Туда, обратно и вперёд

— Никогда, никогда не буду я больше пить! — С вами все в порядке? — озабоченно спросил кто-то из Братства. — Нет, с нами не все в порядке! Джо, Элберет твою направо через пять Колец Всевластья по первому каналу в палантирах, до Мордора через поля Пелленорские с флагом на шее, ты ли это?! — завопила Надька, раскрывая объятия. — Да, что б тебе Намо на ночь матные частушки пел, да! Надька, как же я ску-учала!!! — взвыла я в ответ, вскакивая на ноги, совсем забыв о боли в голове и в обнимку с француженкой исполняя танец папуасов Западной Гвинеи. Все покосились на нас, как на ненормальных, хоббиты стали весьма активненько перешептываться, Гимли заинтересовано крякнул, Гендальф, Ара и Элла дружно переглянулись и начали хором вздыхать (это у них традиция, видимо), ушастики и остальные не представляющие для нас никакого интереса члены Братства бухла просто отодвинулись на пару шагов, а моя живность… о, моя живность выла, орала и организовывала попойку на высоте. Однако всех объединяло одно большое и оч-чень важное дело, а именно — смотрении на грешных меня и Надьку, танцующих, как уже говорилось выше, танец папуасов Западной Гвинеи. Этот самый танец, если, конечно, можно так назвать дикие подпрыгивания, дерганья и размахивания руками в пределах узкого морийского мостика шириной в полметра, сопровождался завываниями, воплями и ревом диких кабанов. Наконец мы устали и остановились, тяжело дыша и сияющими глазелками (каюсь, в тот момент меня мучил только один вопрос: почему Надька не постарела и можно ли как-то… разобрать ее, дабы посмотреть, как устроено такое чудо природы) оглядывая друг друга. Первой не выдержала Надька, возмущенно завопив на всю Морию, спугнув всех окрестных птичек, то есть, пардон, орков. — Я тут, значит, волнуюсь, а она в обмороки падает! Орлик с письмами не долетает, мы с Лир беспокоимся! А она… Но закончить я ей не дала, потому как таракашки, окончательно напившись, стали подсовывать мне песенки, среди которых моя певучесть весьма своевременно нашла продолжение Надькиной фразы: — …да что она? Вечно мне лгала-а И меня никогда по-онять бы не смогла-а! Так, что ли? — Да, именно так! Лир теперь от беспокойства мамочкой стала! Я поперхнулась, прокашлялась и в задумчивости, предварительно отхлебнув из фляжечки, спросила червячков, что и когда я пила. Потом слегка истерично и не совсем цензурно запросила пояснений, а получив их, весело хмыкнула: — Ну, Лир же, балрогом тебя за сильмарилл, беспокоилась! Вот и стал ее муженек свою женушку утешать… Вот и доутешался, чтоб его с Барад-Дура к голодным оркам сбросили, Йаванну его через энта! — Но-но-но! Без матерщины! Хочешь, я тебе для нервов своей самогонки дам? Тут нас беспардонно прервал Ара: — Вы знакомы? — Агась! — ответствовала моя милость. — Знакомы! Я с этой хрюнделью уже энное количество годиков знакома! А ещё я с Гендальфом знакома! Гендальф, скажи! — Это так, — важно провозгласил вышеуказанный индивид подотряда истари. — Во-от, видите! Так что, Надьк, насчет самогонки? Но Надька только хитро улыбнулась и покачала головой: — Не, у меня лучше! Смотри и завидуй, презренная раба! — и эта… да у меня слов цензурных нет! в общем, эта достала… самогонку крепче, чем у меня, наверное, раз в пять! — Дашь? Ну, позя-язя! Ну, дай! — Дам! Дам и рецепт и саму хреновинку, но с тебя рассказ! Подробный! — Агась! — согласилась я, забирая себе это чудо кулинарного искусства и прогулочным шагом начиная пробираться по трупикам вперёд, пока все остальные были в шоке, только теперь уже от столь своеобразных «декораций». — Так вот, слушай. Значит, самые интересные индивидуумы из моего «окружения» — это Элла и еще один мэнэстрель. Все остальные выступают в роли декораций и потому на ингредиенты я их разбирать не буду, — при этих словах Элла и мэнэстрель поспешили слиться с пейзажем, а я продолжила: — В общем, картина была такая же, как и в песне про коняшку. — А, то бишь: «Только мы-ы с конё-ом по полю идём, только мы с конём по по-олю идё-ом!» — Именно! Как ты догадалась? Так вот, на чем это я там остановилась? — На декорациях. — А-а-а, точно! Вот, значит, через Морию они идти не хотели, пришлось поныть, но (увы и ах!) это оказалось сложнее, и, думай они на денек подольше, я бы сдалась и ушла бы в санаторий «Валинор» бухать. Ушастики из моего отряда, слышавшие это, поперхнулись и возмущенно на меня уставились. Эй, а я-то че? Я-то ни в чем не виновата! Просто ныла и усё! Сами виноваты в том, что уступили! — Да-а, бухать, да еще и в Валиноре — прекрасно! Кстати, какие планы? — Я ж те семьдесят лет назад еще писала! Споить балрога хочу! И частушки ему спеть! Вдруг оценит? Надька усмехнулась и пафосно выдала: — Не признают твои таланты? Иди к балрогу! Он оценит! Как таланты, так и твои вкусовые качества! И, заметь, ты прославишься на века! — Ах, ты ж! — взвыла моя оскорбительность и погналась за Надькой, потрясая подушкой. Что? У меня ее не должно быть? Так это секрет каждой Осы — иметь при себе подушку. Да, всегда. Да, в любых обстоятельствах! * * * Мы с Надькой скромно стояли перед соединенным отрядом из моих ушастиков и Братства смертников, потупив глазки и стараясь спрятаться от грозного взгляда Гендальфа. Почему? А вот почему: На привал мы остановились в каком-то старом заброшенном помещении, по виду — кухне, о чем свидетельствовали многочисленные кастрюли-склянки-банки. Оставили готовить почему-то нас, а сами удалились в смежное с кухней помещение. Ну, мы и начали готовить. Накидали в кастрюльку кучу всяких там овощей, приправ, залили водичкой и поставили вариться. Сами засели за стол, уже сервированный ушастиками, и принялись бухать. Вот, значит, бухаем мы, бухаем, варево наше жизнерадостно булькает в кастрюльке… Вдруг Надька (по-моему, мы о чём-то спорили, хотя это неточно) ударяет кулаком по столу, от чего маленькая серебряная ложечка взлетает вверх и летит, летит, летит… к кастрюлям. Кастрюлька, самая крайняя, срывается с подставки и падает на пол, зацепляя приставленную к стене Гимлину секиру. Секира падает и ударяет по шкафу, который угрожающе накреняется, но я (кстати, мы в пылу спора — а это точно был он — этих «поползновений» не замечали) топнула ногой, задев ножку стула, на котором и сидела. Тот закачался и упал, воздушной волной, поднявшейся от этого, заставил шкаф встать на место. Но тот, видимо, решил, что ему этого мало и начал накреняться вбок. Накреняясь, он сбил другой шкаф, который в свою очередь зацепил третий, четвёртый… В конце концов последний шкаф обрушился на стол, который вопреки всем здравым смыслам устоял даже под напором падающих из распахнувшихся створок кастрюль, котелков и сковородок. В воздух взлетела лишь одинокая вилка, перелетевшая через всю кухню и упавшая прямо в кастрюльку с нашим варевом. Грохот и шум на пару секунд затих… и прогремел взрыв! Плита взорвалась, разворачивая близстоящие, то бишь лежащие, шкафы, из-за чего на наши многострадальные тушки обрушился целый дождь из кастрюлек, половников, ложек, вилок, солений, варений… Следя за их полетом, мы обернулись… и наткнулись на абсолютно обалдевшие взгляды обоих отрядов. Окончательно доконало то, что все кастрюльки почему-то решили, что насесты из ушастых голов — это предел их мечтаний. Теперь на голове каждого члена того или иного отряда красовалась кастрюлька или сковородка. А теперь догадайтесь, куда попала кастрюлька из-под варева? Правильно, она попала на Гендальфа. Все. Нас ждёт смерть. Ужасная и мучительная. — Упс… — только и смогли выдавить мы. И вот теперь нам постановили всё тут убрать. Без помощи и использования способностей. Блин, вот же ж… Моргот на каникулах! Если кто скажет, как этого избежать, получит самогонку! Мою! Честно-честно! А то у меня даже таракашки поумирали! Ну, позя-язя!