Разлом

Каменный лабиринт катакомб, располагающихся прямиком под замком лорда Севера, не освещала ни одна свеча или факел, отчего Миран медленно плелась, устало переставляя ноги, натыкаясь на стены и выступы, будучи даже не в состоянии осмотреться и подумать, в какую сторону лучше всего сейчас идти. Быть может, она часами только лишь бродила по кругу, не отдавая себе в этом отчёта, ожидая увидеть свет в конце этих бесконечных, холодных и сырых коридоров, в которых изредка раздавался крысиный писк, дающий понять, что девушка здесь не одна, а в весьма неприятной компании хвостатых грызунов. Силы медленно, но верно, покидали Кагаяки, заставляя её всё чаще останавливаться, опираясь рукой о скользкие, острые камни, царапающие ладони, заставляя те болеть и кровоточить. Изредка куноичи казалось, что она слышит шум погони, которая с минуты на минуту её настигнет и вернёт на прежнее место: в отвратительную камеру, отведённую ей до тех пор, пока старший из братьев Мураками не решит, что делать с его пленницей. Миран с ужасом представляла, что придумает этот чёртов садист, ведь, ясное дело, быстрой смертью та не отделается, а её мучения не будут похожими ни на одни из тех, что девушке уже довелось испытать. По спине пробегал холодок, идти было почти невозможно, а гомон толпы, отзывающийся звоном в ушах, становился всё громче, всё свирепее, всё страшнее. Голова будто была готова расколоться на две части от перерезающей её невыносимой боли. — Хватит… Замолчите всё, — прошептала Миран, пытаясь усмирить голоса в голове. Её рассудок был помутнëн, сознание ускальзывало, а тело слабело. Ноги были уже не в силах стоять, и отступница скатилась по стене вниз, раздирая до кровавых ран спину. Голоса стали до невероятности громкими, а затем резко стихли. Миран подскочила на месте. Перед глазами возникли знакомые очертания булыжников её камеры, которая освещалась единственной свечкой, догорающей свои последние минуты, постепенно погружая всё пространство во мрак. Девушка подползла ближе к стоящему на полу подсвечнику, поднеся к огню замёрзшие ладони, осматривая едва зажившие ранки и царапины на них. Кагаяки даже не помнила, как успела заработать их, когда её тащили сюда сквозь широкие коридоры. Она не помнила, кто её сюда донёс, кто запер железную дверь на огромный замок и кто позже тихо и быстро просунул сквозь металлические прутья ей эту свечу, ставшей угасающим лучом света и надежды выбраться отсюда. Хотя… К чему теперь всё это было? Миран покачала головой, прислоняясь спиной к холодным камням, обнимая колени руками, стараясь хотя бы немного согреться. Едва она просыпалась, в голове тут же всплывала одна-единственная картина: шиноби касается Итачи, применяя на нём смертельную технику, спастись от которой нукенин не смог. Кагаяки тащили сюда, каждый раз хватая за волосы или крепко сжимая тонкую руку, оставляя на запястье багровые следы. Её прижимали к стенке, резали костлявую спину, едва ли не вырисовывая на ней непонятные узоры, плачущие кровавыми слезами. Её запирали в подземелье, оставляя без еды и воды. Но девушка ничего не чувствовала. Ни боли, ни страха, ни голода, ни жажды. В голове царил хаос, среди которого только одно мелькало в памяти предельно ясно. По лицу Миран тихо скатывались слеза за слезой из почти высушенных глаз, видящих всё размыто, не фокусирующихся ни на чём, словно те и вовсе принадлежали кукле, а не человеку: пустые и безжизненные глаза, не замечающие ничего и никого вокруг себя. — Итачи, — повторяла девушка, будто боясь забыть его имя, теперь звучащее так по-иному. Её сердце рвалось на части, до безумия желая кричать, но крик застревал где-то внутри отступницы, в самой глубине души, вырываясь лишь невнятными хрипами. — Я люблю тебя, — шептали её губы. Куноичи и сама порой не замечала, как бормочет что-то себе под нос, как начинает громко всхлипывать, продолжая говорить в пустоту, надеясь, что будет услышана кем-то свыше. — Боже, зачем? — разлетался шёпот по подземелью. — Зачем? Зачем, Итачи? Почему ты оставил меня? Изредка Миран поднимала глаза вверх, сквозь слёзы глядя в потолок, протягивая руку, будто кто-то мог схватить за неё и вытащить девушку из всего этого кошмара. Она стремилась спасти весь мир, который был заменён ей одним-единственным человеком. Человеком, который на её руках захлебнулся в собственной крови. — Как мне это пережить, Итачи? — вновь обратилась в пустоту куноичи. — Как мне пережить то, что тебя нет со мной? Как мне вытерпеть то, что тебя со мной не будет? Как мне жить с тем, что всё это произошло по моей вине? На этих словах девушка громко разрыдалась, будучи больше не в силах держать внутри себя обжигающую и пожирающую боль. Невыносимую, адскую, отвратительную, как сама смерть — несправедливая, страшная и до безумия болезненная для других. — Тебе ведь там хорошо? Тебе больше не больно, да? Голова куноичи кружилась, всё перед глазами смешивалось, теряло краски и очертания, погружая в бесконечный водоворот, сводящий её с ума, заставляющий широко раскрыть рот в попытке закричать, но в итоге не суметь произнести ни малейшего звука. Перед глазами возникла фигура. «Это сон? Это галлюцинация?» — не понимала Кагаяки. Миран беспомощно вертела головой в разные стороны не в силах пошевелить чем-либо ещё. Её глаза на миг округлились, едва девушка взглянула вверх, на лицо фигуры. Сердце пропустило удар, а затем забилось с новой силой, словно стремилось выпрыгнуть из груди, если и вовсе не разорваться на части. — Ты за мной? — пробормотала куноичи, смотря в знакомые глаза, не выражающие ничего, принадлежащие бывшему лидеру Стального синдиката, так нелепо погибшему от рук неизвестного шиноби, личность которого являлась главной загадкой абсолютно для всех. Миран не отдавала себе отчёта в том, что делает, что видит перед собой, что говорит. Ей всё казалось правдой. Если, конечно, всё происходящее не являлось ложью в действительности. Лицо Хизоки стало мягче, но не утратило приобретëнной за время правления Сталью серьёзности, холодности и отстранëнности, в чём тот был чертовски похож на саму отступницу, молча всматривающуюся в его черты лица. Погибший Каге Ивагакуре покачал головой в ответ на вопрос бывшей возлюбленной. — Я хочу к нему, — Кагаяки не замечала, как по щекам снова заструились слёзы. — Пожалуйста, забери меня с собой, — её голос стих поначалу до шёпота, а потом и вовсе оборвался. Говорить девушке было невыносимо трудно: слёзы не давали сказать ни единого звука, заставляя её сгибаться в приступах удушья. — Его нет с нами. Миран не скрывала больше слёз, рыдая во весь голос. Внезапно в глазах у куноичи потемнело, а голову вновь сковал приступ адской боли, прожигающей насквозь. Отступница обеими руками убрала упавшие на мокрое от слёз лицо волосы, прилипшие к щекам. Всё потемнело: свеча предательски догорела, погрузив всё во мрак. Миран через миг, скатившись по стене, распласталась по холодному полу, лишившись чувств. Кагаяки пришла в себя, когда на полу горела уже новая свеча, освещая её каморку гораздо лучше, нежели с тем справлялась её предшественница. В камере было пусто, исчезла фигура Хизоки, явившаяся ей не то сном, не то видением, не то иллюзией, не то бредом уставшего рассудка, желавшего покинуть это тело, успев намучиться за последние несколько… Часов? Дней? Промежуток времени был уже неважен. Сама же Миран чувствовала, как смерть медленно подбирается и к ней самой. Вот так и уйдут двое преступников, совершивших ценой собственных жизней подвиги во имя тех, о ком они не знают и кто точно так же не подозревает о них, кто никогда о них не вспомнит, а, если так и случится, вряд ли скажет о том, сколь они оказались самоотвержены. Предательница, решившая убить Каге, и предатель, уничтоживший свой клан, — вот кто они, а двое их убийц станут всемирными героями. И всё. И больше ничего. — Итачи уничтожил не весь клан, — внезапно вспомнила девушка. — У него остался брат. Её голос эхом прозвучал в камере, разбавляя тишину. «Он ведь даже не знает о том, кто его брат, — покачала головой куноичи. — Нет, это неправильно, — нахмурилась девушка. — Он должен знать. Хотя бы он. О том, что Итачи Учиха — имя не подлеца, не убийцы, не врага, а имя героя. Того героя, которого никто не будет помнить». Миран медленно поднялась. Голова кружилась, а ноги дрожали, но для себя девушка всё решила и останавливаться не желала. Собрав остатки своей чакры воедино и сконцентрировав их в ладонях, куноичи сложила печати. Её брови нахмурились, а губы скривились. Замахнувшись, девушка с силой ударила кулаком по двери, заставляя ту отлететь вперёд, с грохотом свалившись на пол. — Ты меня больше не сломаешь, Сэберо Мураками, — отчеканила отступница. — Вашему плану по уничтожению половины континента будет не суждено сбыться. Она вышла в длинный коридор, в котором, наконец-то, смогла вздохнуть полной грудью, ощутив прилив свежего воздуха, который был совершенно несравним с тем, что был в камере. Помня о том, как куноичи здесь оказалась, Кагаяки сразу же повернула направо, зашагав к выходу отсюда, что было крайне сложно, учитывая её состояние, однако жалеть себя девушка не хотела: сейчас было не время и не место для того, чтобы давать себе поблажки. На пути ей встретилась полуоткрытая дверь, ведущая в какую-то комнату с нагромождëнными в ней друг на друга сундуками и ящиками. Юркнув за дверь, Миран заглянула внутрь одной из коробок, найдя в ней незамысловатую одежду, которую девушка тут же поспешила натянуть на себя, избавившись от порванных брюк и окровавленной рубашки. Разгуливать в платье, которое практически доставало пола своей юбкой, было крайне неудобно, однако куноичи тут же стало теплее, едва её замëрзшего тела коснулась мягкая ткань чёрного цвета. В момент, когда отступница внимательно рассматривала длинные узкие рукава, слегка сковывающие движения, послышался грохот, а с потолка посыпалась пыль. — Что за чёрт? — изумилась девушка, поспешив выпрыгнуть из каморки и устремляясь вперёд, не обращая внимания на усталость, боль в ногах и мешающую ткань, которую то и дело необходимо было придерживать руками, дабы не запутаться в ней и не упасть. Грохот повторился. А затем снова. Пол под ногами вздрогнул. Куноичи быстро взобралась по узкой, витиеватой лестнице, ведущей к выходу. Грохот усиливался, а Миран терялась в догадках, размышляя о том, что его могло вызвать. Заветная дверь, через которую её сюда привели, была достигнута. Толкнув её, девушка оказалась снаружи. Глаза тут же зажмурились от яркого света и до невероятности белого снега, слепящего их своей чистотой и блеском. По телу куноичи пробежались мурашки. Сама же она внимательно следила за происходящим, пытаясь понять, что произошло: вокруг царил настоящий хаос, стены и крыши то и дело разрушались, трескались и проваливались вниз, превращая вековые башни в горстку обломков, под которыми пробегали взволнованные слуги, богатые дамы и знатные мужчины, то и дело взвизгивая и крича, что есть мочи. Королевская охрана, будучи во все оружии, беспомощно разбегалась, при виде падающих камней с крыш. Миран прошла вперёд, не боясь, что её обнаружат: в такой суматохе до неё уж точно не было никому дела. Девушка взглянула в небо, где увидела порхающую над городом птицу небывалых размеров. — Этого не может быть, — удивилась отступница, будучи не в состоянии поверить в увиденное. — Это сон? Опять видение? Рядом с ней упал обломок одной из стен. — Этого не может быть, — ещё раз повторила Кагаяки, а затем, набрав в лёгкие побольше воздуха, выкрикнула: — Дейдара! Как ни странно, но до нукенина дошёл её крик. Заметив Миран, террорист изумился не меньше. Взглядом он принялся внимательно осматривать тех, кто под ним, дабы ненароком не задеть Итачи и Кисаме, которые, вероятнее всего, должны были находиться неподалёку от своей напарницы, однако своих коллег нукенин нигде не приметил, что заставило его удивиться ещё больше, задавшись вопросом о том, с каких это пор Учиха покидает свою подругу. — Непорядок, хм, — заподозрил что-то Тсукури, принимаясь опускаться вниз. Миран прищурилась, пытаясь получше разглядеть подрывника. Яркое солнце слепило глаза, делая эту задачу практически невыполнимой. — Что ты тут делаешь? — спросила куноичи, как только Дейдара ступил на землю. Она поспешно подошла к нему, по привычке скрещивая руки на груди, разрывающейся от душевной боли. Сейчас ей предстояло сказать, что Итачи Учиха мёртв. Но как? Как можно было произнести хотя бы слово? Миран не знала, не понимала. Но сказать всё же должна была. — Лидер-сама отправил нас сюда, — хмыкнул нукенин с совершенно невозмутимым видом. Сердце девушки сжалось от осознания, что эта невозмутимость человека, ещё ничего не знающего о произошедшем, скоро исчезнет. — Лидер? — переспросила отступница. — И как понять «вас»? — Хм, — протянул Тсукури. — Пейн-сама приказал всей организации отправиться вслед за вами, как же ещё объяснить? — Не понимаю… Рыжий? — Да. Девушка поразилась. «Неужели он смог взять все дела Акацуки в свои руки после того, как вернулся в мир живых? — думала Миран. — Хотелось бы мне посмотреть на реакцию Нагато, который решил нас сдать синдикату, а тут пришёл его друг и послал нам на выручку всех своих шиноби. Ну или же Нагато перешёл на сторону Стали как раз таки в тот момент, когда стало известно, кто помог его другу стать лидером». Предположение звучало вполне логично, однако ничем доказать это было невозможно, а Дейдара бы вряд ли мог знать о всех тонкостях политики его непосредственных начальников. Сразу столько вопросов вскружили куноичи голову. Что теперь с Нагато? Как им удалось добраться до Севера? Где все остальные? Задавать их отступница не стала. Всё равно ведь узнает рано или поздно, сейчас это было совершенно неважным. Но одно девушка всё-таки спросила: — И где рыжий сейчас? — Полагаю, речь идёт обо мне, — послышалось сзади. Куноичи обернулась, встречаясь взглядом с Яхико, про себя отмечая, насколько удивительно красивым было лицо, лишённое металла и риннегана, которым Нагато контролировал безжизненное тело своего друга. Миран даже передёрнуло. Вместо того, чтобы чтить память погибшего товарища, Нагато сделал из его трупа марионетку, с помощью которой добивался своих целей. Девушка нахмурилась. В её понимании это было слишком подло, низко и отвратительно. — Конан мне многое рассказывала о вас, — проговорил мужчина. — О ваших целях, планах, отношениях с… Кхм, — он заметил стоящего рядом Дейдару. — С моим приятелем. К несчастью, он стал причиной того, что Стальной синдикат начал охоту на вас здесь. — Я это знаю. Но что тут делают все Акацуки? — Мы с Нагато всегда желали мира. Он избрал свой путь, я избрал свой. Ваш путь и ваши идеи. Я искренне желаю покончить со всем, что сейчас происходит в странах из-за деятельности вражеских группировок. — Почему на «вы»? — внезапно прервала его Кагаяки. — Разве вы сами не помните? — Представишься? — Пейн встал напротив Кагаяки. — Полагаю, ты и без моей подсказки знаешь моё имя, — пожала плечами девушка, стараясь подавить дрожь в голосе, несмотря на пробирающий холод. Пейн не сдержал удивления на лице. — Ко мне обращаются на «вы». В знак уважения. — Ты ещё ничего не сделал, чтобы я могла тебя уважать. Миран улыбнулась, вспомнив их первую встречу. Она внимательно посмотрела на Яхико. — Ладно, — протянула куноичи. — Как скажете, Лидер-сама. Сказав это, Кагаяки быстрыми шагами направилась в сторону Конан, шедшей в сторону башни невдалеке, опешевшей от слов отступницы. «Это была Миран или её кто-то подменил? — не понимала Хаюми, прокручивая сказанное девушкой у себя в голове. — Насколько же сильно ты изменилась, Миран Кагаяки?» — Рада, что ты в порядке, — проговорила женщина при виде приближающейся куноичи. — Где твои напарники? Девушка остановилась, переводя сбившееся дыхание. В её горле застрял ком, не дающий ей не то, что говорить, но и вовсе дышать. Конан сразу же заметила резкую перемену в отступнице. — Что произошло? — в голосе женщины прозвучало волнение. Нос Кагаяки заметно покраснел на фоне бледного лица, руки задрожали, брови сошлись у переносицы. Миран отвела взгляд в сторону, пытаясь скрыть подступающие слёзы, сквозь пелену которых она увидела до боли знакомые очертания, исчезнувшие, казалось, из её жизни навсегда.