***
Утренние лучи едва проскользнули сквозь легкую ткань занавесок, но даже этого хватило, чтобы разбудить тревожно спящего парня. С губ сорвался тихий стон, а тело начала заполнять предательски саднящая боль от укусов и синяков, что усыпали молодое тело. Резко приняв сидячее положение, парень к своему сожалению понял, что является абсолютно голым, а одеяло, гревшее его этой ночью сейчас стремительно скатилось вниз, складываясь большими складками в асимметричную гармошку, обнажая искалеченный торс и неестественно торчащие рёбра. Пижама зеленого цвета была небрежно скомкана и брошена в углу комнаты. Один лишь её вид помог ему вспомнить всё, что заглушал искалеченный разум до этого момента. Затравленный взгляд прошёлся по комнате и остановился у подноса с едой к которой он, разумеется, прикасаться и не думал. Протянув бледные руки к стакану и схватив белые пилюли, он быстрым движением положил их себе в рот и запил, жадно глотая воду и смачивая её каплями искусанные и потрескавшиеся губы. По едва подрагивающим ресницам едва не текли слёзы, а под глазами застыли огромные синие круги от бессонных ночей, проведенных в этой комнате. Осушив стакан до самого дна, он с громким стуком поставил его на место, а сам пустым взглядом посмотрел в окно, стараясь заглушить тревожные мысли. Тусклый свет дразнил его, обжигая оголëнные участки кожи своим теплом. Но даже на это Робин не реагировал. Он вообще не знал, мог ли в таком состоянии реагировать хоть на что-то. Сам того не заметив, он тихо начал всхлипывать, а по щекам потекли градом горькие слёзы. Это было очередное утро, когда парень понимал, что хочет умереть. Израненное тело так и мозолило глаза своими увечиями и синяками, а затравленный взгляд дополнял образ «идеального приспешника», которого с таким трудом делал из него Бэтмен и которым точно уже не хотел быть Робин. Красивые слова о подвигах и славе забылись сразу после того, как к парню ночью заявился Уэйн и с силой прижал его к изголовью собственной кровати, лишая недоуменного парня всякой возможности сбежать. В тот день он до последнего пытался бороться и отпихнуть от себя бывшего друга, но потерпел сокрушительное фиаско, которое закрепило его боль во время первого изнасилования. До сих пор воспоминания о первой ночи отдавались ему тупой болью в районе запястья, которое в порыве страсти чуть не сломал мужчина, а тело рефлекторно начинала бить мелкая дрожь, выдавая подступающую панику. Однако, даже не это так сильно задевало его. Чувство собственной ничтожности проснулось уже на рассвете, когда Брюс ушёл, не проронив ни слова, а парень остался один, брошенным в одинокой комнате на растерзание собственным чувствам и грëзам. Стены давили на него со всех сторон, отовсюду чувствовалась угроза, а ноющая боль во всём теле лишь портила его состояние, делая пребывание в этом месте до безобразия невыносимым. Тогда Робин провёл весь день в той ужасной постели, содрагаясь в беззвучных рыданиях, в попытке забыть весь свой ночной кошмар и больше никогда не вспоминать. Единственный, кто навестил его в тот пасмурный день — Альфред, что лишь бесшумно вошёл в его комнату и проследовал к прикроватной тумбе, положив туда его первый поднос с несчастной тарелкой какого-то супа, фарфоровую чашку с водой и несколько белых пилюль, назначение которых парень понял сразу же. — Господин Уэйн предположил, что Вы не удосужите нас своим присутствием на обеде, сэр — сухо сказал тогда Альфред, смотря непроницаемым взглядом прямо в глаза юноше — он просил передать Вам Ваш обед и обезболивающее — закончил он свою, видимо заранее отрепетированную речь и удалился, не дожидаясь какой-либо реакции со стороны парня. Тогда Робин не чувствовал себя в состоянии даже поесть. В тот день в его желудок попали лишь запитые водой таблетки и несколько ложек супа, что тут же вызвали рвотный позыв, который он, не без усилий, сумел подавить. Ему было противно находиться в этом месте, носить эту одежду, есть эту еду из этой посуды и осознавать, что всё в этом доме принадлежит его насильнику. Всё, даже он сам. Всё, что беспокоило в тот день Робина — жалкое желание больше никогда не видеть знакомого лица своего некогда напарника, что не исчезало из его головы вот уже который час. Но чуда не произошло… С тех самых пор каждую ночь он видел знакомый силуэт у дверного проëма, каждую ночь тихо скулил от боли и стыда, стараясь избежать любых взглядов с Уэйном, а утром делал вид, будто ничего не произошло, с каждым днём замыкаясь в себе всё больше. И по новой надевал он свой нелепый костюм «супергероя» и по новой нелепо улыбался своему напарнику, которого раньше смело мог назвать другом. И ведь подумать можно, что ничего не изменилось, что всё было как прежде, только вот слегка подрагивал Робин от его прикосновений и старался держаться подальше. И когда после очередной победы над очередным злодеем Брюс вновь по-дружески похлопает его по плечу, Робин вновь нервно натянет улыбку, дернет плечом, стараясь вырваться… И снова потерпит поражение, ведь мужчина на это лишь крепче сожмёт свою массивную ладонь, зная, что на этом месте оставил парню вчера очередной синяк. И от осознания собственного влияния на бедного паренька, Уэйн лишь хитрее сощурит глаза, смотря прямо на своего приспешника, что едва не плакал, стоя перед ним в этом излишне обтягивающем костюме и излишне вызывающей маске, словно живая игрушка для удовлетворения потребностей. Ведь у каждого из нас есть частичка добра и зла. Рано или поздно любой герой станет злодеем, потому что не сможет быть вечно хорошим. Потому что все хорошие в глубине души тоже способны на злые поступки. И рано или поздно все демоны, что были заперты у них глубоко внутри, вырвутся наружу и станут главными вершителями судьбы Готэма и его населения. Но это не про Бэтмена, нет. Его частичка зла давно себя проявила и он давно её запер за четырьмя стенами от любопытных глаз. Он будет героем для целого города, даже если для этого понадобится стать злодеем для лучшего друга. Но почему же Робин не ушёл от него? Ответ на этот вопрос не так уж и прост. Даже Брюс не боялся того, что его игрушка так просто уйдёт от него, хоть и не мог ответить почему так уверен в своей правоте. Вероятно, он никогда этого не боялся, ведь знал, что Робин попросту на сделает этого. Ведь Робин без Бэтмена — никто. Пустое место, словно никогда такого и не было. Это понимал и сам парень. Да и где бы скрылся он, простой подросток, пусть даже и в костюме героя, от человека, во власти которого был целый город? Стоит Брюсу лишь щëлкнуть пальцами и Робина тут же найдут хоть из-под земли и навеки он станет пленным этого особняка, обречëнным на гибель в каком-нибудь темном подвале с цепями на стенах. Он с каждым разом содрогался от мысли, что попал в тупик и выхода попросту нет, пусть ему и создают иллюзию обратного. Казалось, будто бы даже та маленькая борьба перед каждым новым изнасилованием, что длилась менее тридцати секунд уже не играла никакого значения для него. Он заранее знал исход каждой борьбы перед своим поражением, итог каждой ночи, которые длятся бесконечно долго одна за одной, сменяя другую за тот малый отрезок времени, что светит на небе солнце сквозь шторы на его окне. Именно поэтому он будет терпеть. Робин всё также будет тихо плакать в своём укромном уголке, мечтая о приходе долгожданной смерти днëм, а ночью также будет бороться, проигрывать и страдать, пусть и заранее осознавая, что все его действия обречены на провал. И всё также стыдливо будет смотреть на Уэйна ночью, всё также натянуто будет улыбаться днём и так до тех пор, пока не сломается. Пока рёбра не проткнут его измученную плоть, пока на его теле больше негде будет ставить засосов, пока веки не прекратят тревожно подрагивать, реагируя на утреннее солнце, пока ему просто не станет всё-равно.***
День длится мучительно долго. Ожидание неизбежного за время пребывания в этой комнате начинало давить отовсюду, доводя до головокружения и подступающей тошноты, заставляя судорожно хватать ртом воздух и кинуться к ближайшему окну в надежде получить больше кислорода. Полон решительности, Робин уверенно рывком поднялся с кровати, пересиляя ноющие раны и ломоту в мышцах. Однако шаткое тело за столь длительное время потеряло способность к координации, а головокружение лишь усиливало этот эффект. В голове был туман, тело нещадно болело, но упорство давало силы идти вперёд, что несомненно радовало — он ещё не вкрай потерял себя. Наспех надев первую попавшуюся рубашку, он мельком заметил, что на тумбе был отнюдь не старый поднос с завтраком, а новый, с изначально горячим супом, который уже успел заметно остыть. Парень мысленно начал корить себя за то, что позволил мыслям полностью овладеть собой и даже не заметил присутствие другого человека в своей комнате. «Однако, не всё равно ли? " — резко пронеслась в голове мысль, что заметно успокоила его. Действительно, не всё равно ли ему теперь? Подойдя к окну, Робин с разочарованием для самого себя понял, что открыть его сам не сможет. Измученный вздох сорвался с губ, но упрямый нрав говорил направится вдоль стены к другому источнику кислорода. Едва он подошëл к другому окну и тотчас осознал, что ручка поддатливо последовала за ладонью, стоило повернуть её немного влево, а окно послушно открылось, впуская в душное помещение новую порцию свежего воздуха. Как бы ни было печально, но на улице уже заметно стемнело, лучи больше не дразнили кожу, в глаза больше не бросалось ничего, что располагалось дальше фонарного столба, стоящего в паре метров от его окна. Лунный свет в примеси со светом лампы того самого столба заполнили его комнату через это единственное незашторенное окно за считанные мгновения, и в этот раз Робин сделает исключение, позволив свету овладеть его комнатой, пусть и ненадолго. Он задумчиво уставился на плотное покрывало ночи, расстеленное над его головой так близко, что, казалось, он рукой мог коснуться россыпи из тысячи звёзд, горевших на небе одна ярче другой, словно соревнуясь в своей красоте перед ним. Красивое зрелище… На миг он почувствовал, что завидует им. Что они так далеко, в безопасности, беспечно святят ему над головой, не переживая о том, что с ними будет дальше. Они были свободны, в отличие от него… И вот уже их мерцание стало походить скорее на насмешку, ибо с такой высоты они лицемерно глядели на него и его положение, смотрели и сияли ещё ярче на фоне тьмы, что заслоняла его душу чернильными пятнами, после которых навеки останутся уродливые следы. Так несправедливо… Вдруг за дверью послышались приближающиеся шаги, что с каждой секундой становились всё громче и чëтче, заставляя Робина вздрогнуть и сглотнуть подступивший к горлу ком, пытаясь заглушить бешено стучащее сердце. Ноги подкосились и он тут же чуть не рухнул на землю, теряя всякое самообладание, но в последний миг он сумел схватиться за подоконник и не упасть. В мыслях, словно пластинка, крутилось лишь «Спрячься, спрячься, спрячься! " Парень не спешил делать какие-либо движения, застыв и не в силах пошевелить ни единой частицей своего тела, словно потеряв над ним всякую власть. Он просто замер, чувствуя себя ланью на охоте и понимал, что любое действие сейчас было лишено всякого смысла. Бежать некуда. Тем временем дверь уже открылась, медленно впуская внутрь мужчину, что взглядом искал его, Робина, глазами прошаривая каждый угол. Наконец, он посмотрел прямо на него и юноша сильнее вжался в подоконник, сжимая твердую поверхность своими дрожащими пальцами. Он уже знает, что будет делать. Это знает и Брюс, который предусмотрительно закрыл за собою дверь и сейчас выжидающе смотрит на парня, хищно ухмыляясь. Маленький рывок в сторону запертой двери был бы плохой идеей, а потому парень лишь сильнее прижался к окну, обдумывая стоит ли прыгать через, казалось бы, столь спасительный выход. Словно прочувствовав то, что собирался сделать Робин, Уэйн угрожающе оскалился, недовольно цокнув языком. Однако, самообладание никогда не было его слабой стороной, а потому уже в следующую секунду его лицо украшала маска пугающего спокойствия, что не выражала ничего, кроме фальши и напускного безразличия. — Не стоит — спокойно изрëк мужчина, сделав ещё два размашистых шага в сторону паренька. Тот, в свою очередь, округлил глаза от страха, не осмеливаясь ослушаться. Как ни крути, но авторитет Уэйна всё ещё имел колоссальное значение в глазах Робина и был тузом в рукаве богача. Брюс, бесстыдно пользуясь своей властью, уже почти вплотную приблизился к юноше и довольствовался реакцией до смерти напуганного мальчишки, коим сейчас выглядел Робин в глазах мужчины. Парень выставляет руки вперёд, упираясь ими в грудь напарника и намереваясь как можно дальше оттолкнуть Уэйна, на что тот лишь перехватывает запястья и больно сжимает их. Парень не позволяет себе даже болезненно вскрикнуть — в такие моменты он пытался держаться в глазах Брюса, пусть даже и получалось у него это катастрофически плохо. Однако, потерять лицо в глазах Бэтмена было в сто раз больнее. И в этот раз Робин будет продолжать бороться. Но сейчас не будет грязных приëмов ибо он давно уже усомнился в их результативности. Сейчас он, поборов страх, посмотрит ему прямо в глаза, посмотрит со всей той ненавистью, отвращением и страхом, что бушевали в его душе уже так давно, без прикрытой фальши, без натянутой улыбки. Измученный, израненный — настоящий. Жаль только, что вместо былой жизни, былой гордости в глазах была пустота, покрытая пеленой безразличия. Возможно, решись бы он бросить вызов Уэйну раньше, то мог бы спастись. Рискни бы он чуть раньше, то смог бы сохранить свой внутренний стержень, моральные ценности и всё то, что было свято его натуре. Но сейчас… Глаза он так и не поднял. Просто не смог. Казалось, будто веки стали тяжелее любого металла и тянули угрюмый взгляд вниз, словно так он чувствовал себя безопаснее. И каким бы сильным не было желание сейчас просто взять и оттолкнуть Уэйна, кинуться к двери и бежать прочь из ненавистного здания, но он просто не мог этого сделать. Вероятно, у мужчины всё-таки получилось сделать из него игрушку. Именно поэтому он просто молча уставился в пол, принимая любые действия Брюса со своим телом как должное. Как и подобает хорошему приспешенику. — Глупый-глупый Робин — качает головой мужчина, прижимая поддатливое тело к себе — почему же ты не уйдешь от меня? Он дразнил его и Робин это понимал. Сейчас его слова звучали как никогда саркастично, от них веяло неприкрытой иронией, они были такими колкими, что, казалось, будто он запросто мог порезаться о них. Но в этот раз Робин отвечать в его манере не будет. В этот раз он наконец-то будет таким, каким его с таким трудом делал Бэтмен. Идеальным и послушным. — Не хочу — тихо говорит он, опустив голову. Исход этой ночи был заведомо известен им обоим. Даже Альфред, проходя мимо этой невзрачной двери уже мысленно начал считать количество таблеток, которые будут лежать на завтрашнем подносе с едой.