I used to think that we were perfect. Boy, was I wrong
Она знала, что рано или поздно, все так и случится. Весь университет пророчил им скорую свадьбу, счастливую жизнь и ту самую, о которой все так грезят, американскую мечту. Потому что они — идеальная пара. Он любил так говорить. «We were perfect!». Ведь все именно так и было; Анна когда-то действительно думала так же. Что они идеальны, словно из кинофильма. Она — одна из лучших студенток, умница и красавица, а он — главный активист и заводила. Скромная и тихая девушка, рядом с которой из-за стечения обстоятельств, всегда крутится шумный и красивый парень. А таких обстоятельств была целая дюжина: от организации какого-либо праздника, до волонтерских работ и, конечно же, всевозможных городских конкурсов. Анна участвовала во всем, ей приходилось. Она любила шумные собрания, куда ее постоянно таскали друзья и где все обсуждали организацию будущего мероприятия. Она просто обожала их уютные посиделки всей компанией в огромном, актовом зале, где можно было дурачиться с реквизитом, развалиться на огромной сцене и смотреть в черноту потолка, где видны очертания прожекторов. Она любила их «вечерние собрания», которые на самом деле были обычными вечерами-кино или посиделками с заказанной прямо в университет пиццей и огромной бутылкой какого-нибудь лимонада. Это была обычная университетская жизнь, о которой все мечтали. Анна, конечно, тоже. Во всей этой суете и шуме, Альфред был рядом с ней. Анна привыкла к его громкому голосу под ухом, смирилась с неусидчивым характером и его дурной головой, которая генерировала идиотские идеи как конвейер. Альфред был частью всего этого веселья, он же был и главной движущей силой, которая часто наталкивала на какие-то великие дела. Анну они утомляли, но ей нравилась сила и уверенность, которой сиял Джонс. Она всегда была рада веселой компании. Альфред почти сразу заметил ее. Не прошло и месяца после их официального знакомства на первой репетиции, как он начал преследовать Брагинскую и научился находить ее в любом уголке их огромного университета. Он почти чуял ее и каким-то образом всегда умудрялся достать. Дарил подарки, приглашал в кино, на прогулки, постоянно находился рядом и всеми способами стремился завладеть ее вниманием. Почти все друзья Анны убеждали ее, что это была та самая, безумная и страстная любовь, о которой мечтает любая.You kept saying that you were busy. When really, you were having your fun
Анна открывает глаза и смотрит вокруг. Дешевая, съемная квартирка была мила глазу; Брагинская потратила много сил, чтобы уютно обставить ее всем необходимым. Диванчик, столик, тумбы для колонок и два больших шкафа специально под книги, учебники и тетради. Хозяйка была только рада перестановке, новой мебели и такой хозяйственной девушке, а Анна прижилась здесь уже настолько, чтобы считать квартиру своим домом и называть миссис Лоял — «тетушкой». Но все это было уже не важно. Она съезжает. И эта песня — ее последний подарок соседям.I tried and I tried with you, boy, can't you see? Don't want you havin' anything to do with me
Все было почти идеально, не считая того странного чувства в груди. Они выглядели как с картинки. Высокие, красивые молодые люди, светлые, полные сил с огромными планами на жизнь — чем не люди с обложки свадебного журнала? А все к тому и шло. Они встречались ровно три года — обещанный для любви срок, как символично, — и Анна все эти три года ощущала, что поступает абсолютно не правильно. Выигрывая конкурсы, участвуя во всевозможных концертах, общаясь со своими друзьями, целуясь и нежась в постели с Альфредом — она все время ощущала себя не на том месте. Что-то неприятное тянуло в груди и давило на плечи, когда Джонс обнимал ее и шептал об их совместном будущем. Анна не понимала. Это ведь была ее мечта. Идеальная жизнь. Так говорила ей матушка, так советовали ей друзья. Для такой тихой, очаровательной и трудолюбивой девушки как она — это было пределом мечтаний. Веселый и шумный муж, хорошая работа и счастливая жизнь в Америке, под гимн американской мечты. И все сияет тем самым блеском, который показывают в какой-нибудь рекламе. Но ее словно тошнило от всего этого.I cried and I cried for you, but now I see You really never deserved me
Она поднимает руки к потолку, изгибается всем телом и, слушая переливы музыки в сочетании с красивыми строчками ее песни, от удовольствия прикусывает губу. Да, это ее песня. Ее песня, она такая же идеальная в сочетании тяжелой грусти и легкости движений. Не успевает она вновь повернуться, как грубые руки опускаются на ее талию и прижимают к крепкой груди. Она расцветает от простых объятий — ее губы растягиваются в улыбке, а в груди разливается лава, скользящая плавно вниз, как ее руки, нежно обвившие чужую шею сзади. Сильные руки не ломают ее, не давят, они подстраиваются под плавные движения бедер и входят в ритм ее тела. А его шершавые губы требовательно касаются нежной шеи, грубовато прикусывая кожу.Yo quiero besar tus labios, mi caricia Cuando me abrazas ja siento tu energia
Когда, интересно, все пошло по наклонной? Когда она забеременела, сделала аборт или перестала слушаться окружающих? Все сразу? Потому что для нее уже все слилось воедино: воспоминания о тех днях мутные из-за выпитого алкоголя и принятых таблеток. Альфред был в восторге от новости о беременности, а вот Анна — нет. Казалось бы, после окончания университета и помолвки, все именно этого и ждали. Ребенок это их продолжение, часть американской мечты и еще один пунктик, выполнить который Анна была обязана. Родители хотели внуков, все друзья вокруг шутить об этом начали давно. Но ее словно молнией ударило, когда она смотрела на счастливое лицо Альфреда и слушала громкие поздравления друзей. Она была совсем к тому не готова. Нет. Ей не нужен этот ребенок. И осознала она это почти сразу. Потому что страшно испугалась. Анна не часто делала то, что действительно желала. Она привыкла считать собственные желания — больной фантазией, которая была и остается глупой подростковой мечтой или всего лишь шуткой. Свободной жизни не существует — есть обязанности и семья, «ячейка общества» и ничего более. Детские глупости, вроде бесконечного путешествия по миру, — это фантазия из фильмов для подростков. Рано или поздно, тебе придется остановиться и осесть в родном доме, найдя покой. Ты же не будешь всю жизнь куда-то сбегать, верно? Но в этот раз она не смогла бы поступить иначе. Всю неделю ее что-то терзало, постоянно бросало в жар и мучило, она не могла ни спать, ни есть, пропускала работу и избегала Альфреда — закрывалась в своей съемной квартире и куталась в одеяло, пила и курила в тайне от всех. Она стремилась найти хоть минуту покоя и тепла. Но так и не находила. Она ужасно боялась, она сомневалась и никак не могла решиться на аборт. Она думала, когда шла, что совершает страшную ошибку. Анна поняла только потом, когда все случилось. Непонимание и осуждение окружающих ее людей, даже самых близких, были не такими страшными, как то, что она пережила до этого. Ни одни слова поддержки, ни какие поздравления, ни даже прежнюю любовь Джонса, которая теперь пошла трещинами, Брагинская вернуть не хотела. Потому что все это не стоит ни грамма той легкости, что она ощутила от принятого ею решения.I tried and I tried with you, boy, can't you see? Don't want you havin' anything to do with me
Анна плавно разворачивается в объятьях, заглядывает в блестящие глаза напротив и улыбается. Нежно, смущенно, как когда-то улыбалась Альфреду. Но теперь вместо обжигающей, горячей лавины чувств, сомнений и страхов, которые терзали ее, она ощущает легкость. И щемящую нежность, от которой хочется пищать от радости, прыгать от восторга, когда видит такое же раскрасневшееся лицо напротив. От Гилберта тянет горьким, мужским одеколоном, пивом и жаром. Он так похож на Альфреда и одновременно с этим так сильно отличается от него. И Джонс, и Байльшмидт — заводные, громкие и неугомонные парни. Они обожают адреналин, любят выигрывать в спорах, являются душой в любой компании и горят ярче любого пламени. Они зажигают каждого, они любят внимание и всегда стремятся обратить его на себя. Но вместе с этим, Альфред был ветреным и абсолютно независимым человеком. Он горел снаружи, но внутри был невероятно холодным и черствым. Он никогда и ничего не делал просто так. Все подарки и нежности напоказ, все комплименты как можно громче, чтобы слышали все вокруг. Он любил делать это для кого-то, а наедине терял какой-либо интерес к ней. Он не стремился к уединению с ней. Он тащил ее за собой в общество улыбок и смеха. Он веселился от души, а дома угасал и тлел, вдали от шумной компании. Анна его не понимала, но и осуждать не могла. Альфреду нужно было одобрение общества, для него это играло роль. Ему хотелось не просто показать, а доказать всем, насколько он идеален — и это отбирало у него все силы. Он стремился к толпе, он не любил одиночество. Брагинская ощущала себя обманутой и оттого злилась. Хотя на самом деле, просто ждала от отношений другого. Гилберт совсем не такой.Yo quiero besar tus labios, mi caricia Cuando me abrazas ja siento tu energia
Брагинская облизывает пересохшие губы и кокетливо наклоняет голову в сторону, смотря из-под опущенных ресниц на Гилберта. Тот скалится по-своему, так знакомо, ужасно глупо кривится, но продолжает строить из себя крутого, самодовольно задирая нос и покачиваясь в такт мелодии. Смотреть ей в глаза он не может, он все еще смущен и пытается скрыть это. Но Анна видит его насквозь. — Решила поиграть на нервах соседей в последний вечер, Брагинская? — пытается он докричаться до нее сквозь шум, но выходит скверно, Анна даже ухом не ведет. Она словно пьяная, в какой-то прострации, совсем выпала из этого мира, на что Гилберт раздраженно фыркает и глаза закатывает. — Оглохла, что ли? Анна смеется беззвучно, подтягивается на носочках и целует Гилберта в острый подбородок, заставляя того криво ухмыльнуться и довольно захихикать. Смех… Альфред смеялся громко, но приятно, мелодично; смех Гилберта напоминает ей сломанную скрипку. Он никогда не покажет собственных чувств, он не любит выставлять отношения на всеобщее обозрение. Гилберт упрямый, самоуверенный и сильный. Он ненавидит, когда кто-то спорит с ним и считает любое свое решение истинно верным. Он своенравный и ненавидит ограничения, но вместе с этим отчаянно, кажется, нуждается в том, кто поощрял бы его старания. Байльшмидт никогда не признает, как отчаянно он нуждается в поддержке, от которой же постоянно открещивается. Всем людям нужна забота, даже тем, кто отрицает этого. Гилберт ненавидит слабости, но тоже их имеет. И как бы он не открещивался, он желал ощущать чужое тепло под боком и доверять кому-то свою спину. А Анне нужна была та внутренняя сила, которая помогла бы ей сломать оковы чужого гнета. Брагинская нуждалась в том, кто смог бы заставить ее расцвести. Ей нужна была сила.Quise dejarte, pero fuiste siempre mi belleza Aun estas aqui cautivo en mi cabeza
Анна шепчет слова песни, утонув в чужих объятьях и прикрыв глаза, сцепляет на его пояснице руки. Она прижимается щекой к теплой груди Гилберта, блаженно мурлыча, когда он гладит ее по длинным, русым волосам и устраивает подбородок на макушке. Брагинская думает о последней строчке этой песни. Нет, Альфреда она уже отпустила. Она уедет вместе с Гилбертом в Германию, забудет его окончательно и больше никогда не вспомнит. Эта песня почти идеальна.