∞ ◆ ∞
На серебристом холодильнике с небольшой цифровой панелькой, показывающей температуру внутри, висело множество магнитиков: из Москвы, Будапешта, Нидерландов, Германии, и даже — страсть-то какая — из Индонезии и Челябинска. Если Антон ехал в командировку в какое-то новое место, он привозил оттуда магнитик, и тот сразу же занимал своё место. По правую сторону — магнитики Антона, по левую — всякая приятная мелочь с морей, куда они с родителями каждое лето ездили отдыхать. К концу подходил февраль. Арсений понабрал кучу предметов для сдачи ЕГЭ и занимался ими каждый день, включая субботу и воскресенье. У него не осталось ни одного дня, свободного от уроков. Папа Серёжа помогал ему с профильной математикой, занимаясь по два-три часа три раза в неделю. Заточенный больше под гуманитарные науки, мозг Арсения кипел и болел, он раздражался, когда не получалось решить бесполезнейшие интегралы и логарифмы, все дискриминанты, Виеты и Пифагоры у него смешивались в одну кисельно-гречневую, мерзкую кашу и обжигали ненавистью изнутри. Арсений больше не мог смотреть на сборники задач по профильной математике, но и обществознание, история, русский и литература в том объёме, в котором он их грыз, начали вызывать тошноту. Ничего не получалось, он уставал, ныл, ходил в школу с постным лицом, а по вечерам каждый день устраивал с родителями разборки, что ему нахуй не сдались все эти предметы, и что он лучше пойдёт дворы мести, чем умрёт от усталости, не дожив до экзаменов. Вернувшись в среду домой — единственный день, в который Арсений мог целый час до прихода репетитора по истории и обществознанию побыть с самим собой и не думать об учёбе — он сел на кухне за стол и уткнулся взглядом в холодильник. Перед глазами рябили красивые плоские и блестящие, резные, деревянные, цветные и переливающиеся глянцем магнитики. Антон ему ни разу не позвонил с тех пор, как улетел. Они даже почти не переписывались, а ведь такого никогда не было: Антон всегда находил для него время, даже тогда, когда жил в Москве и очень много работал, он всё равно звонил и писал Арсу. А нехер было всё портить, уёба. Арсений подскочил с места. Он полез в шкаф с посудой, вытащил первую попавшуюся супницу и начал срывать с правой стороны холодильника магнитики, кидая их в тарелку. Сняв все, отставил супницу на столешницу и сел обратно. Паршиво. Сил в последний месяц не оставалось ни на что, он с кровати-то с трудом вставал, а ещё приходилось выдавливать из себя что-то в школе, делать бесконечную гору домашнего задания… успеваемость упала, и папа Ваня, проверяя электронный дневник сына, постоянно взрывался негодованием: «Ты же шёл на золотую медаль, откуда тройки?! Ты с ума сошёл так себя вести, ты почему ничего не делаешь? Может, хватит уже лениться, пора браться за голову, Арсений, куда ты потом пойдёшь с таким аттестатом!». Арсений орал в ответ: терпеть не мог, когда на него повышают голос. Он мог собачиться с папой Ваней до тех пор, пока не приходил папа Серёжа и не прекращал их ссору. «Лениться!» Арсений забыл, когда он в последний раз высыпался и ел спокойно, а не второпях. Ему уже никуда не всралась эта золотая медаль и вылизанный аттестат с одними пятёрками, но папа Ваня этого не понимал, и когда папа Серёжа начинал как-то поддерживать сына, доставалось ещё и ему. Несмотря на то, что именно Серёжа был альфой, всех в семье строил Ваня. Из-за Арсения конфликты между отцами участились (вернее, появились, потому что раньше папы если и ссорились, то на пять минут и несерьёзно). Без Антона плохо. Не просто плохо как раньше, а совсем хуёво. Арсений бы даже сказал, что девяносто процентов его плохого самочувствия заключалось как раз в отсутствии Антона, ему почему-то казалось, что вот Антон вернётся, и всё сразу станет хорошо, всё станет просто отлично, и все проблемы уменьшатся в размере, и жизнь наладится, и силы появятся. Может, в это хотелось верить, но чувство держалось за него железными зубами и не отпускало. Арсений настолько ослаб от всего происходящего, что дал себе обещание: как только Антон вернётся, он тут же сходит к нему и больше никогда не будет вести себя по-идиотски, пытаясь привлечь к себе иное внимание. Просто общаться с Антоном как прежде — уже роскошь. Арсений взял с обеденного стола телефон и без раздумий набрал Антона в телеграме. Время подходило к пяти, а у Антона с разницей в минус три часа, как раз должен был начаться обед. Если Антон не звонил ему — он сделает это сам. Давно пора. — Я пустой и тупой, — первое, что сказал Арсений, когда Антон, спустя два гудка, принял вызов. Антон шумно вздохнул. Помолчал несколько секунд, вслушиваясь в тишину. Видимо, продолжать свою мысль Арсений не собирался, и он решил ответить: — Привет, Бэмби. Что случилось? — Почему ты не звонишь? — спросил Арсений, колупая ногтем большого пальца засохшее пятнышко чего-то на стеклянной столешнице. Ты что, не скучаешь по мне? — Не знаю, — соврал Антон. Он не звонил, потому что скучал сильнее, чем надо бы, и подумал, что несколько недель вдали друг от друга дадут ему протрезветь в своём влечении, но на самом деле связь запечатления только сильнее затягивала ошейник на их шеях, мешая дышать и спокойно жить. — Как у тебя дела? — Хреново, — ответил Арсений, откидываясь на спинку кухонного диванчика. — С папой Ваней постоянно ругаюсь, а он из-за этого ругается с папой Серёжей. Я устал, я не хочу сдавать профильную математику, я ничего не понимаю в ней и вообще зачем мне её сдавать, если я не собираюсь идти куда-то, где нужна эта ссаная математика, но нет, блин, папа Ваня решил, что надо, и тут хоть усрись — его не переубедишь. Я постоянно с репетами, они задают домашку, в школе задают домашку, я вечно хочу спать, перестал ходить на танцы, потому что времени совсем нет, у меня в неделю нет ни одного выходного. А ещё я хочу кота, а папа Серёжа не разрешает, хотя они мне его уже пять лет обещают, если не больше, и в последний раз даже писали расписку, что подарят на Новый год… Короче, я устал, мне всё надоело, бесит и ещё я с Серёжей поругался, потому что он начал встречаться со своей Варькой и вообще обо мне забыл, а когда я так ему и сказал, он ответил, типа, это я о нём забыл со своей учёбой, а я как будто сам хочу постоянно учиться! Антон… Арсений шмыгнул носом. Потом ещё раз. И ещё один маленький разочек. В конце концов, Антон понял, что Арс плачет. У него сжалось сердце. Перед глазами горел экран ноутбука, и время правда обеденное — его европейские коллеги постепенно начали расходиться, а те, что остались, не понимали русского, но вроде бы не смотрели осуждающе: Антон им не мешал. Он потёр слезящиеся глаза и совсем закрыл их. — Я устал… — выдавил из себя Арсений. — И соскучился. Когда ты вернёшься? Успеешь к моему дню рождения? — Потерпи немножко. Ване с Серёжей тоже нелегко, я же тебя знаю: наверняка ты сам им концерты устраиваешь. Когда Ваня ругается, ты просто молчи. Он хочет как лучше, но ваши мнения расходятся. Поговори с ним об этом спокойно. Не кричи, не психуй и не нервничай. Хочешь, я вернусь, и мы с тобой к психологу сходим? — Не хочу, — отказался Арсений. В остальном Антон говорил правду: Арсений не мог молча выслушивать папу, и своё несогласие проявлял активно. — Ну ты подумай. Время ещё есть. Я пока точно не знаю, когда вернусь, но к концу марта постараюсь успеть. Вы там с Ваней не перегрызитесь друг с другом к тому моменту. Арсений продолжал тихонько хныкать. Антон внутренне сжался, как маленький ребёнок в чужих руках. Он желал скорее вернуться домой и обнять Арсения, потому что, очевидно, разлука сыграла не последнюю роль в их подавленном состоянии. Только Антон старше и, к тому же, знал причину происходящего, в то время как Арсений, растерянный, не понимал, почему до Нового года всё шло более-менее спокойно, а после течение дел превратилось в течение реки Стикс. — Ну не реви, Бэмби, — ласково просил Антон. — У меня сердце кровью обливается. — А у меня… по-твоему… нет, что ли? Меня даже пожалеть некому: со всеми разругался. — Скоро станет полегче. Пока терпи. Иногда мы ничего не можем сделать с происходящим, но можем отвлечься на что-то приятное. Насчёт аттестата не переживай, главное — готовься к экзаменам, на оценки твои пока что мало какие вузы смотрят, я узнавал. И с Ваней не спорь. Может, он в чём-то неправ, но он твой отец, прояви терпение и уважение. Хорошо? — Да. — Я позвоню тебе вечером, хочешь? — Хочу. — Тогда до вечера? — До вечера, — согласился немного успокоившийся Арсений. Как только он прервал вызов, тут же понял, что ничего не спросил про самого Антона: как он там, где живёт, чем питается. Эгоистично вывалил все свои проблемы, забыв о том, что Антон, вообще-то, тоже не по своей воле свалил за три пизды, наверняка уставал не меньше и хотел домой. Вечером. Он расспросит Антона обо всём вечером.∞ ◆ ∞
Двадцатое марта выпало на воскресенье. Удобно. Арсений не столько радовался своему дню рождения, сколько тому, что целый день ему не придётся думать об учёбе. С утра он с папой Ваней торчал на кухне, и пока они готовили еду на праздничный стол, понемногу налаживалось общение между ними. Ваня не говорил ничего о будущем, не планировал поступление сына, не указывал, что ему делать. Это во многом и результат разговоров с Серёжей, и влияние Антона, но, в конце концов, у него перед глазами был не лучший пример семьи, и он, обещавший себе никогда не быть как его родители, всё-таки повторял их модель поведения. Как только Ваня начал это понимать, сразу же задумался и пока что находился в процессе переоценки своих действий. Попросить прощения у сына он пока не собрался с мыслями, но вот показать Арсению своё участие и заботу старался. Арсений это видел и ждал подвоха. К семи часам в гости пришли Дима с Катей и Савиной. Пришли они больше к Ване и Серёже, но Арсений не возражал: он хорошо относился к Позовым, а Савину, уже ходившую во второй класс, обожал. Серёжу он в этот раз не позвал, да и вообще праздновать не хотел — хотели родители, а кто б им запретил. Больше всего Арсений ждал Антона. Тот не знал, успеет ли вернуться, но пообещал постараться. Обещания свои Антон всегда выполнял — это Арс запомнил с самого детства. В отличие от родителей, которые обещали ему кота уже чёрт знает сколько, Антон так попустительски к своим словам не относился, и держал их даже тогда, когда не хотел. В половине восьмого Арсений сидел за столом со всеми в зале, но вместо того, чтобы участвовать в общей беседе, смотрел телевизор вместе с Савиной. Он включил «Унесённых призраками», и Тихиро уже успела стать Сэн, когда на всю квартиру нотами «К Элизе» заиграл дверной звонок. Арсений подорвался с места («Как в жопу ужаленный», — хмыкнул Дима) и побежал открывать. Кроме Антона они никого не ждали. Не смотря в глазок, Арс открыл дверь. На пороге стоял Антон. С огромным чемоданом рядом, рюкзаком за спиной и сумкой с рабочим ноутбуком через плечо. Арсений улыбнулся и отошёл с прохода, давая гостю место, чтобы войти, но только Антон шагнул на порог, как его тут же сжали в таких крепких объятиях, что в прямом смысле перехватило дыхание и заскрипели старческие кости. Антон пах улицей, чужими людьми, аэропортом, кофе, почему-то какими-то таблетками и парфюмом. — Привет, Бэмби, — Антон обнял Арсения в ответ, прижался щекой к мягкой макушке, вдохнул его запах поглубже и как будто вернулся домой. Стало так спокойно и приятно, что даже страшно: как они так прожили друг без друга ровно три месяца? И какие это были три месяца? Такие, о которых никто из них никогда не захочет вспоминать. Арсений не мог отлипнуть от Антона. Он забыл о своём обещании (данном себе же) не вызывать никаких подозрений и вести себя как обычно — вместо этого весь вечер просидел рядом и от стресса (оказывается, большое счастье — это ещё какой стресс) выпил разрешённые ему родителями два бокала шампанского, и, под шумок, пил у Антона из фужера красное сухое вино. В общей беседе по-прежнему не участвовал, досматривал вместе с Савиной мультик, но уже опираясь виском о родное плечо и не думая ни о чём кроме любви Тихиро и Хаку. С каждым следующим сворованным глотком вина (о господи я касаюсь губами бокала Антона — ты дебил, тебе что, тринадцать?) голова туманно пустела, и так приятно ни о чём не думать, находясь рядом с любимым человеком. Попробуйте, вам понравится… Приезд Антона стал дороже всех подарков, и это даже смешно от того, как глупо и романтично звучит, но ни одна материальная вещь не способна подарить столько же радости и удовлетворения, как возможность быть с близкими. И вроде бы между ними всё как прежде, но в то же время — совсем иначе. Антон как будто новый после командировки, и дело не в новом синем свитере. Он какой-то молчаливый и тихий, рассеянный (не замечать, что твой бокал пустеет быстрее обычного — это вообще как?), какой-то такой и не такой сразу. Но запах тот же, и этот запах альфы так ласкал Арса уютом и нежностью, что всё остальное переставало иметь значение. К полуночи все стали расходиться. Дима еле-еле разбудил уснувшую на коленях Арсения дочку, они вызвали такси и поехали домой. Папы неторопливо убирали со стола грязную и пустую посуду. Арсений с Антоном смотрели «Летающий замок». Арсений предложил папам помочь, но те отказались и убрали всё сами. Около часа ночи Ваня с Серёжей собрались ложиться, и Арсений с Антоном сказали, что посидят ещё, досмотрят мультфильм. Так они остались в зале вдвоём и правда досмотрели всё, включая финальные титры, которые медленно поплыли по экрану под красивую мелодию. — Бэмби. — М, — лениво отозвался Арсений, не отнимая головы от Антона. — А у меня ведь есть ещё один подарок для тебя, — вспомнил Антон. В качестве подарка ко дню рождения он привёз Арсению из Венгрии тонкий, связанный белыми вперемешку с серебряными блестящими нитями огромный свитер и чёрные высокие ботинки на толстой платформе, на которых ярко выделялись пастельно-розовые, почти белые шнурки. Выглядело это сочетание… странно. Так, как должно было понравиться Арсению, и в итоге действительно понравилось. — У меня тоже, — отозвался Арсений и добавил: — Новогодний? — Да, — подтвердил Антон. — Подожди. Я щас, — Арсений всё-таки встал с дивана. Пошатнулся немного от резкой смены положения (и слишком большого объёма выпитого вина, которое родители не заметили только по той причине, что сын весь вечер молчал), почесал лоб и поплёлся в свою комнату. У него для Антона тоже подарок с Нового года лежал, и он всё ещё плохо представлял, как будет его дарить. Вернувшись, Арсений заметил, что Антон будто бы и не вставал, но на его коленях стоял небольшой, размером с ладонь, красный бумажный пакетик с крупными белыми буквами. Арсений улыбнулся: в его руках лежал точно такой же. — О, гении мыслят одинаково? — спросил он, присаживаясь рядом с Антоном. — Или дураки, — Антон пожал плечами. — Можно быть гением дураков, — предложил Арсений. — Ладно, на самом деле, это не так уж важно. Держи, — Антон протянул ему пакетик. — И ты держи. Только не открывай пока, пожалуйста. — Ладно. Они обменялись пакетиками. Внутри своего Арсений нашёл такую же красную коробочку, перевязанную белоснежной лентой. Развязав наверняка завязанный заботливой кассиршей бант, Арсений открыл коробочку и увидел изящное серебряное колье: полумесяц, инкрустированный прозрачными фианитами, и, каждые два сантиметра по бокам от него — четырёх- и шестиконечные звёздочки с точно такими же камнями. Арсений улыбнулся: он так хотел это колье. Пускал на него слюни несколько месяцев и ныл, что оно висело в разделе «Для неё». Антон запомнил. — Спасибо, — Арсений поднял на Антона взгляд и протянул ему колье. — Поможешь? — Давай, — Антон взял украшение из рук и подался вперёд, неуклюже поборолся с крохотным карабинчиком, попыхтел, похмурился, пытаясь вставить тонкую узкую петлю в паз, но всё-таки справился. Пока Антон надевал на Арсения колье, тот как можно тише и глубже вдыхал запах Антона: алкогольный и пряный, как глинтвейн, неуместный в конце марта, но мало ли что ещё неуместно в этой жизни. Арсений приоткрыл рот. В сантиметрах от него — рука Антона, и он прислонился к ней щекой, выдохнул тихо: — Ты так вкусно пахнешь… Я бы хотел как в «Парфюмере» снять с тебя этот запах и разлить его по флаконам, чтобы дышать им, пока ты улетаешь в командировки… — Сколько ты выпил? — тихо спросил Антон, отстраняясь. Он пьяно хмурился, потому что и сам выпил немного сверх меры. — Не знаю… — сознался Арсений. — Не следил. Но я весь вечер пил вино из твоего фужера. — На тебя не похоже. — Ага… открой мой подарок. Только, знаешь… он немного странный. То есть, сам подарок мне очень нравится, но идея… Не знаю, как мне это в голову пришло. Короче, это может породить ассоциации какие-то, но имей в виду, что я не для того… бля. Открывай. Антон открыл. В бархатной белой коробочке — кольцо, шириной в полтора сантиметра. Посередине — антропоморфное солнце, символ омеги, слева — такой же месяц (альфы), справа — хаотичное созвездие (запечатление). У них даже солярная тематика в подарках повторилась, что это, если не любовь? (Буквально что угодно, Арс, завали свою пьяную ебучку.) — Ого, — выдал Антон, вынимая кольцо из коробочки и срывая зубами тонкий шнурок с информацией об изделии. — Кажется, у нас отношения, а мы не в курсе, — хмыкнул он, примеряя кольцо. Село на безымянный палец. Арсений не специально подбирал такой размер, но расплылся ещё больше, смотря на узкую длинную мужскую ладонь с подаренным им кольцом. — Я тоже перебрал… — Здорово, правда? — фыркнул Арсений, смотря в глаза Антону. — Спасибо, — он тронул кончиками пальцев колье. — Мне очень нравится. — И тебе спасибо, — улыбнулся Антон. — Мне тоже нравится. Они обнялись. В самом деле здорово быть немного пьяными: никакого напряжения — одно спокойствие, молчащая совесть и три куба чистой романтики, за которую обязательно проберёт стыд. Но уже не сегодня.