Когда мир теряет цвет

Даже когда Саули ушёл и очевидно возникла проблема, которую надо было решить, я не мог перестать думать о Томми. Я будто заново проживал ту жизнь с ним. Верно говорят – память оставляет только самые приятные мгновения, затирая все ссоры и ошибки. Поначалу, когда Томми только появился в моей жизни, я долгое время не мог его понять. Он, постепенно вливаясь в коллектив группы, тем не менее избегал меня и даже опасался, что ли. С ребятами он проводил большую часть времени (что и понятно: мне график не позволял), но я заметил, что он все равно держит с ними дистанцию, и как бы весело они ни проводили время вместе, он не раскрывался им полностью. В нем оставалась какая-то загадка и недосказанность. Он воздвигал стену между собой и окружающими, которая, очевидно, рушилась перед близкими ему людьми. Что-то в нем влекло меня, наверное, мне хотелось стать тем близким человеком и узнать, что он скрывает в себе. Но постепенно он раскрепощался, и общаться и понимать его мне стало уже легче. У него был приятный тихий голос, спокойная манера разговора, и, казалось, стоило мне с ним заговорить, это гасило мой внутренний огонь, успокаивало и уравновешивало меня. В то же время он был остёр на язык, язвителен и циничен, но мне почему-то казалось, что эта стена, этот панцирь с шипами колких замечаний и насмешек был ему очень тяжел. Ему хотелось бы избавиться от него, но он не мог, а то существо, скрывавшееся в этом панцире, – его прекрасная сущность – было глубоко несчастно. Мы начали сближаться, и я был глубоко потрясён, узнав, что он не просто мальчик, подыгрывающий песенки на басу, но самостоятельная, зрелая и интересная личность. Он сочетал в себе качества, вкусы и пристрастия, которые не раз удивляли меня. Например, он любил брокколи и прочие овощи и вместе с тем – ужасы. Он предпочитал быть тихим и неприметным, но мог выглядеть очень... м... дразняще. Он не любил внимания к себе и расспросов, но умел шутить метко и остроумно. В какой-то степени он стал тем, на кого из моего окружения мне хотелось бы быть похожим. Он был независим и свободен, несмотря ни на что, а этих качеств мне по-прежнему недоставало, даже если кажется совсем наоборот. Ни с кем из группы я не проводил столько времени, сколько с ним, и Сара хитро улыбалась, глядя в нашу сторону, но тогда это не было ничем, кроме дружбы. Нам просто нравилось проводить время вместе. Мы болтали обо всем на свете, смотрели фильмы вместе, пробовали новые блюда, обсуждали писателей и режиссёров, обменивались любимой музыкой, даже в монополию играли. И должен сказать, впервые за очень долгое время я боялся облажаться, потому что Томми знал больше меня. Притвориться не получалось: ему всегда удавалось раскусить меня. Когда он спросил меня о «Птицах», я сказал, что мне очень понравилась забавная идея и её воплощение, подумав о той известной пиксаровской короткометражке, помните? - Признайся, ты ведь даже не слышал об этом фильме Хичкока, – в такие моменты он очень особенно, тепло, но вместе с тем победно, улыбался, - на следующей неделе смотрим. Он заставлял меня смущаться и стыдиться своей позорной непросвещенности, особенно после ознакомления с шедеврами, о существовании которых я даже не подозревал. И так же он давал мне читать, а потом мы обсуждали прочитанное, и от рассказов мы двигались в романам. И мне хотелось все это изучать вместе с ним, мне было невероятно интересно. Удивительно, правда? У Томми были красивые руки, и мне нравилось, когда он играл для меня на гитаре, для меня лично. Я любил его мимику, любил наблюдать за ним, пока он не видит. Когда он задумывался и уходил в себя, то начинал прикусывать нижнюю губу, а когда волновался – обязательно вертел что-нибудь в руках, будь это край собственной футболки или мои солнечные очки. Когда его окликали с правой стороны – с той, где у него челка, - он очень забавно встряхивал головой и, убирая мешавшую челку, с участием взглядывал на человека. К сожалению, вскоре поползли слухи. Масштаб моей скромной личности привлекал всеобщее внимание, Томми попал под горячую руку, и я не смог уберечь его от этого. Нас стали обсуждать и – что хуже – строить догадки и предположения, а это могло очень печально сказаться на наших отношениях. Когда я приходил на вечеринки или присоединялся к компаниям, рано или поздно речь заходила обо мне и Томми. Не было, кажется, человека, кто бы не знал об этом, и меня это напрягало. В то время я сам мало понимал свои чувства к нему, не говоря уже о нем самом и тем более обо всех этих людях, не имеющих к нам никакого отношения. Я только знал, что мне хочется быть рядом с Томми подольше, иметь возможность видеть его и общаться с ним. Окружающие в своих мыслях заходили дальше. - Адам, это же несерьёзно, - смеялся какой-то знакомый тип за очередной выпивкой, - этот блондинчик с тобой для того, чтобы ты его трахнул. - Ой зря... – протянул мой хороший друг Кристиан. - Подожди, - я коснулся его рукой, прерывая, но уже чувствовал, как во мне поднимается злоба, - а если возьму и трахну? - Тебе несомненно понравится, - невозмутимо продолжал тип, - с таким-то смазливеньким. Потом ещё и ещё. Но он-то с тобой из-за денег. Денег и твоего гребанного имени. Помнишь, твой бывший... Раздался звон бокала. У меня начала неприятно покалывать ладонь, но я схватил этого типа за ворот футболки и приблизился к его лицу: - Заткнись, - плюнул я сквозь зубы, - и не говори того, чего не знаешь. Неприятный эпизод в баре закончился пластырем на руке и извинениями типа, но такой случай был не единичным. Думаю, Томми тоже натерпелся, но я знал, что он мог за себя постоять, чего с первого взгляда от него никак не ожидаешь. Пару раз я как-то пытался заговорить об этом и даже извинялся за то, что ему приходится терпеть все это, но он только отшучивался и уверял, что все в полном порядке. Поведение всех вокруг напоминало настоящий заговор: все будто были враждебно настроены против Томми и пытались мне доказать это. Это усугубилось, когда наши отношения с ним стали по-настоящему интимными, и мы будто плыли против течения: против окружающих и общественного мнения, и это было тяжело. При том, что все знали, как трудно меня переубедить в чем-то, они все равно упорно пытались сделать это. Только Сара спокойно и даже с некоторым уважением относилась к нашим отношениям; глэм-бэнд и мама были уверены, что это несерьёзно, а папа считал, что за все, что я вытворял на сцене, нужно перед кем-то извиняться. Возможно, эта тяжесть общественного гнета и сподвигла меня расстаться тогда с Томми. Я просто искал скрытую причину и повод, потому что был морально гораздо слабее его. Я никогда не мог понять, что в жизни так сильно закалило его. Но порой мне кажется, что люди со стороны видят лучше, нежели ты, опьяненный чувствами. Порой жизнь жестока, и она сводит тебя с теми людьми, с кем ты быть не можешь. Не уживаешься, хотя любишь до безумия, или они уходят от тебя раньше вечности. Как в фильмах, в которых герои не могут быть вместе, а ты рыдаешь от прихоти сценаристов. Но ведь это жизнь. Иногда мечты должны остаться мечтами, а оптимист должен стать реалистом. Иногда нужно делать то, что правильно, а не что нравится тебе. Не обижать слабых. Не причинять боль близким людям. Жертвовать своим счастьем. Признавать свои ошибки и просить за них прощения. С этими мыслями я поехал к Саули. Я знал, что обманываю самого себя, но у меня было время подумать, и я понял, что пора оставить глупые мысли о Томми и жить той жизнью, которая мне дана. Мне дан человек, с которым мне было хорошо, и я незаслуженно оскорбил его. Так зачем гоняться за чем-то ещё? Саули не пустил меня к себе. Увидев, что это я, он вышел в коридор и прикрыл за собой дверь. Он был без майки и с пивом и, кажется, не очень страдал. - Что надо? – холодно спросил он, сложив руки на груди. - Саули, я совершил ужасную ошибку... – начал было я. - Перепутать имена? Ну что ты, это очень даже забавно! - Дай мне извиниться! – взмолился я, и Саули умолк. – Ты мне очень дорог. Ты многое сделал для меня, ты спасал меня и вытащил из жуткого состояния. Я всегда чувствовал твою заботу обо мне и любовь. А то, что произошло, это... ошибка моего прошлого, которое я не могу забыть. Такие ведь у всех есть. Прости, что она до сих пор со мной. - А любишь ли ты меня? Вот оно. Я поднял голову и встретился с ним взглядом. - Да, - долго молчать нельзя, - да, люблю. Саули подошел ближе и обнял меня. Вот так просто. Я прижал его к себе, он был очень тёплым, и я понял, что все-таки очень скучал по нему. Я гладил его волосы и спину. - Даже не думай, - улыбаясь, он посмотрел на меня и переложил мою ладонь со своей поясницы на спину. Я положил голову ему на макушку и закрыл глаза, тоже улыбаясь. Простил, кажется.