процент совместимости

Гокудера пьёт третий энергетик за день, пока Тсуна читает вслух гороскоп — о совместимости с её крашем («это же объект влюблённости, да?» — мысленно спрашивает саму себя итальянка, не особо разбирающаяся в новомодных терминах), о каких-то лунах и солнцах, — и вдруг начинает казаться, что мелькающая перспектива иметь больное сердце гораздо приятнее, чем чужая заинтересованность глупыми и несуществующими знаками. — У нас с Хибари одна из лучших совместимостей, — вздыхает девушка. Лучше бы она так же корпела над математикой, хотя у Гокудеры совсем нет права осуждать подругу. Зато уже устоявшаяся привычка имеется. — Он же мудак, — итальянка допивает несчастную газировку и давит банку подошвой тяжёлых ботинок. — Совсем тебе не пара. Тсуна обижается — по ней сразу становится видно. И Хаято хочет извиниться сначала, мол, ну не переживай ты так, рано или поздно твой драгоценный Хибари сходит к психиатру, пройдёт курс психотерапии и проработает все свои детские травмы. Дополнение: Гокудере это бы тоже не помешало, но кому есть дело. — Тельцы, кстати, и с девами хорошо совместимы, — говорит Тсуна. — Какая мерзость. Только Хибари мне и не хватало для полного счастья, — Хаято поднимает с земли сплющенную банку и резким движением бросает её в сторону бейсбольного поля, где сборная школы только-только начинает разминку. Энергетик звонко бьётся о сетчатый забор и отлетает обратно на сухой асфальт. Никто из игроков не обращает внимание на бессмысленную выходку девушки. Не считая одного исключения. Ёбаный Ямамото Такеши — всегда единственное исключение. Он отвлекается от растяжки и поворачивает голову в сторону двух одноклассниц, тут же ослепляя всю планету приветливой милой мордашкой. Гокудера чувствует, как газировка медленно ползёт вверх по пищеводу. — Привет, — машет рукой бейсболист, завидев знакомых. Всегда дружелюбный, всегда в хорошем настроении. Ёбаный придурковатый мудак. Тсуна неловко отвечает на приветствие, странно покачиваясь из стороны в сторону, а затем осуждающе шепчет: — Ну что ты натворила? Теперь Такеши думает, что мы дуры. — Мозгов не хватит, — Хаято оттопыривает средний палец в символичном жесте и со злой усмешкой демонстрирует его спортсмену. Тот, лишь пожав плечами, возвращается к тренировке, о чём-то переговариваясь с тренером. Ямамото Такеши всегда же выше всякого дерьма, которое вытворяют другие люди. Гокудере хочется поднять несчастную банку из-под энергетика и затолкать её не менее несчастному однокласснику прямо в глотку. Но вместо этого она хватает Тсуну под локоть и тащит её к выходу из школы. / Старшая сестра у Гокудеры ну полная стерва. — Охренела, коза?! — Хаято садится на корточки и собирает осколки своей любимой (единственной) кружки руками. Бьянки лишь пожимает плечами и меланхолично продолжает намыливать сковороду, которую сама же и загадила. Это знак то ли протеста, то ли ёбнутости — жри свою еду и мой свои чашки. — Да успокойся! — не выдерживает Гокудера, думая, как же сильно хочется вцепиться сестре в волосы. — Нахуй ты?.. Сука, какая же ты тупая. Нахуй тебе моя кружка? Покупай, блядь, новую! Распсиховаться бы окончательно и свернуть надоедливой Бьянки шею. Приехала в её квартиру со своими скудными пожитками, скрываясь от бывшего парня, и бьёт её же вещи. Долбанутая, тупорылая, стервозная ебанашка. — Я случайно, — говорит старшая. Это вместо «извини»? — Я тебе случайно сейчас голову снесу, скотина, — отвечает Хаято и сжимает осколок в руке. Боль отрезвляет, и Гокудера находит в себе силы встать и, накинув старую толстовку со сломанным замком, пойти в ближайший супермаркет за сигаретами. Возможно, ещё и за бинтом, потому что кровь редкими каплями пачкает плитку пола. / Осень бьёт по лицу неприлично-холодным ветром и совершенно долбанутым желанием пройтись вдоль улицы, чтобы нарваться на неприятности или — наоборот — избежать их. Гокудеру в округе знают все. По легендам, она долбится в дёсны и торчит кругленькую сумму местным бандюганам. Правда это или нет, никто не в курсе, да и не хочет знакомиться с мутной биографией итальянки ближе. Ещё бы — себе дороже. Хаято протирает заслезившиеся от ветра глаза, размазывая по лицу кровь и остатки туши. Тсуна строчит ей очередную очень важную смс, мол, как так — поругаться с Бьянки? Она же твоя сестра! Если бы у меня была сестра, то мы бы вместе ходили по кафе и заплетали друг другу косички… Блядь, Тсуна, из какого сопливого сёдзе ты выпала?! Реальность другая. В реальности ты идёшь в одной толстовке с окровавленной рукой за бинтами, потому что твоя сестра разбила твою кружку, не желая её мыть вместе со своей посудой, а ещё Бьянки уверена, что в свои семнадцать лет ты охуеть какая взрослая и самостоятельная и можешь запросто вычеркнуть из памяти всё дерьмо, которое прошла из-за своей семейки (даже одного переезда в Японию уже достаточно). Вот такая вот реальность, и она ломает тебе хребет. Когда Гокудера заходит в супермаркет, её ослепляет прозрачно-холодный свет витрин. Она идёт вдоль стеллажей и думает, как бы уместить в чеке и бинты, и сигареты, и, наверное, новую кружку, а если ещё и повезёт, то можно мармелада захватить по скидке, но это--- Гокудера печатает здоровой рукой: «Не могу сейчас говорить», — когда видит около полок с молоком Ямамото Такеши. Незатейливо растрёпанные чёрные волосы, неизменная чёрная олимпийка поверх школьной формы и такая же чёрная спортивная сумка — дряхлый набор. Хаято тут же пытается спрятаться, но по закону подлости бейсболист её сразу же замечает. — Йо, — он поднимает руку в белых бинтах, приближаясь к девушке. Гокудере хочется усмехнуться. Ну надо же, какая встреча! Какая ирония! — Ты… хреново выглядишь. Это кровь, что ли? — Это бинты, что ли? — парирует. — Чего пристал? — У тебя правда кровь… В смысле… Правда. — Да ладно, блядь, — Хаято поднимает раненую ладонь на уровень собственного лица. — А я думала, что это томатный сок. — Смешно, — Ямамото пожимает плечами. — У меня остались бинты и перекись есть на такой случай. Можем обработать, если хочешь. «На такой случай» — это на какой? Бейсболист каждый день встречает окровавленных людей в супермаркете, что ли? — «Если хочешь», — Гокудера в очередной раз не может сдержаться от сарказма. — Не хочу, конечно, мне же так нравится истекать кровью. — Ну кто тебя знает, ты же… — Ненормальная? — пытается угадать Хаято. — Готка, — кивает Такеши, и хочется так сильно смеяться, чтобы вообще ничего не чувствовать, но пульсирующая боль в руке всё никак не уходит. — Ну типа… ты не ненормальная. Просто готка. Отлично. Тсуна всегда переживала, что ненаглядный Ямамото подумает, что они дуры или — ещё хуже! — участницы его фан-клуба, а всё оказалось куда проще. Он просто считает, что они сумасшедшие. — Ты хочешь пить? Или есть? — спортсмен берёт в руки две маленькие коробочки молока. Гокудера кивает и захватывает с соседней полки холодный эспрессо в маленькой железной банке. — Кофе для нервов вредно пить, — комментирует вслух парень. — Для нервов жить вредно. — Ты точно готка, знаешь. — Знаю. Хаято не может не улыбнуться, когда Такеши одним коротким движением забирает у неё кофе и идёт к кассе. Наверное, одноклассник не так уж и плох, как привыкла думать о нём Гокудера, которая обо всех автоматом думала плохо. Никому не доверять, ко всем относиться с претензией — просто. Безопасно. Правильно, по её скромному мнению. А у Хаято есть пунктик на правильность в своих действиях, и она не нарушает собственный моральный кодекс, когда идёт за парнем. Гокудера переехала в Японию в пятнадцать лет, и никто, кроме Тсуны и её пришибленной подружки Хару, не был к неё по-настоящему добр. Итальянка японцев и их логику не понимала и не пыталась понять, с лёгкой руки загоняя всех под категорию «неправильно, раздражающе, отвратительно», поэтому и жила в режиме вечного выживания. До этой минуты, пожалуй. Ямамото садится на краешек тротуара, не боясь запачкать в пыли школьные брюки, и Гокудера хочет тоже приземлиться, но спортсмен её тормозит. Сначала стелет свою любимую чёрную олимпийку — каждый раз, когда Хаято видела одноклассника, он был в ней — и только потом жестом приглашает девушку присесть рядом. — Держи, у тебя лицо запачкалось, — Такеши протягивает ей влажные салфетки, а после кладёт свободную, раненную по неосторожности руку на свои колени. — Где ты так умудрилась? Смотреть больно. — А ты не смотри. Обработай просто, — хмурится итальянка. — Могла бы поблагодарить. Ладонь обжигает перекись, и Гокудере хочется зашипеть от боли, но она держится — лишь челюсти сжимает, как капкан. В глазах белеет, но становится легче, когда Ямамото легонько дует на рану, а после вытирает бинтом остатки крови. Надо же, какие мы любезные! Хаято пристально смотрит, как одноклассник, с которым она говорила от силы раза три с подачи Тсуны, обматывает чистой марлей её руку, и старается не моргать, чтобы ненароком не упустить что-нибудь важное. Что конкретно — сама не знает. — Мне и лицо тебе вытереть? — усмехается Ямамото в своей фирменной дружелюбной манере. — Мне-то не сложно, но не хочу, чтобы ты смущалась, а то вдруг ещё подумаешь, что я какой-нибудь изврат или что-то вроде. Гокудера бьёт его бедром по бедру: — Заткнись. Сама справлюсь. Ямамото послушно замолкает на пару секунд, пока девушка протирает лицо, очищая кожу от засохшей крови и смеси из чёрной подводки и туши. Как такой псевдо-эстет в лице типичного японского школьника не убежал, сверкая пятками, от одного только вида Хаято — загадка. А бегает Такеши быстро, кстати. Об этом в курсе вся округа. Гокудера задумчиво разглядывает испачканную салфетку, как диковинку. Думает, что сказать или сделать, чтобы Ямамото не взболтнул лишнего в школе: у неё репутация пироманки, отличницы, железной леди и просто красавицы, поэтому незачем кому-то знать подноготную. — Небо сегодня красивое, — произносит наконец бейсболист. Хаято поднимает взгляд на серое полотно из сплошных туч. Ни одного лучика солнца. Обычная осенняя картина. Ничего особенного или примечательно. Хоть вешайся от тоски. Такое небо висит над Намимори и в пятницу вечером, и в понедельник утром — никакой разницы. Такое небо чем-то напоминает пепельные волосы самой Хаято — непослушные, тонкие и всегда растрёпанные. — Ага, — кивает Гокудера. — Любишь, когда пасмурно и дождливо? Типа эмо? Такеши хихикает: — Хоть не гот. Хаято вспоминает о холодном кофе в баночке и, попробовав его одним большим глотком, тут же морщится от вкуса. Японский эспрессо горче, чем она предполагала, но раз уж начала, то грех бросать. Чёртов моральный кодекс. — Возьми, — Ямамото вручает ей открытую пачку молока. Разовая порция, такой не напьёшься. Гокудера почему-то до этого думала, что бейсболист взял обе коробочки для себя. — Будет почти латте. — Латте не пьют после обеда, — Хаято всё же льёт молоко в железную баночку. Руки почему-то подрагивают. — Но спасибо, эмо. — Пожалуйста, готка, — улыбается Такеши так, как будто они на итальянском побережье закат провожают, а не сидят на асфальте возле супермаркета среди душных азиатских однушек. — А я уж думал, что ты не знаешь таких вежливых слов. — Всё для тебя. Гокудера пихает его плечом и не может удержаться от ответной улыбки, чувствуя, как кофе бьёт по нервам. Румянец сам появляется на лице. Наверное, пора уже по врачам. Пиздец. Так и стареют люди. Телефон в заднем кармане джинсов вибрирует. Это пишет Тсуна или Бьянки. Если это Бьянки, то Хаято пойдёт домой и забудет о сегодняшнем инциденте навсегда, разве что только будет избегать Такеши, как будто специально. Если это Тсуна, то Хаято пойдёт домой и забудет о сегодняшнем инциденте навсегда, но расскажет обо всём Саваде, чтобы позабавить её историей в стиле сёдзе. Гокудера вынимает телефон и глазами пробегает по оповещению. Приложение с ежедневным гороскопом напоминает о наступлении ретроградного Меркурия. Хаято, если честно, вообще не в курсе, что это значит. — А я, кстати, телец по знаку зодиака, — говорит Ямамото, тоже с любопытством заглядывая в разбитый экран чужого смартфона. Хватает же наглости! Ёбаный придурковатый мудак. Добрый, внимательный, исключительный. Вся округа знает. — Тельцы с девами хорошо совместимы, — Хаято допивает свой недолатте-переэспрессо и давит железную упаковку подошвой тяжёлых ботинок. — А я дева. Ямамото подбирает сплющенную банку и выверенным броском отправляет её в мусорку: — Это хорошо. Какая же, блядь его, прелесть! Это просто замечательно.