---
Прохладные пальцы Ирки скользят по лицу, ощупывают челюсть, замирают над рассеченной бровью. Перекись едкой пеной оседает на ноющей ссадине, впитывая кровь. — Ну как дети, честное слово! И что вы там не поделили? «Тебя», — давится ответом Сергей. — Да так, Ирк, не обращай внимания, рабочий момент, — с усилием выдавливает улыбку. — Ну-ну, — недовольно ворчит подполковник, убирая аптечку. И вдруг улыбается как-то смущенно-растерянно, вмиг выключая начальницу. — Сереж, а ты не забыл, что мы сегодня?.. У Глухарева все обрывается в груди. Конечно же, он забыл. Забыл, что сегодня та самая дата, когда они должны были подать заявление в ЗАГС. Зато не забыл, как сегодня ночью, обнимая трогательно прижимающуюся к нему Аню, твердо ей обещал. Обещал, что их ребенок никогда не останется без отца. Это обещание становится приговором. Для него. Для них.[По]пытка седьмая. Обещать
30 марта 2022 г. в 16:07
— Тебе не кажется, что это подло?
— А тебе не кажется, что ты суешься не в свое дело?
Глаза в глаза.
В глазах Глухарева — только раздраженно-мутная усталость и так явно читаемое «не-пойти-ли-тебе-нахер» послание.
В глазах Паши — холодная въедливая ярость и осознание горькой несправедливости.
Он бы, наверное, смирился, зная, что Ирина Сергеевна выбрала достойного. Во всех отношениях идеального; того, кто лучше него — разве это не было бы справедливо?
Но этот придурок, так легко предающий ее день за днем… С клоунской улыбочкой тискающий ее в стенах отдела, а вне — трахающий какую-то левую бабу… От всей мерзости ситуации начинает мутить. От наглой морды Глухарева — тем более.
— Тогда я сам ей все расскажу, — равнодушно роняет Ткачев. И с кривой усмешкой вспоминает расхожую истину о незавидной судьбе тех, кто приносит дурную весть.
Но плевать. Она должна узнать правду. Потому что такого она совсем не заслуживает. Не заслуживает, чтобы этот клоун так легко и играючи ежедневно втаптывал ее в грязь.
— Только попробуй, — шипит Глухарев, делая шаг навстречу. — Только попробуй сунуться к Ирке…
— Это ты только попробуй, — чеканит Ткачев, и в холодной черноте его глаз — отчаянная решимость. — Хочешь трахаться с левой бабой — сколько угодно! Только к Зиминой тогда и не приближайся!
Глухарев ехидно щурится, расплываясь в кривой похабной усмешке.
— Да ты, никак, к ней в постель захотел? На карьерный рост надеешься? Думаешь, она к тебе за утешением побежит?
Ледяной айсберг боли в груди взрывается оглушительно. И ровный гул в голове — совсем как от взрыва.
Сжатый кулак рассекает воздух, натыкаясь на более чем недвусмысленный хруст.
Достойно ответить Глухарев не успевает. Даже руку занести для удара.
В коридоре властно цокают каблуки. Через мгновение настежь распахивается дверь. И требовательно-раздраженный голос с неповторимой хрипотцой отражается от стен рикошетом.
— Что здесь происходит?!