Записная книжка

Для меня сны всегда были… своего рода опасной зоной. То есть ещё более опасной, чем всё остальное, чтобы вы понимали. Я, в сущности, знаю, что этому даже есть научное объяснение, включающее в себя скучные вещи о работе подсознания, большей его активности в период сна, переработке информации и прочее бла-бла-бла… В реальности (каким бы растяжимым не было на деле это понятие) знание никак не помогало мне все эти годы. Понимаете, можно сколько угодно указывать на факты — сон, эта дрянь, так и останется очень вещественным местом. Я помню, что декорации могут меняться — на протяжении моей жизни это случалось несколько раз. Но всё сводилось к простейшей установке: найди себе нору и сиди тихо. Тогда, возможно (только возможно) получится пережить ещё одну омерзительно-долгую ночь, оставаясь собой. Просто сидя на месте (люди не всегда понимают, как это может быть приятно). Я уверен, что знаю. Внутри моей собственной головы слишком большой мир, и для меня это не какая-то грёбаная метафора. Всё это не даёт покоя даже теперь. Я в чужой голове — целиком, пожалуй, впервые в жизни. И как бы я ни был рад поначалу, сейчас я не знаю, что произойдёт. Потому что это я. Вы знаете? Ходячая проблема. Трещины здесь походят на тонкий узор. Иногда они на стенах зданий, иногда – на земле, а за одну такую трещину где-то вдали, чуть выше линии горизонта, временами цепляются неосторожные облака. Я знаю, что это. Напоминание об утрате, шрамы, оставленные такой ненавистью, которая просто не имеет права существовать. След от удара, нанесённого, чтобы уничтожить. И всё-таки этот мир — вот он. Залитый светом и полный ветра откуда-то с моря мир, где снова и снова распускаются цветы в траве, а зелёные деревья и лёгкие башни стремятся к высокому небу, и в их стремлении я не чувствую безнадёжности. Это ново, это потрясающе. Завораживает и успокаивает. Я могу смотреть на это вечно. Рут считают странной, но я-то точно знаю, особенно теперь: безумие не для неё. Моё мнение, как обычно, вряд ли примут всерьёз — но в безумии я разбираюсь. Не так, как врачи, но я же вижу разницу. Уж поверьте. Сидя здесь и глядя на облака, я пытаюсь разобраться. Я не хочу причинять вреда никому. И я не хочу её оставлять. Оба желания были так сильны, что в итоге получилось это. Но я не хочу случайно навредить Рут. По крайней мере, раз у меня больше нет физического тела, я могу обойтись без сна. Не хочется проверять, что именно произойдёт, если... Я не слежу за временем — здесь оно устроено иначе. В какой-то момент Рут просто возникает рядом со мной. Этот костюм всё ещё напоминает о прошлом, но на ней он смотрится неплохо. Я считаю, что на ней всё смотрится как минимум неплохо. Для меня она всё делает лучше. Это может быть сколько угодно наивным — не имеет значения. Даже просто сидеть с ней так, в тишине, стоит всего. — Ты опять о чём-то тревожишься, — здесь Рут всегда будет это угадывать, вот незадача. Нам даже не нужна обычная телепатия. Просто это её мир, а я с недавних пор стал частью его. — Думаю о том, что произойдёт если я слишком забудусь и ... изменю это место, — там, снаружи, я не слишком часто бывал откровенен, но врать ей здесь и после всего — это слишком. — Если я всё испорчу. (опять) — Дэвид, — Рут фыркает. — Это мой мир. — А я... (с шансами, одно из самых страшных чудовищ. Сгусток гребучей бесконечно растущей силы) — ...это ты. Просто ты, — без предупреждения, она опрокидывает меня на траву и пересаживается, устраивая мою голову на своих коленях. Неожиданно и довольно удобно. Я не уверен. — Послушай, это может быть... — В тот момент ты знал всё, — замечает она. — Ты бы не причинил мне вреда. (я скорее согласился бы умереть. Что ж, технически, прямо сейчас меня не существует в реальности). — Не узнаешь, пока не попробуешь, — Рут наклоняет голову, и свободный конец её повязки щекочет мне нос. А потом на глаза опускается тёплая ладонь. — Спи. Это неожиданно просто. Я как будто стремительно, но совсем не страшно проваливаюсь в тёплое марево, и реальность — ну, та её часть, которая мне осталась, — тает и меняется. Это похоже на картинки в калейдоскопе, на тени от волшебного фонаря и парковые огни на водной глади — может, она подсказывает, но я понимаю. Я не чувствую страха и нигде не сижу, согнувшись в три погибели. Я просто... Как давно это было? Если вдаваться в детали, была же когда-то она, обычная жизнь? Тёплые вечера, книги и голоса людей, которые действительно меня любили, свет лампы, истории на ночь и спокойные сны? Теперь это лишь прошлая стёртая возможность, я не был рождён, но прежде, хотя бы однажды? Я почти забыл всё это. Просыпаться очень странно и какое-то время просто лежать вот так, с закрытыми глазами — тоже. Рут рассеянно проводит пальцами по моим волосам. — Не бойся, ничего не случилось. Я знаю, и от этого так легко, как не было очень давно. Может, вообще никогда. Никакие твари из моих снов не вырвутся больше — ни сюда, ни в мир снаружи. И сны у меня... путанные и лёгкие, обычные Даже я сам — только здесь. Пустой и целый. Принадлежащий себе самому — и ей, конечно. — И как оно? Спать по-настоящему после всех этих лет? Так же, как освободиться, наконец, пускай и будучи запертым (теперь я знаю, насколько прочно) в чужом сознании. — Замечательно.