У тебя есть проблема? Если нет, тогда не волнуйся. Если да, то можно ли её решить? Если можно, то незачем волноваться. Если нельзя, то волноваться бессмысленно.
Только перестав желать решения всех проблем, мы избежим страданий, а избежав страданий, постигнем нирвану — буддизм во всём его нахальном великолепии. Только Антон успокоился, как уборщик тонким голосом заговорил сам: — Я нашёл девочку. Она не двигается. Я толкал её, а она не двигается. Гудок пристально посмотрел на него, ожидая ответа на незаданный вопрос. Сиддхартховское Откровение покинуло голову Антона, и внутри его черепушки вновь стало удручающе темно. Вышла неловкая секунда молчания. — А зачем ты её тыкал? — глупо спросил Антон и тут же отвесил себе мысленный подзатыльник. — Она не двигается, — упрямо повторил уборщик и сильнее сжал свою метлу. — Не двигается. Только после этого до Антона дошёл смысл его слов, и он похолодел. Она не двигается. Окинул взглядом пустой коридор, нашёл закуток возле дорической колонны, оставил там упаковки и вернулся к уборщику: — Покажи, пожалуйста, где ты её видел. Пока Гудок вёл его странными путями и лестницами, Антон вдруг понял, что алгоритм не так универсален, как казался на первый китайский взгляд: в данной ситуации отнюдь не было понятно, решается проблема или нет. А ведь неизвестность и есть самое волнительное, самое пугающее явление на свете. Антон мысленно подготавливал себя ко всем исходам происшествия, но, когда они вошли в маленькую комнатку с одинокой кроватью возле окна, ему всё равно стало не по себе. Тяжёлый атласный балдахин, скрывающий под собой одноместную постель, имел бордовый оттенок и большое тёмное пятно на боку. Антон хотел сначала осмотреть всё помещение, но Гудок постоянно подталкивал его ближе к чужому ложе, бормоча что-то невразумительное, так что пришлось подчиниться. Сердце ушло в пятки, когда он коснулся плотной ткани кончиками пальцев. «Отпечатки» — подумал он краем сознания, но отбросил эту дилемму на задворки паникующего сознания. Он ведь не преступник, ему следы заметать не положено — гораздо подозрительнее, если бы он старался вести себя как чистоплотный вор в монашеской келье. Однако полицию путать тоже не хотелось, так что он внимательно отслеживал каждое своё движение, чтобы полно и точно передать всю картину действий. Почему-то сразу возникла уверенность в том, что будет и полиция, и снятие отпечатков, и долгая волокита. Уже приоткрывая балдахин, он знал, что обнаружит, и это знание нисколько его не успокаивало. Девочка лежала, свернувшись калачиком, на левом боку. Растрёпанные светлые волосы волнами растекались по подушке, глаза оставались чуть приоткрыты. Гудок был прав. Она не двигалась. Как часто бывает при сильном шоке, голова начала работать спокойно и чисто. Антон осмотрел тело с головы до пят, подметил бледный оттенок кожи и широко раскрытый рот. Замечательно. Трупных пятен нет, ужасного запаха тоже, но в ближайшее время Антон всё же планирует отказаться от приёмов пищи, а также от самой жизнедеятельности во всех её проявлениях. Антон отпустил ткань и обернулся на уборщика, криво улыбаясь в провальной попытке успокоить: — Ты оставайся здесь, а я приведу взрослых, хорошо? — максимально мягко сказал, стараясь, чтобы его голос не дрожал. Уборщик метнул опасливый взгляд на девочку. — Но она не двигается… — Значит, она не причинит тебе вреда, так? — вкрадчиво произнёс Антон, и уборщик неуверенно кивнул. — Так. Просто стой здесь, а я приду. Я мигом, вот увидишь. И не дав Гудку времени на возражения, он пулей вылетел из комнаты, на бегу стараясь запомнить свой извилистый маршрут. Ему нужно было успеть до того, как осознание произошедшего ударит в голову критическими эмоциями. Но он совершенно не знал, что делать. К кому можно обратиться в пять утра с новостью о грёбаном ТРУПЕ? Вряд ли в их школе предусмотрен специалист по чрезвычайно трупным ситуациям. А где находятся учителя, он не знал. Только Дмитрий Темурович дал свои координаты, когда говорил о личных консультациях. Антон притормозил и постарался собраться с мыслями. Дмитрий Темурович! Дмитрий Темурович поможет, он вроде как мужик нормальный, истерить не будет, к тому же медик. Антон не знал, какие плюсы может дать медицинское образование в случае с ТРУПОМ, но, наверное, какие-то да может. Единственное, что пять баллов Антон потеряет. Катастрофично ли, если он заработал уже пятнадцать? «Какие, чёрт возьми, баллы? Ты о чём сейчас думаешь?» — тут же осёкся он и мотнул головой. Мысленный бардак всколыхнулся, но не исчез. Антон героически преодолел парадную, добежал до левого коридора и полетел вниз по лестнице, ведущей в неизведанные ранее этажи. Комната Дмитрия Темуровича пряталась за параболическим изгибом фактурной стены, так что не узнать её было трудно. Антон остановился возле двери с листочком консультационных расписаний, выдохнул и громко забарабанил по дереву, сотрясая воздух излишним шумом. К его большой неожиданности, дверь распахнулась моментально, и Дмитрий Темурович резко нарисовался в проходе, одетый в обычную уличную одежду. Он невыразительно оглядел Антона с ног до головы. — Шастун? Антон молчал. — Алло, Юпитер? Антон молчал. Дмитрий Темурович заглянул ему в глаза. — Понятно, — изрёк он. — Попытайся сделать вдох-выдох, может, без нашатырки обойдёмся. Антон не понимал, что происходит с его телом. Ещё минуту назад оно прекрасно слушалось его или по крайней мере не шибко ерепенилось, а теперь Антон не мог раскрыть даже рта, чтобы высыпать несколько несчастных слов. Но уверенный учительский тон вернул в него присутствие духа, и он послушно выпустил воздух с тихим свистом. Перенапряжённые мышцы расслабились, моторчик речевого аппарата заработал в прежнем режиме: — Там девушка мёртвая! — выпалил он. — И уборщик наш! И полицию надо вызвать, а я не знал, а она там не двигается, я думал, к кому пойти, и пошёл к вам, помогите, пожалуйста… Дмитрий Темурович замер на мгновение, а потом махнул рукой, останавливая неиссякаемый поток информации. Антон захлопнулся, но глазами продолжал показывать наивысшую степень паники. — Идти можешь? — спросил Дмитрий Темурович. Антон закивал. — Здорово, не каждому дано. Давай вот что сделаем: ты меня отведи, мы посмотрим, кто там тебе утро испортил, и позвоним в полицию. Договорились? — он говорил, улыбаясь краешком губ, словно его попросили заказать пиццу. Наверное, это тоже какой-то психологический трюк, но у Антона не было сил на критическое наблюдение, так что он просто приготовился соглашаться со всем, что ему скажут. — Договорились. И вот что, Антон. Держись, пожалуйста, настолько долго, насколько сможешь. Потом вместе поистерим. Пока они шли, Дмитрий Темурович с горем пополам выяснил все подробности и решил сразу набрать директора. Антон слышал его речь лишь обрывками, но, судя по длительным объяснениям учителя, сонный мозг Павла Алексеевича долго не вникал в суть происходящего. Диалог оживился только тогда, когда директор услышал фамилию Антона. — Опять Шастун? А хрена ли он по ночам скачет? Вот ведь засранец! — выругался директор, и Антон прижал уши. — Передай ему, чтоб он запихнул своё тёмное начало себе в задницу и научился боевым искусствам, потому что, видит бог, они ему пригодятся! Дмитрий Темурович ничего не понял, но отвёл телефон в сторону и обратился к Антону: — Павел Алексеевич передаёт, что очень сочувствует сложившейся ситуации, сам вызовет полицию, а также сделает всё возможное, чтобы облегчить твои страдания. — Спасибо, я слышал, — кисло отозвался Антон. Когда они добрались до комнаты, оказалось, Гудок стоял ровно на том месте, где Антон его оставил. Дмитрий Темурович удостоил его коротким оценивающим взглядом и аккуратно приблизился к кровати, осматривая по пути всё, что видит. Теперь и Антон мог сделать то же самое. Маленькая тёмная комната была похожа на склад актёрского реквизита. Серые стены под камень, много намёков на искусственный рыцарский стиль: большой герб с двумя белыми голубями, шлем с торчащим красным пером сбоку, тяжёлые книги, которые, Антон мог поклясться, никто не читал со времён Гуттенберга. На стене висела таблица каких-то чисел и букв, написанных кривым почерком, — Антон на интуитивном уровне понял, что это расписание. Всё чисто, прибрано, без пыли, и потому валяющийся на полу флакон сильно бросился в глаза — Антон не заметил его в первый раз и теперь недоумевал, откуда он взялся. Дмитрий Темурович тоже бросил на него взгляд, присел на корточки, сильно склонил голову и шумно втянул воздух. — Боже, — выдохнул он, — ну и ну. Он встал обратно, подошёл к пологу и отодвинул его. Если мёртвое тело и поразило его, то он этого никак не показал: сложил руки в молитвенном жесте и рассмотрел девушку детальнее. — Саш, когда ты её обнаружил? — не оборачиваясь, спросил учитель. Гудок встрепенулся, занервничал, но быстро отрапортовал: — Я проснулся в 4:00, по-ошёл подметать в 4:13, за-акончил подметать в 5:11, пришёл обратно, а она лежит. Она лежит, а я не знаю, что делать. Встретил мальчика. Он сказал оставаться здесь. — Так это твоя комната? — Дмитрий Темурович всё же оглянулся, и Гудок активно закивал. — Трогал тело? — Т-трогал, — запнулся Гудок в волнении. — Пытался разбудить. Она не двигалась. Дмитрий Темурович кивнул, достал мобильник и написал короткое сообщение. — Ни к чему больше не прикасайтесь, — он внимательно посмотрел на всех присутствующих, и те молча кивнули. — Антон, подойди сюда. Мир Антона кружился на весёлой детской карусели, и желания двигаться не наблюдалось, однако, почувствовав на себе сочувственный взгляд Дмитрия Темуровича, Антон решил во что бы то ни стало вести себя хладнокровно. На ватных ногах приблизился, вставая рядом. — Что видишь? Антон сцепил зубы и выдохнул. — Труп. — Здорово. А если серьёзно? Да что он от него ждёт? Объяснений? Так Антон не детектив, у него знаний как у обывательской ракушки на дне океана. Потом он вспомнил слова самого медика о том, что ему безразлично, справедливы его действия или нет, — Антону так или иначе придётся подчиниться. Тогда он попытался отстраниться от эмоций, прибегнув к философии. Мысль первична, бытие вторично, я мыслю, следовательно, существую, cogito ergo sum. Трупа не существует, так как труп не мыслит, значит, нечего переживать — нужно понять причину несуществующей абстракции, то число, лежащее в основе мира (или это уже Пифагор?..). Только запудрив себе мозги окончательно, Антон начал раскладывать всё, что видит, по полочкам. — Судя по цвету кожи и отсутствию характерного запаха, умерла недавно, — несмело сказал он, и учитель подбадривающие кивнул. — На вид ей лет четырнадцать, но могу ошибаться. Ну, наверное, раз вы придали такое значение бутылочке, она отравилась, — Антон посмотрел на флакон, вернулся к кровати и посмотрел вверх. — О, пришла сюда сама, значит, знала дорогу, и… — Погоди, с чего ты взял, что она пришла сама? — нахмурился Дмитрий Темурович. Антон открыл рот, чтобы ответить, но услышал полицейские сирены за окном.Глава 6. Часть первая
2 декабря 2020 г. в 19:00
Раннее утро разнеслось чириканьем птичек, скрытых в желтеющей листве берёз. Небо оставалось тёмно-фиолетовым, так что Антон, стукаясь и матерясь, одевался преимущественно на ощупь. Он не боялся разбудить своих соседей нечаянным шумом: те дрыхли как мёртвые, а воскреснуть могли разве что от симфонии королевского оркестра и криков коменданта. К счастью, королей в округе не наблюдалось. К сожалению, второй способ некромантского насилия был постоянен и предвещал ухудшение дисциплинарной оценки. Антон спокойно собрал немногочисленные вещи, карманные деньги, рукой пригладил беспорядок на голове и выскользнул из спальни прочь, сразу прыгая на три ступени вниз по лестнице. Колено щёлкнуло, ойкнуло, заныло, давая сигнал сос, но Антона несло вперёд желание курить, и боль, не получившая достаточного внимания, обиженно заглохла.
Он уже выяснил, где тут ближайшие ларьки и какой продавец раз в месяц приходит на работу раньше, чтобы перепродать пачки большим тиражом. Пацаны радостно свалили на него обязанность приносить запасы весь год, объяснив сию несправедливость «заменой дедовщины». Антона совсем не радовало, что он в это ввязался: если бы не вякал, отказаться от дурной привычки было бы проще. Курить вообще отстой. Бабла тратится уйма, постоянно хочется ещё, здоровье сажаешь. Тьма, надо бросать. Полезные привычки формируются за двадцать один день — вот со следующего понедельника Антон и начнёт будущую жизнь остервенелого зожника. А пока что можно подымить в ядовитом прошлом.
Так как парадный выход был слишком палевным, пришлось пройти окольными путями, которые ему на листочке в клеточку обрисовали, что иронично, на одном из уроков географии. Самым сложным оказалось перелезть через дырку в заборе и не запачкать одежду. Антон проявил чудеса ловкости, сумев не пораниться и не задеть ограждение спиной. Он долго шёл вдоль леса, наслаждаясь прохладным осенним воздухом и зачинающимся персиковым рассветом, а потом вышел на дорогу, где и встретил продавца: тот стоял рядом с разбитой сиротливой девяткой, покуривая Парламент. Скверный самаритянин отдал ему три упаковки по десять пачек в каждой, с божьей помощью завёл тарантайку и упыхтел в рассвет. Антон в который раз поразился, что подросткам вроде него так легко достать всякую дрянь, — в этом он видел исключительно философский смысл, но пока не понимал, какой именно.
Когда он пришёл обратно, школа ещё спала. Пустые коридоры с высокими потолками эхом отражали его шаги, а за каждой колонной чудилось движение. Антон успел задуматься о том, что сегодня необходимо провести ещё одно собрание Медичи, затем поднял голову и от неожиданности чуть не выронил упаковки из рук.
Гудок стоял ровно посередине коридора, вцепившись в метлу двумя руками. Его мешковатая одежда уныло свисала с плеч, глаза округлились блюдцами, а подбородок дрожал, предвещая громкую истерику. Антон, испугавшись неожиданной встречи, впал в полнейший ступор и не сразу заметил всех этих тревожных деталей. Его больше волновало, как он оправдается, если Гудку взбредёт в голову сдать подозрительного ученика с кучей чёртовых сигарет учителям: навыков общения с особенными людьми у Антона не было, как не было и навыков общения с обычными, так что договориться он точно не сможет. Что же делать? Тут он вспомнил о своём любимом буддистском алгоритме неволнения. Выглядел он так: