***
— Ну и игрушка у тебя, dhoine! Скажи ещё, что умеешь ей пользоваться! — Да уж получше тебя, дурак остроухий! Иорвет открыл глаза и посмотрел в ту сторону, где столпились его бойцы. Назревала в лучшем случае перепалка, а в худшем — драка. Перед тем, как уйти из Коль Серрая, Иорвет тщетно пытался убедить Сириссу и Фаувэ, что дать им в качестве проводницы dhoine — очень плохая идея. В его отряде было слишком много горячих голов. Дриады же в один голос уверяли, что не найдётся никого, кто так хорошо знал бы Брокилон и согласился бы при этом помочь скоя’таэлям, и Иорвету пришлось уступить им. Человеческая женщина действительно чувствовала себя в лесной чаще как дома, а на привалах молчала и держалась в стороне, но эльфы Иорвета всё равно с трудом сдерживали недовольство. Теперь он, разумеется, пожалел, что раньше не настоял на своём. — Что, во имя Девы, у них там происходит? — устало спросил Иорвет, обратившись к Киарану, который как раз подошёл ближе. — Они не уверены, что dhoine имеет право носить такое оружие, — произнёс Киаран, указав на зерриканский зефар, прислонённый к дереву чуть поодаль. — Я пытался их остудить, но ничего не вышло. — Это я заметил, — бросил Иорвет, поднимаясь на ноги. — Давай, dhoine, со ста шагов, — Эхель, ну конечно, кому ещё такое придёт в голову. — Проиграешь — отдашь свой лук нам. Нам-то он всяко нужнее. — Глянь-ка, — dhoine совсем не изящно сплюнула на землю, — размечтался! Попробовать-то можно, да только из лука на этом берегу Понтара лучше меня ни одна живая душа не стреляет. — Вы только поглядите, — начал Эхель на Старшей Речи, чтобы dhoine не поняла его слов, — люди и их извечная самоуверенность! — Довольно! — вмешался наконец Иорвет. — Нам завтра идти в бой, а вы собрались устраивать здесь тараканьи бега. Эхель, оставь её в покое. — Да это ж dhoine, Иорвет! Ты собрался её защищать? Он смерил товарища тяжёлым взглядом. Эхель был старше и знал его уже слишком давно, но всё же командиром отряда белок стал именно Иорвет. Нарушения субординации, на которые в любой другой момент можно было бы закрыть глаза, сейчас стоили слишком дорого. Прежде, чем Иорвет успел придумать ответ, который бы всех успокоил, Эхель с силой хлопнул его по плечу. — А слабо самому с ней, а, командир? Слыхал, эта баба считает себя лучшей лучницей к северу от Понтара, — предложил он, и остальные бойцы поддержали его согласным гулом. Эхель попал точно в его слабое место. Все в отряде знали, что Иорвет чертовски азартен и никогда не откажется от пари, спора или состязания; знали они также, что удача почти никогда не оставляет их командира. Для Иорвета не было ничего привычнее стрельбы из лука, ничего приятнее опьяняющего чувства победы, и никого лучше достойного противника. Их проводница, судя по тому, что она исправно приносила дичь, а пальцы её, при обращении с таким-то оружием, были абсолютно целы, достойным противником, безусловно, была. И, похоже, тоже не имела ничего против хорошего состязания. — А чего, давай, эльф. Славная выйдет забава, — сказала ему она. — Купишь мне десяток серебряных наконечников на базаре в Бругге. На кого это она собралась охотиться? — Хорошо, dhoine. По пять выстрелов со ста шагов. И если ты проиграешь, я всё-таки заберу твой лук, — Иорвет не выдержал и подмигнул ей, предвкушая победу. Дух азарта разогревал кровь быстрее самого крепкого вина. Из коры, веток и обрывков холста быстро сделали мишень. Эхель нарисовал на ней круги, разделив на части. Центр — сотня очков, самый край — десять. Dhoine достала откуда-то из кармана темерскую монету с лилиями на одной стороне и профилем короля Фольтеста на другой. — Мой, значится, король. А тебе лилии. Вы ж эльфы, любите цветочки всякие, — тут Иорвет чуть слышно усмехнулся. Нового командира темерского особого отряда, носившего такие же лилии на груди, он мечтал собственноручно отправить на тот свет. — Чьей стороной упадёт, тот и начинает. Монета упала стороной с лилиями, и Иорвет начал первым. Медленно, не торопясь, давая себе почувствовать тетиву и оценить цель, выпустил все пять стрел. Они попали точно в центр — Иорвет выбил пять «сотен». Его бойцы вокруг зашлись одобрительными криками. — Неплохо, — покивала головой dhoine, — только вот соображаешь ты долго, да почём зря выпендриваешься. Нихера в бою не сгодится. Иорвет лишь вопросительно поднял бровь. Dhoine вытащила пять стрел из висевшего на бедре колчана, воткнула их в землю перед собой и встала в стойку. — Это делается так, — казалось, все стрелы поднялись в воздух одновременно. Несколько ударов сердца, и полоска земли перед ней, куда были воткнуты стрелы, опустела. Иорвет посмотрел на мишень. Четыре — ровно в середине, ещё одна воткнулась прямо в древко одной из его стрел. — Но тебе уж поздно научаться. — Впечатляет, — честно признался Иорвет. — Ничья, стало быть, — улыбнулась во весь рот dhoine. Иорвет почему-то поймал себя на мысли, что человеческие зубы, с клыками и резцами, выглядят чудовищно. — Тебе уж точно стоит оставить свой зефар себе. А наконечники я достану при случае, — ответил ей Иорвет, и добавил, обращаясь к остальным. — Все всё видели? Довольны? А теперь хватит бездельничать. Проверьте оружие и лошадей, завтра всё должно быть в полном порядке.***
На следующий день они достигли границы Брокилона. Предстоял тяжёлый бой. За Ленточкой, на темерских землях, скоя’таэли были убийцами, террористами и врагами всего человеческого рода. — Ну, бывайте, — бросила dhoine на прощание. — Если через десять дней не вернётесь, буду считать, что ничего у вас не вышло. Когда Иорвет пересёк вместе со своим отрядом реку, он вдруг понял, что не выяснил даже, как её звали. Впрочем, толку от этого в любом случае было бы мало. Dhoine, даже самые хорошие лучники, живут быстро и умирают легко, и запоминать их имена нет никакой нужды.***
Дело, ради которого им понадобилась проводница, вскоре закончилось унизительным, болезненным и постыдным поражением. Иорвет едва помнил, как товарищи вытащили его из лагеря солдат и как та самая dhoine провела их обратно в Брокилон, где он несколько дней — или недель, или месяцев, время слилось в единую мутную пелену и перестало существовать вовсе — пролежал в горячке. Теперь же Иорвет будто вынырнул из-под воды, вернувшись наконец в мир живых. Он вздохнул, прислушиваясь к ощущениям в своём теле. Голова, казалось, была готова разорваться на части, во рту стоял мерзкий привкус какого-то травяного отвара, сломанные рёбра при каждом вдохе чуть ли не втыкались в лёгкие. Одно хорошо — мучительный жар перестал его донимать. Значит, удача в этот раз не подвела его, и от этой раны он не умрёт. В те редкие моменты, когда лихорадка всё же отпускала его сознание, он замечал, что его голова замотана бинтами, а глаза прикрывает полупрозрачная повязка. В хижине, сплетённой в корнях древнего бука, всё время царил полумрак, и разглядеть ничего, кроме мутных пятен и неясных очертаний, Иорвет не мог. Стараясь не думать о самом худшем, он сел на подстилке из сена и сухих листьев, служившем ему импровизированной койкой, и принялся разматывать бинты. Повязка пропиталась кровью и присохла к коже, но снялась довольно легко. Иорвет бросил её в сторону, убрал упавшие на глаза волосы и заморгал, пытаясь рассмотреть обстановку вокруг. Свет пробивался сквозь щели в огромных корнях бука — должно быть, сейчас было утро, очага в хижине не было — конечно, ведь он в Брокилоне, где нельзя без крайней необходимости разводить огонь, вокруг только деревянные сосуды с какими-то лекарственными зельями и пучки сушёных трав. Иорвет попытался сфокусировать взгляд и разглядеть отдельные листья и стебельки, но всё вокруг поплыло, и голова заболела совсем уж немилосердно. Он попытался ощупать своё лицо, чтобы выяснить, насколько серьёзны повреждения, но кожа отозвалась жгучей болью, и Иорвет решил, что лучше будет для начала найти зеркало, чтобы рассмотреть раны со стороны. Он поднялся на ноги, немного повертел головой, и почувствовал головокружение и последовавшую за ним леденящую панику. Глядя прямо перед собой, он не мог рассмотреть свою правую руку, прямо как одна из тех нильфгаардских боевых лошадей, которым перед битвой надевали шанфрон [1] на глаза. Иорвет выскочил из хижины, как сжатая до предела пружина, на ходу с грохотом задев правым плечом дверной проём. — Очнулся, болезный? — dhoine-проводница сидела у входа в хижину, рядом с его одеждой и оружием, сложенными в кучу, и стругала ножом древко для стрелы. Иорвет остановился, собравшись с мыслями, и посмотрел на неё. — Долго я так провалялся? — Три дня точно будет, — задумалась она. — Но это я три дня тут торчу. А раньше — хрен его знает, Аглайиса за тобой смотрела. Говорила, помереть можешь. — Очень всё плохо? Объяснять, о чём он спрашивал, не понадобилось. — Ну, видала я раны и похуже, — dhoine почесала в затылке, явно пытаясь подобрать подходящие слова. — Но из лука стрелять хрена с два ты теперь будешь. Иорвет почувствовал страх, прошивший всё тело, словно удар молнии. Он не помнил, случалось ли ему раньше так бояться. Неужели всё настолько плохо? Эта мысль вызывала такую смесь паники и отчаяния, что начинало колоть в груди и холодели кончики пальцев, и поэтому он решил на время отложить её и спросить о другом. — А остальные? — А чего остальные? Похватали их, чего уж. Киаран твой, или как его там, правда жив остался. Рука только сломана, но это ерунда. А остальные не вернулись. Эхель, говорят, вон уже в Дракенборге шибеницы ждёт не дождётся. Тьфу, да невелика потеря… Иорвет знал Эхеля и Киарана с тех времён, когда они трое были ещё молоды и полны веры в будущее и надежды на лучшую жизнь для своего народа, а не отчаянной ярости и бессильного гнева. Дрянной же из него вышел командир… — Заткнись, beanna, — бросил Иорвет. Злиться на неё было всё равно что уподобиться королям dhoine, убивавшим гонцов за плохие вести, но он не мог ничего с собой поделать. Чуть поодаль журчал небольшой ручей. Нельзя же вечно откладывать неизбежное… Иорвет подошёл ближе, чувствуя, будто каждый шаг — это ступенька на пути к виселице, и взглянул на своё отражение. Если и есть на свете хоть какие-нибудь высшие силы, Иорвет был всей душой им благодарен, что в тот момент никого из его товарищей не оказалось поблизости. Иорвет помнил, как с благоговением и трепетом смотрел на шрамы Исенгрима Фаоильтиарны, уже успевшего стать легендой лидера белок. След от меча, пересекавший лицо, конечно, не добавлял тому красоты, зато был свидетельством мужества, стойкости и силы духа. То, что Иорвет сейчас видел перед собой, говорило вовсе не о мужестве и силе духа, а о слабости, никчёмности и неудаче. Половина лица чудовищно распухла, неровный шов синюшного цвета тянулся от виска до края губ, пустая правая глазница была покрыта заживающими корками, и длинные чёрные волосы, заплетённые у висков в мелкие косы и местами слипшиеся от крови, не закрывали это кошмарное зрелище. Иорвет зажмурился, будто надеясь, что через мгновение увидит на поверхности ручья что-нибудь другое. Исенгрима Фаоильтиарну прозвали Железным Волком, и любой, даже Seidhe из его отряда, был готов орать и скулить от страха при одном взгляде на его лицо. Иорвет же теперь выглядел жалко и, что ещё хуже, абсолютно бесполезно. Как стрелять из лука, сражаться и командовать отрядом, когда у тебя только один глаз, он не представлял. Смотреть на собственное отражение было до дрожи противно, и руки так и чесались что-нибудь с этим сделать. Способ, пришедший Иорвету в голову, был самым очевидным и самым простым. — Можно? — спросил Иорвет, показав на нож, который dhoine держала в руках. Она пару мгновений смотрела на Иорвета, словно раздумывая, не решил ли тот вскрыть себе вены или, чего доброго, пырнуть её саму под рёбра. Он только покачал головой, и dhoine всё-таки протянула нож рукоятью вперёд. Иорвет взглянул на наточенное лезвие, потом снова на своё отражение в ручье и, преодолев минутное сомнение, принялся за дело. Нож оказался достаточно острым, резал легко, и длинные чёрные пряди одна за другой посыпались в воду. Иорвет пару раз промахнулся, задевая ножом уши и кожу, и капля тёплой крови скользнула вниз по шее. Иорвет вытер её ладонью, потом вернулся к груде своих вещей и нашёл среди них красный шейный платок, — понадобилось несколько попыток, чтобы выцепить его из остальных вещей, пальцы каждый раз как будто проскальзывали мимо ткани — и завязал вокруг головы, закрывая изувеченную половину лица и неровно остриженные волосы. Dhoine всё это время наблюдала за ним, как за умалишённым. — Вы в этих своих горах все такие? — спросила она, когда Иорвет закончил. — Какие? — спросил он в ответ. С поверхности ручья на него теперь смотрел кто-то совершенно незнакомый. Что ж, это всё-таки лучше, чем та пародия на самого себя, вызывающая лишь жалость. — На всю голову отбитые, — проворчала dhoine. Да, dhoine, представь себе, и это сделали с нами такие, как ты. — Нет, — Иорвет взглянул на неё и попытался улыбнуться. Судя по выражению её лица, ничего у него не вышло, — только я. — Ну и дурень, — еле слышно проворчала она, — сейчас бы и без второго глаза остался. — Как тебя зовут? — спросил Иорвет, возвращая ей нож. — Что-то не представилось возможности узнать. — Мария Барринг. Но ваши кличут Мильвой. Мильва. Коршун. Хорошее прозвище. Говорят, хищная птица может выклевать жертве глаза. — Мне нужна твоя помощь, Мильва, — он посмотрел на свои лук и колчан со стрелами, сложенные у входа в пещеру. — По пять выстрелов со ста шагов. Будешь поддаваться — сверну тебе шею. Уж это я точно смогу. Она хмыкнула, подобрала с земли какой-то уголёк и нарисовала на ближайшем дереве мишень. Отсчитала сто широких шагов и провела черту носком сапога. Все пять её стрел попали ровно в середину, одна к одной. Первая стрела Иорвета угодила в самый край, возле кривоватой линии, обозначающей границу мишени. Остальные со свистом исчезли среди деревьев. — Сильно влево берёшь, — произнесла Мильва, выдёргивая свои стрелы из древесной коры. — Да и вообще херово, братец, целишься. Ты взял бы вон лучше меч, а из этой свистопляски так и так мало толку выйдет. — Это мы ещё посмотрим, — прошипел Иорвет и до побелевших костяшек сжал кулаки. Сдаваться он не собирался.***
— Ну как он? — спросил Киаран, когда hav’caare [2] принесла ему несколько полос сушёного мяса и бинты для перевязки. Иорвет в своём теперешнем состоянии вряд ли хотел бы видеть кого-то из своего отряда, и Киаран попросил женщину-проводницу приглядывать за командиром и по мере сил помогать ему. Показать свою слабость едва знакомому человеку, возможно, было бы для него не так унизительно, как братьям по оружию, перед которыми Иорвет наверняка чувствовал вину. — Дурак твой командир, — недовольно буркнула она. — Подорвался как ошпаренный и принялся ножом перед своей рожей размахивать и стрелять на спор со мной. Недолго ему таким манером осталось. Киаран невольно улыбнулся. — Да уж, это на него похоже. Поверь, Мильва, Иорвет нас всех ещё переживёт. Такие, как он, дерутся до самого конца, а потом, издавая предсмертный хрип, перегрызают врагам глотку зубами. — Ну-ну, уж это я оценила. Мне-то он точно глотку был готов перегрызть, — возмутилась женщина, но Киаран знал, что вопреки всем своим словам она продолжит помогать командиру. Глядя на неё, он был почти готов поверить, что совместное будущее людей и aen Seidhe не совсем безнадёжно. Жаль только, что на одну Марию Барринг приходилось по сотне солдат темерских, реданских и каэдвенских особых отрядов и по тысяче кметов, готовых насадить любого эльфа на вилы. — Meas, sor’ca [3]. Не знаю, что бы мы без тебя делали, — совершенно искренне произнёс Киаран.