From the Mouth of an Injured Head

Выйдя на улицу, Шерлок вдохнул прохладный ночной воздух полной грудью. Он уже собрался вызвать такси, но в последний момент передумал. Ему совсем не нравилась перспектива ехать в одной машине с незнакомым человеком: наверняка неаккуратное вождение и духота в автомобиле вызовут новые приступы боли, да и лишних бессмысленных разговоров не хотелось, поэтому Шерлок раскрыл свой зонт и пошёл пешком, решив немного подышать свежим воздухом и развеяться. Солнце уже село, и народу на улицах становилось всё меньше и меньше. Город постепенно засыпал. На верандах небольших ресторанов суетились официанты, обслуживая последних клиентов и обтирая столы. Продавцы гасили свет и закрывали свои магазины, и только из баров всё ещё слышались голоса, шум телевизора и звон бокалов. На равном расстоянии друг от друга мягким теплым светом горели фонари, неоном блестели редкие вывески. Проходя мимо того самого места Шерлок тяжело вздохнул. По его телу пробежала неприятная дрожь, а в голову полезли непрошенные воспоминания. Внезапный оглушающий удар и звон стекла. Холодный сырой асфальт и внезапно нахлынувшая слабость. Металлический привкус во рту и сильная, почти нестерпимая боль. В тот вечер Шерлок потерял часть себя среди мелких осколков стекла, рассыпавшихся по мокрому асфальту. Каждый раз, когда тяжёлый ботинок Шинвелла врезался в его живот, Шерлок хватал воздух ртом, задыхаясь от отчаяния. Он был далеко не слабым человеком, и ему хватило бы сил подняться и защитить себя. Но Шерлок не мог. Просто не мог. Несмотря на всё, он был не в силах навредить человеку, который был так дорог Джоан. А теперь он мёртв. Шинвелла больше нет, а Шерлок едва держась на ногах тихо идёт по улицам ночного Бруклина, настороженно вслушиваясь в звуки города и молясь о том чтобы без происшествий добраться до дома. Он никогда и никому в этом не признается, даже под дулом пистолета, но ему страшно. Страшно снова пережить то, через что он прошёл несколько месяцев назад. Поэтому он опасливо оглядывается, вздрагивает, едва заслышав возню в тёмном переулке, и сторонится подозрительных людей. Ведь теперь он ещё более беззащитен и слаб. Шерлок уже давно забыл о спортзале и тренировках по боксу, а из-за постоянной выматывающей боли он, несмотря на предписание врача и просьбы Ватсон, почти не ел и поэтому сильно похудел. Даже если Холмс захочет, он не сможет дать отпор простому мелкому воришке, не говоря уже о соперниках посерьёзнее. Воспоминания о старом хобби заставили что-то в груди Шерлока неприятно сжаться. Сколько ещё пройдёт времени до того, как он сможет вновь заняться борьбой? И сможет ли он вообще когда-нибудь вернуться в зал? У Холмса никогда не было большого количества друзей, но его приятели из клуба боевых искусств были ему очень близки. Они научили его быть сильным. Они были в курсе его зависимости и поддерживали Шерлока не только во время поединков на ринге, но и в его ежедневной битве за трезвость. Теперь он мог смело вычёркивать их из своей жизни. Внезапно его пробрала сильная злость, смешанная со страхом. Черт возьми, он уже лишился одной важной составляющей его жизни, одной из вещей, помогавших оставаться чистым. Теперь он мог потерять ещё и работу и прекрасно понимал, что тогда с большой вероятностью героин вновь вернётся в его жизнь. Эта мысль приводила в отчаяние. Однажды Шерлок уже проиграл свою битву. Он сорвался, подвёл Джоан, Маркуса, капитана Грегсона и разочаровал отца. А ещё предал себя. Холмс всегда отдавал себе отчёт в происходящем. Его ум был необычайно остр, он доверял себе и своим чувствам в любой ситуации. Но только не тогда, когда дело касалось наркотиков. Тогда он боялся сам себя, превращался в совершенно иного Шерлока, движимого животными инстинктами, постоянно находящегося в поисках следующей дозы. Словно его вторая личность — его персональный Хайд — выходила наружу, вынося за собой на поверхность всё то, что он все эти годы так старательно прятал внутри себя, разрушая всё на своём пути и разбивая вдребезги мечты о нормальной жизни и работе. Шерлок был до жути напуган и нуждался в помощи. В человеке, способном спасти его, подарить надежду и поделиться теплом. Прочитать его как открытую книгу, заглянуть в саму душу и залатать кровоточащие раны, боль от которых разрывала на части, заставляла сжимать кулаки до дрожи в руках и зарываться с головой в работу, чтобы хоть ненадолго сбежать, спрятаться от жестокой реальности.