажами хотелось бы побазарить по душам. Мир, где все люди интересные и умные, а кто неинтересный и тупорылый, того обязательно побеждают — вот это волшебство, это то, почему популярен ГП. У тебя нет персонажа, который был бы охренеть какой классный. Я не эксперт, вы сами платите мне за то, чтобы я вас обосрал. Но может, хотя бы в пару строк прописать, почему злодею нужно на Озеро Сияния?..» За дверью раздалось шевеление — Елена Владимировна ушла, пришёл кто-то другой. Как Королевская пешая гвардия, учителя сменяли друг друга на сторожевом посту раз в полтора часа и маршировали из ниоткуда в никуда. Антону сказали, он сидит здесь ради своей безопасности. Сомнительная безопасность, учитывая, что окна находятся в близости от нижних крыш, по которым легко спуститься и подняться. — Как думаешь, он сильно затрахает весь полицейский участок? — раздался голос Сергея Борисовича из-за двери. Антон усмехнулся, делая затяг. — Думаю, да, — ответил сам себе Сергей Борисович. — Они ведь не будут слушать его доводы. Антон закрыл книгу и положил её под подушку. — Много учителей не верят ему? — он затушил сигарету и достал из рюкзака толстовку. — Серединка на половинку. Он не очень дружен с коллективом, так что многие просто обрадовались возможности от него избавиться. — А вы? — А я задолбался вести столько уроков, пока твоя горячо любимая скотина прохлаждается в изоляторе. Антон натянул капюшон, прицепил аптечку на бедро и открыл окно с режима проветривания на режим «прощайте». Прежде чем спрыгнуть, он подошёл к двери и присел на корточки. — Сергей Борисович, сейчас я спущусь по крыше на балкон второго этажа, а потом уеду на машине Дмитрия Темуровича. Приеду обратно в часа четыре утра. Дверь молчала. — Зачем ты мне это рассказываешь? — Потому что не хочу, чтобы у вас были проблемы. — Какое благородство, — фыркнула дверь. — Разве ты сейчас не сделал меня соучастником своих тёмных дел? — Отчасти. Но кого, если не вас? — Ты меня переоцениваешь. Я расскажу всё начальству прямо сейчас. — Правда? Антон выжидающе потёр костяшки пальцев. Дверь издала тяжкий вздох. — Как-то мы с Димой напились, и я спросил его: «Почему ты постоянно ходишь с тем пацаном из одиннадцатого?». А он мне ответил: «Зубрилы всегда выбирают дебоширов». Это был первый и последний раз, когда он признал себя зубрилой. Антон слегка улыбнулся. — Я к тому, что вы друг другу подходите. И я очень надеюсь, что ты делаешь это не из чувства вины, о котором ты рассказывал. Если только из-за него, слышишь меня, если только из-за него, то пошёл ты нахрен. Лишь разобьёшь ему сердце и ударишь по гордости своим непрошеным героизмом. Спасение не благо, если забывать о последствиях, — понимай как хочешь. — Сергей Борисович, — серьёзно ответил Антон. — Это вы переоцениваете мою доброту. Я типа не настолько Питер Паркер, чтобы рисковать шкурой из-за большой силы и ответственности. У меня примерно семь человек, за которыми я бы пошёл в огонь и воду. Дмитрий Темурович в этом списке есть. Вы тоже. — А ты в моём — нет. Подлиза. Серёжа поглядел в пол. — Моё следующее дежурство начинается в четыре тридцать. К этому моменту я должен обнаружить тебя мирно спящим в постели. Если этого не произойдёт, я оторву тебе уши. И да. С днём рождения. — Сергей Борисович, вы лучший, — благодарным шёпотом произнёс Антон, а затем всё смолкло. Серёжа повернулся к Лене, которая позволила себе наконец шумно выдохнуть и размять затёкшие ноги. — Ну и зачем ты его отпустил? — с тяжёлым чувством произнесла она. Серёжа улыбнулся и пожал плечами. — Потому что я бы сбежал ещё утром. …Антон сел за руль и завёл двигатель. Краем глаза увидел, что на кожаном поручне заднего сидения до сих пор висит цепочка Димы, и ухитрился снять её, не вставая с водительского. Зацепил за шлёвки, чувствуя, как металл холодит ногу через тонкую джинсу, вытер глаза рукавом и нажал на педаль газа, чтобы плавно, как его учили, тронуться с места.