Книга без имени

Бинхэ задыхается в растерянности, замирая под острым взглядом тёмных глаз. Кто этот юноша, и почему смотрит на него так враждебно? — Прежде чем спрашивать, вежливо представиться самому, — а в ответ лишь презрительное цоканье. — Я не играю в игры холенных дворян, — костлявые пальцы обхватили эфес меча покрепче, утыкая острие противнику в грудь. — Повторю еще раз, кто ты? Ло Бинхэ сощурил глаза феникса, меняясь во взгляде и позе, отводя двумя пальцами потрепанную железку. Ему хватает сообразительности понять, что в условиях войны, да еще и на передовой, любое незнакомое лицо вызывает подозрение. Ведь так или иначе он может оказаться вражеским лазутчиком. Однако что-то в поведении этого солдата разжигает буйное пламя раздражения. Голос искрит язвительными нотками: — Повторю еще раз, назовись для начала сам. — Вздумал шутить? Развлекайся где-нибудь еще. Ло Бинхэ проигнорировал выпад. — Дворян? Значит тебе прекрасно известно кто я и когда здесь появился. К чему устраиваешь тогда представление? Но юный солдат не ответил. Лишь скосил в сторону глаза и, будто бы превозмогая, с огромной досадой произнес: — Уходи. Здесь мое место. Бинхэ наклонил голову набок, внимательнее рассматривая окружение: на деревьях вокруг множество зазубрин, как и мелких свежесрубленных веток. Учитывая позу с оружием и быстрое реагирование, он стал нарушителем чужой тренировки. И все же… — Покажи документ на владение этим лесом. До этого момента ты не имеешь права кому-либо что-либо здесь запрещать. Юноша опять цокнул и перешел в нападение. — Смотрите какие мы умные. А кто вот только что с видом побитой псины забежал, а, дворняжка? — Ты!.. Пальцы от напряжения сковала судорога, кровь побежала быстрее, ударяя в голову шквалом эмоций. Что за нахал?! Ему лишь бы кого оскорбить, или что? Бинхэ сжал руку в кулак и напряг мышцы ног, как вдруг, перед глазами пронесся яркий образ. И был тот подобен струящийся воде и ласковому ветру. Прикрыв на мгновение глаза и сделав глубокий вдох, Ло Бинхэ твердо посмотрел в ответ. Черты лица разгладились в напускном спокойствии, а руки в уверенном жесте были заведены за спину. — Дворняжка, — слово, словно прокатилось по языку, — да вот лаешь здесь только ты. Однако, на удивление, в ответ лишь промолчали, просто сверля взглядом. Юноша со скрипом в зубах вернул меч в ножны, и поджимая губы направился куда-то в сторону. Лицо Бинхэ прочертила глубокая складка недовольства. Притом недовольства самим собой. Он конечно хотел отстоять себя, но если смотреть на ситуацию под иным углом… Тяжело выдохнув и вспомнив, как точно также его терроризировал Мин Фань, Ло Бинхэ окликнул уходящего юношу: — Ты первый сюда пришел, я уйду. И было развернулся, как услышал несколько удивленное: — Эм… — а потом и еще, — Хэй, подожди! А сам-то, все же, почему такой… Ну такой со всех ног сюда влетел? Бинхэ в полуобороте передразнил: — Такой побитой псиной? — Да. Ло Бинхэ замер на мгновение, обдумывая ответ. Воспоминания о лагере, где каждый был занят полезным делом, мелькнули перед его глазами. Он ощущал себя лишним, даже бесполезным. Его взгляд стал серьёзным и чуть усталым. — Просто хотел на минуту забыться, — тихо ответил он. — В лагере все заняты: лечат раненых, продумывают тактику. А я… я чувствую себя лишним. Воин, услышав это, прищурился, его сарказм на мгновение уступил место задумчивости. Он прислонился к дереву, глядя на Бинхэ. — И ты решил, что лучшее место для забытья — лес, где тренируюсь я? — Он склонил голову набок, внимательно изучая Бинхэ. — Не думал, что благородные знают, что такое одиночество. Бинхэ усмехнулся, в его взгляде мелькнула горечь. — Одиночество не выбирает по статусу. Ты можешь быть окружён людьми и всё равно чувствовать себя одиноким. Фэн Куан задумался над его словами. Он вдруг почувствовал, что перед ним не просто надменный дворянин, а человек, который тоже переживает свои трудности. В его взгляде появилось что-то смягчающее. — Меня зовут Фэн Куан. Бинхэ слегка кивнул, принимая его представление. — Ло Бинхэ. Рад знакомству. Фэн Куан коротко кивнул, продолжая изучать Бинхэ. Теперь, когда напряжение немного спало, он смог увидеть в нём не просто мальчишку благородного происхождения. Он был чем-то схож на него самого. И возможно именно по этой причине немного раздражал. — Так, Ло Бинхэ, что ты собираешься делать дальше? — спросил Фэн Куан, поднимая бровь. — У тебя есть план или ты просто бродишь, пока не найдёшь, чем заняться? — Куан сощурился и продолжил. — Хотя в твоем случае, видимо, пока не найдешь проблемы на одно место. Бинхэ огрызнулся: — Раз так мыслишь, то сам видимо не лучше, — и вопреки недавним словам не только не ушел, но и облокотился о подходящий ствол дерева, скрещивая на груди руки и отводя голову в сторону. — Твоя стойка просто ужасна. Отведи плечо назад и присогни левое колено, так позиция будет устойчивее. Куан не ответил, раздумывая над услышанными словами. А мигом позже воздух рассекло лезвием меча. Он хмыкнул, признавая дельность совета и не преминул спросить: — Ты мечник? — Книжник. Воин одарил крепко сложенного юношу скептическим взглядом. Он то? Хотя кто разберет, этих богатых господ чему только не обучают. — И что же ты тогда забыл на войне? Летописи вести собираешься? Бинхэ не понравилась проскользнувшая усмешка. — А что, если да? Обязательно упомяну об одном нахале. — О себе? Ну же, дразнить этого юнца одно удовольствие. Такие яркие эмоции и богатые выражения лица так и призваны развеивать скуку. Фэн Куан вытащил ножны и тыкнул ими в руку Ло Бинхэ. Жгучий и полный обиды взгляд стал очередным забавным ответом. — Ты прервал мою тренировку и теперь должен мне. Плевать, любишь ты стишки или оружие, давай сразимся. Солнце томительно прижигало макушки, распаляя пуще молодую кровь. Проредевшиеся и обугленные листья не могли помешать его лучам.

***

Многим позже закончились споры и о стратегии. Единственным, чего хотелось после, так это возвести очи к небу с мольбой во вселенски уставшем взгляде. Генерал идиот по фамилии Мин выкачал все нервные клетки, подобно демонам из семейства «кровососущих». Название говорящее и не требующее лишних пояснений, как и особая бесящая тугодомость парня. Шепотки солдат за спиной еще более сбивали с равновесия: «Его аура… Он сюда совсем не вписывается» «Утонченный ученный… Изнеженный чинуша» «Холенный и язвительный» «Посмотрите на его лицо… С каких пор подстилки императора командуют?» «Думает книжек начитался и все знает? Война это не иероглифы на бумаге, его советы будут отданы вслепую» «Если попытается критиковать кого-то из нас, пусть не ждёт, что мы будем вежливы с ним!» Атмосфера полного непринятия пропитала уходивший в забытье день. Шэнь Цзю плотно сжал челюсти, проходя с гордо поднятой головой дальше. Ему то что? Очередные мерзкие сплетни, лишь сменившие общее направление. Люди считают, что общество демонов полное дно — что же, человечество и на цунь не лучше. Тем временем густились сумерки. Шэнь Цинцю обуревали глубокие сомнения с каждым новым пройденным шагом. Было ощущение, что во мраке ночной темноты деревья преисполнились сознанием и неотрывно следили за ним, сворачивая со скрипом свои деревянные головы. Лес полнился множественным шорохом листьев и глухой, приводящей в трепет, тишиной. Не было слышно ни одного лесного создания, даже цикады притихли, изменяя привычному шуму. «А может, просто сдохли, — пронеслась в голове шальная мысль, — бойня была сильная». Сердце гулко отбивало в груди, в ушах перекатывался звук пульса. Казалось, будто качающий кровь орган вырвали из груди и приставили к его уху. В лесополосе, закрывающей тыл лагеря, все также валялись кучи обугленных трупов. Правда, кажется, меньше. Не исключена возможность, что часть собратьев солдаты уже похоронили. Но даже так их присутствие с лихвой завладевало мятущемся сознанием. Пустые среди дня в ночи глаза блестели одержимостью, словно ночной сумрак вернул в мертвые тела обезумевшие души. Тишина продолжала напрягать, накручивая все больше тревоги. Шэнь Цзю поднял взгляд от созерцания мертвечины вглубь узкой тропы, пройденной им с учеником засветло. Ноги вели к тому самому месту, где случился приступ. Он замер на месте и стал неприязненно дергать плечами, пряча лицо в складках рукава — начал жмуриться до цветных пятен и вдыхать пыль, пропитавшую ткань. И жмуриться, жмуриться, жмуриться… Как же хочется отсюда сбежать. Цинцю проклинал собственное громкое имя, проклинал судьбу, проклинал жизнь, людей… На кой черт ему все это?! «…тебе плевать на целостность армии!» А может и так, может и плевать. А почему не должно? Хоть кто-то может сказать, почему нет? И желательно логически обосновать, без тщедушных аргументов «во имя Родины!» или «по другому нельзя!». Почему же? Что за идеалистические бредни гуляют в социуме? Почему он должен притворяться, что ему не все равно? Веки начали сильно болеть из-за напряженных мышц, и Шэнь Цзю распахнул глаза, так и не отнимая руку от лица, а только больше прижимаясь лбом в изгиб локтя, желая просто спрятаться. Челюсти со скрипом сжимали грубую ткань, перетирали зубами в попытках остановить лавину негативных эмоций. Сердце еще сильней ускоряет и так бешеное биение, не давая и призрачной надежды на покой. Почему он должен из кожи вон лезть? Ради чего? Ради кого? Неужели призрачной нити доверия брату достаточно, чтобы терпеть высокомерное общество дворян? Этих напыщенных воинов? Этих бестолковых солдат? Его обязанность защищать Цанцюн — Цанцюн. И гуевы проделки дрянной жизни, что она часть чего-то большего — часть страны. В горле встал вязкий ком. Почему же всем так важна его искренность? Почему нельзя без этой опостылевшей дряни? Без… без… — Почему же тогда у меня не получилось сдохнуть, — сипло прорычал заклинатель, — ведь как-раз таки это желание было очень даже искренним! Шэнь Цзю покачнулся на пятках и обессилено сел на траву, обнимая колени и прислоняясь плечом к подгнившему стволу дерева. Взгляд был пусто устремлен в сторону. Измученный мозг кардинально переменил точку сосредоточенного внимания. «…И шисюн даже не попытается узнать, хочу ли я?..» «Мы с Му Цинфаном говорили о прошлом, но я отказался от ответа… И все же — принц? Как принц стал врачующим заклинателем? Почему Император был так уверен, что тот мертв?» Мысли водили хороводом по закромам сознания, окружая скрытое внутри любопытство. Быть может, все-таки есть то, о чем действительно хотелось бы спросить. Небосвод пылил редкими отблесками звезд не в силах просветить сквозь затянувшее небо черное полотно. Под подошвой хрустела насыпь, а на периферии гудел шум с противоположной стороны лагеря. Гул пьяных завываний раздражал восполненный ум. Но, к счастью, это где-то там — в нескольких десятках метров, здесь же лишь неожиданно поджидающий на входе в палатку глава Цяньцао. Шэнь Цинцю стал вопросительно изгибать бровь, не размениваясь на приветствия. — Шисюн. — Шиди. — Шисюн. Цинцю кисло цокнул, не желая вступать в психологические игры. Почему заклинатель вообще его тут поджидал? — Воздух свеж, так почему бы и нет? — Му Цинфан, как всегда, улыбчиво переносит хмурый взгляд. — И нет, Цинцю, мысли я не читаю. Шэнь Цзю готов был поспорить с данным утверждением. И что это еще за редкая фамильярность? Но сил разбираться разительно не было, потому он вскоре прошел внутрь палатки, внутри которой мрак разгонялся сиротливой свечой. Му Цинфан зашел следом, ему ой как не понравилась вновь поселившаяся в изумрудных зрачках пустота. Неужели так скоро произошел первый откат? Когда пациент решается на терапию после сильных моральных ям и ударов, вначале все идет весьма гладко. Конечно, при условном согласии человека. Однако на пути к выздоровлению всегда поджидают ловушки — овраги, припорошенные тонким слоем листьев. И чем больше пройдено пути, тем реже и мельче они становятся. А вот вначале… Без помощи человек может и не выбраться. — Тебе не понравилось «Цинцю»? Может тогда Шэнь Юань? Лорд Цинцзин нервно дернул плечом, но не повернулся. — Нет. Как всегда, довольно резкий и ограничивающий попытки продолжения диалога ответ. Тот в ответ глубоко вздохнул. — Хорошо. Расскажешь, как прошла встреча с генералами? На этот раз Шэнь Цинцю повернулся и садясь нарочито-показательно закатил глаза*. — Если двое из них даже не удосужились представиться, то о чем говорить? — О том, кто представился? Цинцю закатил глаза еще раз, а Цинфан побеспокоился, что от этого весьма может разболеться голова. — Пэй Ань. Он сносен. — Ха? — целитель заторможенно моргнул. — Сносен… — уголки губ дернулись; получить подобную оценку от шисюна уже достижение. — Это ведь хорошо? — Му Цинфан, — резкость в голосе, будто заточили еще пуще, — что тебе надо? Заклинатель сделал несколько шагов вперед и присел рядом. Теперь их разделял лишь маленький струганый из дерева столик с той самой свечкой. — Разве я должен обязательно преследовать какую-либо цель? Цинцю, знаешь, люди разговаривают просто так. Тот порывался что-то сказать, но вовремя опомнившись, плотно сжал губы. — Говори. Ты ведь помнишь, что я не осужу? — Сейчас у нас не терапия. — И? — невольно вырвался смешок. — Я ведь не становлюсь другим человеком, когда покидаю кабинет. Поэтому обещание распространяется на любой случай. Шэнь Цзю только сильней сжал челюсти и опустил голову вниз, пряча выражение лица в тенях и за редкими выбившимися прядями. — Хочешь, расскажу пока про свой день? Правда, должен предупредить, не исключены кровавые подробности, — красивые глаза изогнулись в форме полумесяцев, когда целитель услышал сухое: — Говори. Ночной ветер шальными потоками гудел по ту сторону плотных тканей, аккомпанируя тишине, наставшей после разошедшихся по палаткам вояк. Сырость, идущая от земли, оставляла в теле заметную дрожь, проходясь по всем скрытым участкам кожи. Любые внятные мысли покинули голову, а обнять себя руками хотелось вовсе не от холода — подавляющие шок и ужас оставляли круглые глаза и нервное подрагивание пальцев. — …получается его не спасти, но из-за этого на нем решили поставить эксперимент. Не врачи, а губители, не иначе, — и еще пуще вводила в замешательство улыбчивая расслабленность повествования, — а человек ведь все еще дышит. Пусть синий, с кровавой пеной изо рта, пусть хрипит, будто лютый мертвец, но дышит же! Они не хотели меня подпускать, мерзавцы, а потому они его потеряли. Зато пока отвлекись, у меня была возможность спасти второго такого. А дальше… Кажется, у Шэнь Цзю начала нервно подергиваться правая сторона лица. Чему удивится больше: истории про то как Му Цинфан отпиливал на живую чужую ногу, или тому как ласково из его уст звучат даже ругательства? — Если дальше будет очередная история про раздробленные кости, то я воздержусь. Му Цинфан нахохлился. — Отчего же, есть еще про порванные мышцы, про внутренние кровоизлияние, про выколотые глаза, - лекарь загибал пальцы, - а вообще я хотел рассказать про множественные ожоги. Как Цинцю уже понял, исходя из внешнего вида последнего места битвы, то последнее особенно сильно затронуло солдат. Некоторые от серьезной степени ожогов и боли, буквально, посходили с ума. Шисюн должен это знать и учитывать, разрабатывая план действий. Шэнь Цзю раздраженно цокнул. — Будто меня станут слушать. Даже так, это бессмысленно. — Почему? Лорд Цинцзин наклонил голову, в глазах читалась горечь. — Шиди смотрит на все сквозь цветные стекла. Никто кроме него не обременяет себя столь противным действием, как выслушивание этого. У Му Цинфана непроизвольно изогнулась бровь. И было это вовсе не из-за непонимания, а скорее, в точности да наоборот. И коли он собрался решать эту проблему, то не было пути для подступи с этим человеком лучше, чем первым показать свою уязвленность. — Хорошо, я тебя понимаю, — игнорирует выражение лица в ответ я с язвительным «едва ли» и продолжает, — в истории моей жизни также не все так гладко, как представляется. Принц, сбежавший в Цанцюн? Да, но это лишь половина правды. Цинфан прижал ладонь к правой стороне лица и печально улыбнулся. — Я… Изначально… Кхм… Скажем так, в становлении заклинателем изначально не было никаких благородных порывов, — смешок. — Спасение людей? Ха… Все чего я желал — это спасти себя. Звуки померкли. Дыхание перехватило. То, что Шэнь Цзю увидел дальше, заставило замереть от шока даже его.