Я так соскучился

дайте мне белые крылья, я утопаю в омуте, через тернии, провода – в небо, только б не мучаться. тучкой маленькой обернусь я над твоим крохотным домиком, разрыдаюсь косым дождём – знаешь, я так соскучился! *** Глеб сидит на кухне и цедит виски. Год прошёл с того момента, как умерла Ксюша. Год. Глеб не может в это поверить, ведь казалось, что время тянется бесконечно медленно. Особенно в период траура и несколько месяцев после него. В тот период интервью-концерты-митинги слились воедино, а обычные бессобытийные дни и вовсе были похожи, как братья-близнецы. Глеб сегодня был на кладбище – один, без Вадика и Тани. Смотря на гранитную плиту, он понимает, как же её не хватает. Её голоса, её идей, соавторства, её «А давай пойдём в парк? Там хорошо, прохладно, наверное...» в три часа ночи. И шёл ведь. Там ведь в самом деле было хорошо. Без неё – не то, и не то всё. На концертах и более редких теперь интервью без неё приноровились. Глеба сковывает холод, когда он вспоминает о Тане, пусть уже давно отошедшей от первого шока, но иногда плачущей ночами, потому что ей снится Ксюша. Она и ему снится. Тогда он просыпается в холодном поту и потом выходит на балкон успокоиться, а потом выкуривает сигарету и больше уже не может заснуть. Глеб вспоминает то, что было за несколько месяцев до. Беды ничего не предвещало, казалось, что всё идёт ровно, и счастье, которое тогда словно витало в воздухе, будет всегда. Но у Глеба было предчувствие, что что-то точно случится. То, что разобьёт всё вдребезги. С таким предчувствием он писал и тексты для нового альбома, которые выходили безумно мрачными. Он ни с кем не делился этой мыслью, боясь «накаркать», но всё же периодически думал об этом. Один раз ему даже приснилось, будто он умер и наблюдает за собственными похоронами со стороны. Когда он вышел на балкон подышать свежим воздухом и успокоиться, на балкон вышла и Ксения. – Не спится? – спросила она у Глеба. – Мне тоже. – Знаешь, мне приснилось... – и рассказал. И о предчувствии, и о ночном кошмаре. – Глеб, да ты чего? Я уверена: всё будет нормально! – улыбнулась и приобняла за шею. – Обещаю! Глеб уже подуспокоился и слегка улыбнулся. В самом деле, чего это он? Да и тон Ксени внушал уверенность. Всегда так было. И кошмары ему больше не снились. И забыл он об этом ровно до того дня. Дня, когда всё полетело к ебени матери. *** Когда её хоронили, более-менее собран был только Вадим. Он произносил речь, отвечал (по большей части) на соболезнования, думал, что будет дальше. Таня была абсолютно разбита, а Глеб был погружен в собственные мысли и не верил. Не верил, что лучшая подруга, к которой он относился как к младшей сестре, что эта невероятно сильная и живучая, он бы сказал, девушка, лежит сейчас в гробу. Что её больше нет. И конвейером потянулись слова соболезнования, скорби, сожаления и «такая молодая была!», «столько всего б ещё сделала!» и фраза-частица того немногого, что врезалось Глебу в память. «Не заслужила!» «Именно», – думает Глеб. – «Она не заслужила такой гибели. Никто из нас не заслужил такой потери.» Все уже разошлись, а Глеб остался, уставившись невидящим взглядом на могилу. «Сбылось, блять. Тут, дорогая, ты ошиблась.» – нервно смеётся и засовывает руку в карман пальто, чтобы достать сигареты и зажигалку. Без сигарет тут никак. Глеб раздумывает над тем, что будет дальше и это его не радует. Глеб хочет отмотать время месяца так на три, отмотать время и предотвратить это. Но случилось так, как случилось. *** Электронные часы в кухне показывают 22:30. – Два часа вот сидел. Нихуя себе, – так долго Глеб ещё не был погружен в воспоминания просто так. Не чтобы отвлечься или не думать о чем-то, а просто воспоминая. Почему-то его вырубало. Наверное, тому виной измотанная тяжёлыми воспоминаниями психика и употреблённые полбутылки виски. Глеб заваливается спать с тяжёлым сердцем и надеется, что завтра будет лучше.