***
На следующий день Дазая в школе не оказалось. Ни Дазая, ни Гин, ни Танизаки, ни Наоми. Чуя промаялся до обеда, не зная, куда себя деть — мысли у него были ну вот вообще не об учёбе, — и с облегчением свалил из класса, когда прозвенел звонок с последнего урока. Дома легче не стало. Время тянулось так медленно, как будто в сутках внезапно образовалось ещё двадцать четыре часа — и в любой другой день Чуе бы это, конечно, пригодилось. Но не сегодня. Он не видел Дазая почти двое суток, и он… Соскучился. Чуя понял это, когда стоял перед распахнутым шкафом и перебирал одежду на вешалках, решая, что надеть на вечеринку. Он действительно соскучился, и, блин, это осознание не помогало скоротать время до вечера. Вопрос о том, что же всё-таки надеть, был не менее актуален, чем его стояк позавчера вечером — за той лишь разницей, что для решения проблемы со стояком одеваться вообще не надо было. Чуя взъерошил волосы и потянул за них — как и всегда, когда волновался и не знал, как поступить. Достал из шкафа всё, что так или иначе могло подойти, свалил кучей на кровать и приступил к примерке. Красная рубашка, белая рубашка, белая футболка, чёрная футболка с принтом, синие классические джинсы, чёрные драные джинсы, чёрный пиджак, синие брюки, чёрные брюки… Что, блядь, из этого нужно надеть, чтобы Дазай упал к нему в объятия и велел взять его полностью? Джинсы Чуя отмёл сразу — весь клуб будет в грёбаных джинсах, значит, ему нужно отличиться. Значит, брюки. А брюки — это значит, рубашка. И, возможно, пиджак. Синие брюки с красной рубашкой смотрелись отлично, но к этому прикиду точно требовался пиджак или жакет в цвет брюк, а ни того, ни другого у Чуи не было. Значит, в топку. Оставался самый что ни на есть беспроигрышный вариант: нестареющая классика. Белый верх, черный низ. То, что идёт всем и всегда. Чуя медленно оглядел себя в зеркале с головы до ног. Покрутился, сделал вывод, что его задница в этих брюках выглядит так, что впору самому себя лапать, а рубашка вообще была просто отвал всего: белоснежная, с воротником-стойкой, широкими манжетами, на треть закрывающими кисть руки, она сидела на Чуе так, будто была сшита специально для него. Он сделал мысленную пометку отправить Кимико, которая её подарила, букет цветов, влез в туфли и вновь окинул себя критическим взглядом. Чёрт. Чего-то не хватало. Чуя расстегнул ещё одну верхнюю пуговицу, расправив манжеты, аккуратно закатал рукава рубашки до локтей и встрепал волосы. Всё равно не то. Чего-то, мать его, не хватало. И тут его осенило. Чуя метнулся к шкафу, порылся в нём, матерясь и молясь, чтобы нужная вещь была на месте, и в коробке из-под обуви нашёл то, что искал. Подтяжки. Чёрные, не широкие, но и не узкие, и даже ещё в упаковке — Кимико подарила их вместе с рубашкой, но ни то, ни другое надеть у Чуи не было ни повода, ни возможности. До сегодняшнего дня. Чуя застегнул подтяжки, поправил их на плечах и, посмотрев на себя в зеркало, понял, что это оно. Теперь он выглядел просто охуенно и вполне обоснованно был способен затмить всех в этом чёртовом клубе. Дазай точно упадёт к нему в объятия. Ну а если нет, то Чуя ему поможет. Говорят, с простреленным коленом довольно сложно удержаться на ногах. Оставалась сущая херня: каким-то непостижимым образом дотянуть до вечера. Чуя разделся, аккуратно повесил свой огненный прикид на плечики и отправился в душ — во второй раз за день. Если бы это помогло скоротать время и хоть как-то снизить градус владевшего им с самого утра напряжения и изматывающе-предвкушающего мандража, он бы сидел в ванной весь день. Но время, даже если оно решило ополчиться против него, неуклонно шло своим ходом, и в один прекрасный момент Чуя внезапно обнаружил, что уже половина девятого, а под окнами ждёт такси. Ради разнообразия, он решил поехать не на байке: маловероятно, конечно, но не исключено, что он выпьет чуть больше, чем планирует, так что лучше не испытывать судьбу. Чуя в последний раз оценивающе оглядел себя в зеркало, убедился, что более чем охуенен, слегка встрепал волосы, которые после душа всегда сами собой ложились, как надо, и, заперев квартиру, спустился к такси. Его сердце встревоженно-восторженно билось всю дорогу, и, уже подъезжая к клубу, Чуя решил для себя: сегодня или никогда. Сегодня он выяснит раз и навсегда, насколько заинтересован в нём Дазай - Чуя не сомневался, что заинтересован — и, если судьба будет ему благоволить, немедленно перейдёт к следующему пункту своего спонтанного, но грандиозного плана. Засосёт Дазая так, что тот пожалеет, что этого, блядь, не случилось раньше. Он расплатился с такси, сунул руки в карманы брюк и, тщетно пытаясь угомонить совсем уж пошедшее вразнос сердце, направился к дверям клуба. Билеты жгли внутренний карман куртки, и Чуе не терпелось скорее отдать их тому, кому они предназначались. Он прошёл через металлоискатель, и к нему тут же подскочил менеджер. Уточнив, что да, Чуя действительно пришёл на день рождения, он кивнул и через основной зал, в котором грохотала музыка, куда-то его повёл. Когда Чуя вошёл в большие стеклянные двери в противоположном конце зала, то первым делом увидел стоявшего практически рядом со входом Танизаки. — Привет! — проорал тот ему в ухо и шлёпнул на тыльную сторону ладони светящуюся печать. — Всё, можешь проходить. Развлекайся и всё такое. — Круто вы тут замутили! — проорал в ответ Чуя. — Это всё Наоми придумала, — разулыбался Танизаки. — Полтора месяца убили, чтобы всё решить и сделать, как ей хочется, как будто это её день рождения, в самом деле. — На неё похоже, — ухмыльнулся Чуя и хлопнул его по плечу. — Ладно, я пошёл, найду Дазая. И подарю ему его чёртов подарок. Танизаки кивнул и посторонился, пропуская его. Чуя прошёл по узкому, тускло освещённому коридору и остановился на входе в небольшой уютный зал со столиками, танцполом и сценой, на которой стояли гитары и барабаны. Над сценой красовался огромный плакат «С днём рождения, Дазай!», а по краям стояли башни из воздушных шаров, но на этом, похоже, днерожденческое убранство заканчивалось. Вот и славно. Умница, Наоми. Чуя хмыкнул и огляделся. Здесь, как и в основном зале, было шумно и людно, но он сразу заприметил множество знакомых лиц. Кто-то сидел за столиками, часть оккупировала барную стойку, но больше всего народу толпилось около сцены, где явно что-то намечалось. Блин, где же Дазай… Чуя приподнялся на мысках и, вытянув шею, прошёлся по залу пристальным взглядом. Нахмурился, вглядываясь в весёлые лица, и уже собирался подойти к кому-нибудь и спросить — но в этот момент толпа около сцены, как по команде, расступилась, и он наконец увидел Дазая. Что ж. Сегодня Чуя был способен затмить собой кого угодно в этом долбаном клубе. Но Дазай с лёгкостью побил бы его рекорд. Он определённо знал толк в эффектных появлениях. Сегодня на Дазае был костюм — но костюм, лишь названием напоминающий школьный: белые узкие брюки, белый же приталенный жакет и чёрная шёлковая рубашка под ним. И в этом костюме, со своим ростом и осанкой он выглядел как чёртова модель. Словно только что спустился с подиума и пришёл сюда, чтобы лишить Чую последних остатков его бедных мозгов. Чуя залип на нём, открыв рот. Медленно оглядел с ног до головы, поймал момент, когда Дазай, улыбнувшись каким-то девчонкам, заправил за ухо прядь волос, и понял, что ему полный и безоговорочный пиздец. Нет, он всегда знал, что Дазай бесспорно привлекателен. Чуя знал это даже тогда, когда терпеть его не мог и считал придурком и мудаком. И раньше его привлекательность была скорее дополнительным раздражающим фактором. Раньше — но не сейчас. Сейчас, глядя на Дазая, да что там — буквально пожирая его взглядом, Чуя мог думать лишь о том, насколько же он красив. Дазай был не просто привлекательным — он был, мать его, красивым. Очень. В самом что ни на есть всестороннем и полном смысле этого слова. Но его красота была иной — не такой, какую имеют в виду, говоря лишь о внешности, не той, которую повсеместно демонстрируют, выдавая за эталон, на экранах телевизоров, страницах журналов и билбордах с рекламой элитной косметики и парфюма. Дазай был красивым как произведение искусства — эксклюзивное и дорогостоящее, понятное далеко не всем, доступное лишь избранным даже для того, чтобы просто полюбоваться им. Когда-то давно, в те времена, когда Чуя ещё работал на Кобэ-гуми, они с Кимико и Мичизо решили отметить его первый серьезный гонорар и купили бутылку вина за пятьдесят тысяч йен. Конечно, Чуя знал, что существует вино гораздо дороже, но в тот момент его вкус стал для него настоящим откровением и ничего хуже пробовать уже не хотелось. И вторым таким откровением в жизни для него стал Дазай. Чуя будто смотрел на него другим взглядом, принимая как факт, каким тот на самом деле был — загадочным, интересным, умным. Единственным в своем роде в целом мире. Таким же потерянным и одиноким, как он сам. Чуя перевёл дыхание, понимая, что совершенно бессовестно пялится на Дазая, понимая, что так нельзя — но не в силах ничего с этим поделать. Всё это дерьмо было выше его сил. Чёртов, мать его, Дазай. И, конечно, Дазай выбрал именно этот момент, чтобы поднять голову и посмотреть на него. Как будто почувствовал. Чуя, собрав в кулак всю свою волю, улыбнулся и помахал ему — не орать же через весь зал. Дазай улыбнулся в ответ и даже сделал пару шагов, как будто намеревался подойти — но на него тут же налетела новая толпа, очевидно, из желающих поздравить, и он был вынужден остановиться. Чуя выдохнул, досчитал до десяти, глядя на то, как Дазая целует в щёку какая-то девчонка, а тот мило улыбается в ответ — мысленно Чуя прострелил девчонке оба колена, — и, не придумав ничего лучше, поплёлся к барной стойке. Сел на свободный высокий стул и попросил воды — бармен покосился на него удивлённо, но никак это не прокомментировал и молча поставил перед ним стакан. Вот и правильно. Чуя уныло цедил воду, когда кто-то хлопнул его по плечу. — Привет! — бодро сказал Ода и уселся на соседний стул. Вскинув бровь, оглядел картину «Чуя Накахара — поборник трезвости» и понимающе ухмыльнулся: — И сегодня за рулём? — Да нет, — промямлил Чуя, глядя в стакан с таким вниманием, как будто пытался найти там остатки своей гетеросексуальности. — Не могу пока решить, чего хочу. Кроме Дазая. — Виски, — почему-то усмехнулся Ода, разглядывая его с любопытством. — Определённо, виски. Дазая видел? — Мельком, — тщательно следя за своим голосом, ответил Чуя. — На него набросились фанатки, и я решил, что для меня опасно сейчас подходить. — Это точно, — хохотнул Ода и встал. — Ты далеко не уходи, сейчас будет кое-что интересное. Чуя удивлённо посмотрел на него. — Что? — Увидишь, — пообещал Ода и, подмигнув ему, ушёл. Чуя проводил его взглядом и обнаружил, что толпа на танцполе стала больше, а на сцене… На сцене стоял Дазай. И не просто стоял — в его руках была электрогитара, и Дазай сосредоточенно перебирал струны, будто вспоминая аккорды, а потом подступил к микрофону и принялся настраивать стойку под свой рост. Танизаки, сидевший за барабанами, отстукивал какой-то быстрый ритмичный бит, а Хикару небрежно подыгрывал ему на бас-гитаре. Чуя, забыв закрыть рот, проследил, как Ода запрыгнул на сцену и взял с подставки вторую гитару, а вынырнувший из-за кулис Анго занял место за синтезатором. Толпа возбуждённо бурлила в ожидании представления. Чуя ещё раз оглядел открывшуюся его глазам картину, закрыл, наконец, рот — и всё-таки заказал виски. Ему срочно нужен был именно виски. Вечер обещал быть, блядь, томным. Спустя пару минут Дазай закончил настраивать гитару, обменялся кивками со своими и, обернувшись к залу, махнул рукой, привлекая внимание и призывая к тишине. Все послушно затихли, и Дазай, улыбнувшись, шагнул к микрофону. Чуя затаил дыхание, жадно наблюдая на ним — он и не представлял, насколько Дазаю идёт модус фронтмена рок-группы. Теперь этой картинке ни за что не выветриться из его памяти — как и всем прочим картинкам. — Всем привет! — задорно сказал Дазай в микрофон, обводя зал уверенным взглядом. На мгновение задержал его на Чуе, улыбнулся и продолжил: — Честно — я отказывался до последнего, но Наоми меня заставила. По толпе прокатился смешок, а Наоми, сидевшая вместе с Гин за столиком напротив сцены, показала ему средний палец, вызвав ещё более явный взрыв смеха. Дазай с улыбкой отсалютовал ей и продолжил: — Большинство из вас знает, что, когда Ода и Анго закончили школу, мы так и не смогли собрать новый состав, — сказал он, и Чуя понял, что нихрена, просто нихрена не знает о своём будущем парне. Стоп. Он что, только что назвал Дазая своим будущим парнем? — Но раз уж сегодня мы по всем вам известному поводу собрались в одном месте, Наоми, — Дазай многозначительно стрельнул глазами в её сторону, — решила, что будет отличной идеей что-нибудь сыграть. — Может, закончишь уже трепаться, и просто дашь нам, наконец, что-нибудь сыграть? — фыркнул Ода во второй микрофон, и все заржали, а Чуя подумал, что его бы устроило, если бы Дазай ему просто дал. — Ладно-ладно, поехали. — Дазай переглянулся с Хикару и Анго, обернулся к Танизаки, и тот, кивнув, дал счёт. На первых же аккордах зал одобрительно заулюлюкал, а Чуя понял, что сейчас его ждёт тонна флешбэков — потому что группа играла ту самую песню, которая стояла у Дазая на звонке. Впрочем, из этого следовал вывод о том, что хоть он и проебал всё, что мог, но с выбором подарка не ошибся. Они сыграли бодрое вступление — а потом Дазай начал петь. И пел он, на непритязательный вкус Чуи, очень неплохо. Твою мать, чего он ещё о нём не знает? Чуя от души понадеялся, что Дазай на самом деле — не какой-нибудь двойной или, чего доброго, тройной агент тайных шпионских организаций, потому что это было бы вообще некстати, и развернулся на стуле, сжимая в руке бокал с виски и неотрывно глядя на него. В этом Чуя не был оригинален — на Дазая сейчас смотрел весь чёртов клуб. Но почему-то Чую не отпускало стойкое ощущение, что поёт Дазай сейчас в первую очередь для него. Похоже, виски оказался слишком крепким и дал Чуе в голову с первого же глотка, иначе с чего такие дурацкие мысли? . Чуя был уже как будто пьян. Опьянён атмосферой этого места, музыкой, своими чувствами — и Дазаем, который во время соло Оды отступил от микрофона и, улыбаясь во весь рот, прошёлся по краю сцены, рядом с которой собрались уже почти все гости Чуя не стал подходить — со своего места ему было гораздо лучше видно и Дазая, и его улыбку. И именно его улыбка была тем единственным, что Чуя сейчас хотел видеть. Похоже всё гораздо хуже, чем ему казалось. Всё очень-очень плохо. Охренеть как плохо. Но, вопреки доводам разума, это не пугало, напротив — воодушевляло и заставляло чувствовать себя так, словно он в одном шаге от того, чтобы взлететь безо всяких там сверхъестественных способностей. Чувства мешались в нём, пузырясь, как шампанское, и норовя прорваться наружу неконтролируемым мощным взрывом, погребая под собой остатки нормальности. Чуя ощущал себя готовым сорваться с места, взлететь на сцену и поцеловать Дазая на глазах у всех, чтобы раз и навсегда дать ему понять, что скрывалось за всеми намёками, взглядами и тем неимоверным количеством проёбов, которые он наворотил за эти дни. Он действительно едва держался и потому вздохнул с облегчением, когда песня закончилась. Ему было невероятно хорошо и плохо одновременно. — С днём рождения, Дазай! — проорал Танизаки, стоило только отгреметь последним аккордам, и весь зал подхватил этот крик, превратив его в нечто поистине громогласное. Дазай, вздёрнув бровь, скользнул взглядом по толпе, откинул со лба чёлку — и посмотрел прямо на Чую. — С днём рождения! — одними губами прошептал Чуя — орать было бессмысленно, — и отсалютовал ему бокалом с виски. Дазай ухмыльнулся и, подмигнув, так же, одними губами прошептал в ответ: — Спасибо, Чиби. И вот это «Чиби», сказанное его голосом, Чуя действительно услышал — у себя в голове, с непередавамыми, доступными только Дазаю интонациями. Всё совершенно точно летело к чертям. Они сыграли ещё несколько песен, и почти все Чуя слышал, а некоторые даже знал, так что чуть не сорвал голос, подпевая. К слову, он всегда тоже вполне неплохо пел, и пару раз его так и подмывало всё-таки вломиться на сцену и оттеснить Оду от второго микрофона. Но Чуя мужественно сдержался. Молодец какой. — Ещё? — тактично указав глазами на пустой бокал в его руке, уточнил бармен, и Чуя понял, что выпил всё, даже не заметив. — Нет. Пока нет. — Он помотал головой. — Иначе развезёт. — Весьма благоразумно, — одобрил бармен и свалил к дальнему концу стойки. Чуя проводил его взглядом — и едва не подпрыгнул, когда совсем рядом раздалось насмешливое: — Ну как тебе моё выступление, Чиби? Чуя повернулся и обнаружил, что рядом с ним стоит Дазай. В смысле, совсем рядом — в зале было шумно, играла музыка, и услышать друг друга можно было только с такого расстояния, и то если практически орать. И когда он только успел подойти так близко? Чуя остатками мозга, сражённого наповал столь внезапным и эффектным появлением, проанализировал вопрос. Дазай сказал «моё выступление». Моё. Не наше. Моё. Значит ли это, что Дазая интересовало мнение Чуи конкретно о нём? Интересно, это из-за виски в нём проснулась внезапная склонность к анализаторству? Как бы то ни было, требовалось что-то ответить, причём, немедленно — Дазай выжидающе смотрел на него, и в глубине его глаз плескалось веселье. — Было круто, — искренне ответил Чуя. — Ты не говорил, что играешь. — Ты не спрашивал, — парировал Дазай, улыбаясь. В полутьме его лицо казалось взрослее — и ещё более красивым, а улыбка — загадочной и открытой. Не залипай, приказал себе Чуя, не залипай, Накахара, возьми себя в руки, блядь. — Я тоже всегда хотел поиграть, — промямлил он, лихорадочно соображая, что бы такого сказать, только бы Дазай не ушёл. — Даже песни раньше писал, но потом стало не до этого. — Вау, Чиби, и чего я ещё о тебе не знаю? — Дазай, подперев щёку кулаком, продолжал смотреть на него, и под этим взглядом Чуя изрядно нервничал. — Ну, не больше, чем я о тебе, — фыркнул он. — Если хочешь, можешь что-нибудь сыграть и спеть, я бы послушал. Тут сегодня свободный микрофон. — Дазай мотнул головой в сторону сцены. — За кулисами есть акустическая гитара, но можешь и мою взять. — Посмотрим, — уклончиво ответил Чуя, размышляя, в состоянии ли он сейчас вообще хоть что-то внятное сыграть. Гитару в последний раз он держал в руках больше года назад. — Может накачу чего-нибудь, — он красноречиво покосился на ровные ряды бутылок на стеллажах за стойкой, — и осмелею. — Я на это надеюсь, — протянул Дазай, который выглядел, как кот, объевшийся сметаны. И для этого ему понадобилось всего ничего — безраздельное внимание нескольких десятков человек. Чуя всерьёз задумался, сможет ли компенсировать всё это одним собой. Хотя, в конце концов, он собирался предложить Дазаю кое-что поинтереснее восторженных воплей. Нет, вопли, конечно, тоже будут — и, как он надеялся, вполне себе восторженные, — но по его задумке они должны исходить от Дазая, ну и, возможно, совсем чуть-чуть — от него самого. И кстати, о восторженных воплях. Чуя полез во внутренний карман брошенной на соседний стул куртки и вытащил наружу конверт. Дазай с интересом следил за ним, но ничего не говорил. — Ну в общем... — Чуя покрутил в руках конверт, внезапно обнаружив, что понятия не имеет, что следует говорить, и протянул его Дазаю. — Это тебе. Мой подарок. Поздравляю. — Он ухмыльнулся. — И лучше тебе не знать, какой ценой он мне достался. Возможно, последнее лучше было не говорить. Дазай взял конверт и, с любопытством глядя на Чую, спросил: — Это что, деньги? — Даже у меня не настолько хреново с фантазией, чтобы дарить тебе деньги, — фыркнул Чуя и кивнул на конверт. — Посмотришь? — Конечно. — Дазай открыл его и, вытащив билеты, перевёл на Чую удивлённый взгляд. — Ого. Это же моя любимая группа. — Да, я уже понял, — ухмыльнулся Чуя, с удовольствием его разглядывая — судя по всему, Дазай был доволен. — Только смени мелодию на звонке, а то я их скоро возненавижу. Блин, а вот сейчас точно лучше было промолчать. — Всегда хотел сходить на их концерт, но никак не мог выбраться. Теперь, видимо, придётся. Спасибо, Чуя. — Дазай лукаво глянул на него. — А почему два? — Ну, не знаю, — с максимальным безразличием пожал плечами Чуя и отвернулся, не в силах вынести его взгляд. — Пригласишь, кого захочешь. Ну вот оно. Момент истины. Давай, Дазай, дело за тобой. Ради тебя я готов терпеть вопли этих долбаных Screen Mode живьём, даже если у меня кровь из ушей польётся. Но Дазай, вопреки ожиданиям, не торопился заканчивать их диалог так, как запланировал Чуе. Он, рассеянно улыбаясь, сложил билеты обратно в конверт, задумчиво постучал им по стойке и сказал: — Да, ты прав, отличная идея. — А потом обернулся и, мечтательно глядя куда-то в толпу, добавил: — И похоже, у меня есть такой человек. Стоп… Что?.. Чуе показалось, что он погрузился в толщу воды, и всё вокруг стало каким-то нереальным и размытым. Не веря своим ушам, он проследил за взглядом Дазая и обнаружил, что тот загадочно смотрит куда-то в сторону столика, за которым сидело несколько девчонок, Чуя точно не помнил, но, вроде бы, из параллельного класса. Твою. Мать. Нет, это просто не могло быть правдой, он что-то не так понял, он не мог так… Облажаться. Снова. Нет, это просто не может… Блядь. Неужели он... Ошибся? Его сердце упало. Чуя резко отвернулся, чувствуя, как сильно, до боли сдавило в груди, а в горле как будто застрял отвратительный колкий комок. Он тупо смотрел на стойку перед собой и не видел там ничего, кроме написанных издевательски крупными буквами слова «идиот». Нет. Он не просто идиот. Он феерический, невероятный, клинический идиот, принявший хорошее отношение и дружеские чувства за любовную симпатию. И в очередной раз облажавшийся. Ладно хоть ничего лишнего ляпнуть Дазаю не успел. — Ну вот видишь, как я круто угадал, — деревянным, каким-то не своим голосом сказал он, испытывая единственное желание. Напиться. Напиться так, чтобы забыть всё это дерьмо, и проснуться завтра в мире, где Дазая не существует. Как и его влюблённости. Теперь Чуя понимал, чем всё это для него обернулось. Он слишком заигрался — и проиграл. Впрочем, глупо было предполагать, что в его жизни хоть что-то будет, как у нормальных людей. Но настолько фатально он ещё ни разу не ошибался. — Лучше не придумаешь. — Дазай, словно не заметив перемены в его настроении, хотел сказать ещё что-то, но на него налетела очередная партия фанатов и утащила куда-то в сторону танцпола. Чуя не стал провожать его взглядом. Он тряхнул головой, гоня прочь стыд и разочарование, и бросил бармену: — Виски. Двойной. Жаль, что нельзя заказать ванну виски и утопиться в ней. — А не многовато будет, парень? — с сомнением спросил тот. Чуя молча адресовал ему крайне красноречивый взгляд. — Ладно, понял. — Бармен махнул рукой и поставил перед ним бокал. Чуя залпом осушил его, не чувствуя ни вкуса, ни крепости, и безапелляционно приказал повторить. После третьей дозы он понял, что его нихрена не берёт. Он просто хлестал ядрёный алкоголь, как воду, но желаемого эффекта так и не достиг: произошедшее не торопилось стираться из памяти и тонуть в алкогольном угаре. Чуя никогда в жизни так не хотел напиться до полусмерти. Он обернулся и через плечо посмотрел на Дазая. Тот стоял на краю танцпола, а рядом с ним переминалась на каблуках, улыбаясь во весь рот, какая-то длинноволосая высокая девчонка. Красивая. Ну конечно. Другие к Дазаю не подкатывают. Чуя уставился на ополовиненный стакан, умоляя, чтобы его, наконец, взяло. На душе скребли кошки, а его бедное сердце было разорвано в клочья. Всё, чего он в этот момент хотел — просто забыть, нахрен, и Дазая, и всё, что с ним связано, выбросить из головы, освободиться и не вспоминать обо всём, что успел натворить из-за него. Господи, какой же он дурак. Чуя допил виски и собирался заказать ещё, но в этот момент кто-то тронул его за плечо. Он обернулся, зная, что это не Дазай, и всё-таки нелогично надеясь на то, что ошибается. Но это был не Дазай. — Привет, ты же Чуя? С третьего года? — застенчиво спросила его незнакомая темноволосая девушка, миниатюрная и довольно симпатичная. Вот только Чуе сейчас было откровенно плевать на всех симпатичных девушек мира, вместе взятых. Он просто хотел, чтобы от него отъебались, мироздание, неужели это так сложно? — Ну да, это я, — ответил он и внутренне скривился от того, как грубо это прозвучало. В конце концов, никто, кроме него самого, не был виноват в том, что он такой идиот. — Я Юкиджи, — сказала она, неуверенно улыбаясь. — Приятно познакомиться, — сказал Чуя тоном, каким мог бы послать её нахуй. Но Юкиджи это не оттолкнуло. Она заправила за ухо прядь волос и внезапно предложила: — Не хочешь потанцевать, Чуя? Там песня классная заиграла. Чуя хмуро уставился на неё. Первым порывом было отказаться — потому что танцевать он не хотел и не особо любил, обычно используя этот манёвр только для того, чтобы склеить понравившуюся девчонку. Сейчас он клеить никого не хотел, как не хотел, чтобы его клеили. Он хотел, чтобы его оставили в покое и дали спокойно напиться в одиночестве и печали. Но, обернувшись через плечо, увидел, что Дазай, чёртов мудак, уже танцует с той самой длинноволосой девчонкой, а та буквально виснет на нём, улыбаясь и закинув руки на шею. В Чуе моментально вскипела злость. Какого хрена он вообще тут сидит и наматывает сопли на кулак? Нет так нет, козлина, не очень-то и хотелось, ты даже не представляешь себе, что потерял. — Хочу. Пошли. — Он осушил стакан до дна, спрыгнул со стула и, схватив Юкиджи за руку, потащил её на танцпол. Вклинился практически в середину, заставив уже танцующие пары расступиться, и, притянув девчонку к себе, положил ладони ей на талию. Она с готовностью устроила руки у него на плечах, и они начали танцевать. У неё были приятные духи, отличная фигура и симпатичная мордашка — и в любой другой ситуации Чуе, возможно, этого хватило бы. Но сейчас он хотел в своих руках совершенно другого. Тёмных волос, свивающихся в крупные кольца, насмешливых карих глаз, кривоватой ухмылки и свежего, едва уловимого запаха одеколона, смешанного с запахом кожи — он хотел Дазая, хотел видеть его лицо напротив своего, хотел держать его в своих руках, и это желание было настолько невыносимым, что Чуя прикрыл глаза, успокаивая себя и уговаривая не отталкивать Юкиджи хотя бы до конца этого грёбаного танца. Песня и правда была классная. Она, очевидно, осмелев, переместила руки ему на шею, прижимаясь теснее, и Чуя, ощущая сквозь разделяющие их слои одежды упругую высокую грудь — размер третий, не меньше, — на мгновение даже подумал, а может, похуй? В задницу, ебись оно всё конём, и Дазай в первую очередь, у него свободная квартира, спермотоксикоз и девчонка, которая точно не против, он сейчас вызовет такси, поедет вместе с ней домой и натрахается как следует. Но в этот момент Чуя зачем-то поднял взгляд от её шеи, к которой уже примеривался прижаться губами — и обнаружил, что на него смотрят. Дазай смотрел на него. Пристально, не отводя взгляда, поверх плеча своей партнёрши, которая уже практически залезла на него, как на дерево. Чуя не стал отворачиваться — наоборот, вздёрнул подбородок и ухмыльнулся ему в ответ, как будто говоря этим: «ну вот смотри, мы квиты». Дазай усмехнулся ему в ответ как будто бы одобрительно и прикрыл глаза, а ещё через секунду неумолимое течение танца скрыло от Чуи его лицо. Чуя понял, что всё это время практически не дышал, и судорожно вдохнул, мечтая о том, чтобы эта долбаная песня побыстрее закончилась. Нет. Он сегодня не натрахается. Одна мысль об этом вызывала отвращение. Спустя ещё, кажется, несколько лет его мучения, наконец, прекратились. Чуя даже проводил Юкиджи до её столика — сидевшие за ним девчонки смерили его оценивающими взглядами — похоже, в ближайшие несколько минут чьи-то кости тщательно перемоют, — и сбежал на улицу покурить. Сигарета помогла не особо, разве что вкупе с выпитым немного дало в голову. Чуя курил, вдыхая и выдыхая ароматный дым, и думал о том, в кого же он такой придурок. Ответа не было — как и на другой риторический вопрос: в кого же Дазай такой мудак. Вернувшись в зал, он обнаружил, что какой-то парень на сцене играет на гитаре и поёт очередную сопливую песню о любви. Дазай теперь танцевал с Гин, и Чуя, не удержавшись, хмыкнул. Для всех, похоже, было нормой, что Дазай, имея девушку — для непосвящённых ведь она была вполне реальной, а не подставной, — походя флиртует ещё и с другими. Хотя, в конце концов, теперь это не его дело. Да и не было им никогда. Забудь, Накахара и забей. Теперь всё, что касается Дазая — не твоё ёбаное дело. Парень закончил своё выступление, поклонился в ответ на аплодисменты — и в этот момент Чуя неожиданно для себя понял, что у него тоже просто руки чешутся что-нибудь сыграть. Не то чтобы им двигала жажда славы — скорее, просто хотелось выкинуть что-нибудь и обратить на себя внимание. Внимание Дазая. А потом напиться в хлам. Чуя размял шею и решительно направился к сцене. Окружающие провожали его заинтересованными взглядами и, стоило ему взять в руки гитару, начали подтягиваться ближе. Чуя поправил задранный слишком высоко микрофон и с внезапной паникой запоздало подумал, что, возможно, это было не такой уж хорошей идеей. В голове слегка шумело, но на ногах он стоял пока твёрдо, и назад пути не было. — Всем привет. — Его голос звучал хрипло от волнения, и Чуя поспешно откашлялся в сторону. — Честно говоря, я давно не играл, но подумал, почему бы и нет. В ответ раздались одобрительные крики и подбадривающие аплодисменты. Окинув зал быстрым взглядом, в дверях Чуя разглядел Хикару — тот, расталкивая стоявших в проходах людей, пробирался ближе. Краем глаза он видел Дазая — тот стоял почти рядом со сценой, держа под руку Гин, и смотрел прямо на него. Нет, пути назад определённо не было. Чуя глубоко вдохнул и улыбнулся. — Короче, не судите строго, — сказал он. — И, — он взглянул на Дазая в упор, — с днём рождения, Дазай. Тот никак не отреагировал — просто стоял и смотрел, сжав губы, такой бесстрастный и далёкий, каким Чуя давно его не видел. Пока стихала очередная партия аплодисментов, он прошёлся пальцами по струнам, подкручивая колки и вспоминая аккорды. Он уже не понимал, для чего это делает — скорее всего, в нём говорило желание хоть как-то выпустить наружу рвущие его на куски изнутри эмоции. Эмоции, о которых он никогда не сможет рассказать человеку, ставшему их виной. Чуя сглотнул и, дождавшись, когда все затихнут, начал играть. Он не знал, почему ему вспомнилась именно эта песня. Он просто играл и пел, и голос, слегка подрагивающий от закономерного волнения в первые секунды, к припеву набрал силу, а пальцы вставали на нужные лады словно сами собой. Благословите небеса механическую память. Чуя совершенно потерялся во времени и пространстве, полностью отдавшись музыке. Он всегда неплохо пел, но, кажется, сегодня был его долбаный бенефис, потому что ему даже самому нравилось то, как всё получается. И на него смотрел весь зал. Никто не танцевал, не залипал в телефонах, не отвлекался на разговоры — все смотрели на него, внимательно, словно заворожённо, а некоторые тихо подпевали. Чуя осознал всё это уже на последних строчках песни, когда настала пора возвращаться в реальность — в ту реальность, где его ждали разочарование и тоска, которые, он откуда-то это знал, не отпустят быстро. Он всегда был сильным, очень сильным, но расставаться с картинкой, которую уже нарисовал в своей голове, не хотелось до боли. Он не хотел отпускать это, потому что, несмотря ни на что, мысли о Дазае согревали его и заставляли чувствовать себя настоящим и живым. Он закончил петь, смущённо улыбнулся, отступив от микрофона — и в тот же момент зал взорвался аплодисментами. Они буквально оглушили Чую, который, не ожидавший такого эффекта, застыл, ошеломлённо оглядывая толпу. Но потом опомнился и склонил голову в знак благодарности. Аккуратно поставил гитару на стойку, спрыгнул со сцены, намереваясь реализовать своё намерение напиться в хлам — но в этот момент его перехватили за локоть. — Чуя. — Дазай улыбнулся, и Чуя предсказуемо залип на его улыбке. — Это было офигенно. Я не знал, что ты так поёшь. Спасибо. Чуя нашёл в себе силы криво ухмыльнуться в ответ, но вот голос его подвёл — захрипел и почти сорвался, когда он ответил: — Теперь знаешь. И не за что. — Ага. — Дазай склонился ближе, и перекрывая вновь загрохотавшую над головами музыку, проорал ему в ухо: — Хочешь как-нибудь с нами поиграть? В группе, вместо Оды? Чуя замер. В его голове стремительно заметались мысли, и главной была одна: если он согласится, то сможет чаще видеть Дазая. Какой же он, мать твою, мазохист. — Конечно! — крикнул он в ответ и улыбнулся. — Потом обсудим, ладно? — Дазай на мгновение сжал его локоть крепче и отпустил. Чуя кивнул, наблюдая, как он, приобняв Гин за талию, возвращается на танцпол. — Чуя! — Танизаки возник рядом так внезапно, как... как и всегда. — Где тебя носит? Пойдём к нам за столик, я уже задолбался отбиваться от твоих фанаток, все теперь хотят с тобой познакомиться! — Спасибо за приглашение, я попозже подойду, ок? — ответил Чуя, не собираясь исполнять своего обещания. Не знавший об этом Танизаки кивнул и, хлопнув его по плечу, ушёл. Чуя вздохнул и направился обратно к стойке. У него были грандиозные планы на остаток ночи. Он уселся на стул и заказал очередной двойной виски, намереваясь исполнить данное самому себе обещание: напиться в хлам. Однако сделать это спокойно и в одиночестве ему не удалось: похоже, половина этого чёртового клуба поставила перед собой цель непременно до него доебаться. Чуя, глотая виски, вконец заколебался отклонять заманчивые предложения познакомиться и потанцевать от тех самых фанаток, про которых говорил Танизаки. И некоторые из них были очень настойчивы. Он настолько от этого всего устал, что, когда на его плечо в очередной раз легла чья-то рука, не выдержал и рявкнул, оборачиваясь: — Я. Не. Знакомлюсь! — Да мы, вроде, уже знакомы, — сказал Хикару и усмехнулся. Чуя захлопнулся и, буркнув: — Привет. Извини, — отвернулся. Хикару, опершись локтями о стойку, критически оглядел его и заключил: — Да тебя охренеть развезло, приятель. Что стряслось? Чуя, который к этому моменту уже основательно набрался и, наконец — спасибо, блядь, — начал ощущать на себе действие всего выпитого алкоголя, фыркнул и сообщил: — Ничего. У Дазая день рождения. — Угу, — отозвался Хикару. — День рождения у Дазая, а развезло почему-то тебя. — Он решительно потянулся к бокалу Чуи и практически выдрал его из руки. Чуя, охренев от такой наглости, потянулся следом, но Хикару, отставив бокал в сторону, сказал: — Тебе точно хватит. Давай-ка я вызову тебе такси, надеюсь, ты не на байке сегодня приехал? Чуя ошарашенно уставился на него. Перед ним маячили два нахмурившихся Хикару, а зал кружился и норовил уехать в сторону, как будто внезапно началось землетрясение. — Я в норме, — попытался возразить Чуя, понимая, что язык почему-то начал плохо его слушаться и едва ворочается во рту, а голос звучит развязно и, кажется, он не проговаривает некоторые буквы. — Да, я вижу, — хмуро кивнул Хикару, доставая телефон. — Мне не нужно такси. — Чуя попытался сказать это максимально ровно и для большей убедительности попытался отобрать у Хикару телефон — но в этот момент почувствовал, что начинает заваливаться набок вместе со стулом. Он взмахнул руками, пытаясь ухватиться за воздух, зацепил по ходу бокал, и тот грохнулся на пол, разлетевшись вдребезги. Чую могла бы постигнуть та же участь — не считая того, что он уже был вдребезги от всей этой истории с Дазаем, — но Хикару ловко перехватил его под мышками и успел поставить на пол за мгновение до того, как позади Чуи загремел упавший стул. Хорошо, что вокруг было шумно, и свидетелями его позора стали только люди, находившиеся непосредственно поблизости. Чуя, пошатываясь, ухватился за руку Хикару, и тряхнул головой. Похоже, тот был прав, и ему и правда хватит. — С-пасибо, — пробормотал он. — Сам стоять сможешь? — обеспокоенно спросил Хикару. В этом Чуя не был уверен, но упрямо кивнул, и Хикару отстранился, правда, продолжая сжимать его плечо. — Ладно. — Он отступил на шаг и потянул Чую за собой. — Пошли. Только не торопись. Чуя, чувствуя, как на него косятся, но не находя в себе сил отправить всех нахуй, поплёлся через весь зал к выходу, пока Хикару шагал рядом, придерживая его за локоть. На улице, жадно вдыхая прохладный ночной воздух, Чуя вытряс из пачки сигарету и с наслаждением закурил, привалившись к стене. — Такси приедет через пять минут. — Хикару, стоя напротив него, сунул руки в карманы и перекатился с пятки на мысок. — Адрес помнишь? Чуя фыркнул и ответил: — Я пьян, а не внезапно начал страдать потерей памяти, — как он надеялся, членораздельно. Хикару помолчал, а потом нахмурился и внезапно спросил: — Это из-за Дазая? — Что из-за Дазая? — Чуя едва сигарету не выронил и даже немного протрезвел. — Это, — усмехнулся Хикару и указал на него. — Ты, конечно, можешь не отвечать, но я всё вижу. Ещё на пейнтболе понял. — Да нихрена ты не понял, — разозлился Чуя. — Плевать мне на него. — Да ладно? — услышал он в ответ и, движимый желанием развеять все сомнения — потому что, блядь, Дазай что, долбаный центр вселенной? — шагнул к Хикару и сжал в кулаке рубашку на его груди. Им внезапно овладела такая бесшабашная, смешанная с горечью и тоской, злость, что ей срочно требовался хоть какой-то выход. Лучше бы не такой, после которого может стать стыдно, но выбирать Чуе уже не приходилось. Он дёрнул Хикару к себе за грудки и поцеловал в губы. То, насколько это было глупо, Чуя осознал уже спустя секунду. Ещё секунда потребовалась ему на то, чтобы понять, что целуется Хикару хорошо. А в следующую секунду он врезался спиной в стену, придавленный к ней же рукой, лежащей на груди. — Если бы ты не был пьян, я бы тебе врезал, — совершенно спокойно и очень тихо, так, что услышал бы только Чуя, сказал Хикару. — Почему? — тупо спросил Чуя, глядя на него во все глаза и соображая, какими словами теперь извиняться за то, что сделал. — Потому что пытаться вызвать его ревность, зная, что ты мне нравишься, — это унизительно для тебя и очень стрёмно для меня, — отрезал Хикару и отстранился. Чуя непонимающе уставился на него — но уже в следующее мгновение понял, о чём тот говорил. Потому что было кое-что, чего Чуя не заметил — но зато увидел Хикару, однако из-за напора Чуи не успел ему помешать. В распахнутых настежь дверях клуба стоял Дазай. Стоял — и с непроницаемым выражением лица смотрел на них. Он был достаточно далеко, чтобы не услышать последних слов Хикару, но достаточно близко, чтобы увидеть, как они целовались. И это была ебаная катастрофа. Твою. Мать. Он снова облажался. Пора было подаваться в какую-нибудь книгу хуевых рекордов. Чуя сглотнул и открыл рот, чтобы крикнуть Дазаю что-то в духе: «это не то, что ты думаешь», хотя, блядь, всегда — всегда! — когда так говорят, это именно то, о чём думает тот, кому говорят, чтобы он так не думал. Но он не успел — Дазай развернулся на каблуках и ушёл обратно в клуб. Чуя беспомощно посмотрел на Хикару. Тот уже не двоился в глазах — стоял, сунув руки в карманы, смотрел на Чую осуждающе, но без злобы — а Чуя в который раз за последние дни чувствовал себя идиотом. Приехало такси. Чуя, еле передвигая ноги от потрясения и внезапно навалившейся какой-то вселенской усталости, забрался на заднее сиденье и откинул голову на подголовник. Хикару, постояв напротив открытой двери, внезапно уселся рядом с ним. — Что-то я волнуюсь за тебя, — проворчал он. — Довезу тебя до дома, а то ещё не дойдёшь. Чуя с благодарностью посмотрел на него и, когда такси тронулось, спросил: — Я долбоёб, да? — Ещё какой, — фыркнул Хикару. — Извини, — промямлил Чуя, чувствуя, как его неудержимо клонит в сон. — Я не хотел заставить его ревновать, я вообще не видел, что он там стоит. И ему похуй на меня. — Я уже понял. — Хикару адресовал ему строгий взгляд. — Ты мне правда очень нравишься, Чуя, но я понимаю, что мне ничего не светит, так что забыли, ладно? — Забыли, — с облегчением кивнул Чуя и, устав бороться с собой, провалился в сон.***
Утро, хмурое и дождливое, наступило с неотвратимостью поезда в огне, на котором жизнь Чуи стремительно катилась в пизду. Адски болела голова. Чуя лежал в тишине, пялясь в глянцевый потолок и вслушиваясь в шум дождя за окном, и думал о том, что совершил большую ошибку, приехав в Йокогаму. Надо было валить в Токио. Так он хотя бы застраховал себя от встречи с Дазаем, а ко всему прочему дерьму ему было не привыкать. Впрочем, лежать так, страдая над своей никчёмной неудавшейся жизнью, Чуе быстро надоело. Он был человеком действия, и долгое безделье его угнетало. Он растёр ладонями лицо и осторожно сел. Приутихшая было головная боль с новой силой ввинтилась в виски. Чуя вздохнул и оглядел себя. Окей. Чек-лист человека, проснувшегося с жутким похмельем после грандиозной вечеринки и понятия не имеющего, что было после того, как он уснул в такси в компании парня, которому нравится и которого засосал на глазах у парня, который нравится ему. Охуенный расклад, ничего не скажешь. Итак. Он дома — чек. Он в своей постели — чек. Он в ней один — чек. Он одет — чек. И — Чуя, понимая, что Хикару не такой, всё же прислушался к себе, ведь мало ли что он сам мог учудить с пьяных глаз, — его задница была в порядке. Чек. Ладно, возможно, всё не так плохо, как кажется. Чуя вспомнил, чем закончился вчерашний вечер, вспомнил разбитый стакан, хмурого обиженного Хикару, который, по сути, вообще просто проходил мимо и на свою голову в него вкрашился, вспомнил лицо Дазая, с которым тот смотрел на них после того злосчастного поцелуя, потом вспомнил своё охуительно красноречивое пьяное выступление, после которого даже самые тупые и слепые наверняка всё поняли, и, застонав, закрыл лицо руками. Всё определённо очень-очень плохо. Нет, лезть в интернет сейчас нельзя. Чуя вполне обоснованно опасался обнаружить себя в топе ютуба или твиттера под говорящим заголовком «Гетеросексуальный мир его потерял». Телефон обвиняюще взирал на него потухшим из-за севшей батареи экраном. Чуя решил, что это к лучшему, соскрёб себя с кровати и отправился в ванную. После контрастного душа головная боль немного отпустила. Чуя натянул спортивные штаны, забил на футболку и, не обращая внимания на капающую с мокрых волос на плечи воду, отправился варить кофе. Плейлист гугла как нельзя лучше соответствовал его тоскливому настроению и в высшей степени поганой погоде. Чуя пил кофе, стоя с сигаретой около распахнутого окна, пялился на дождь и размышлял о том, как оно всё теперь будет. По всему выходило — хреново. Он знал, что рано или поздно его отпустит. Его ещё ни разу не накрывало невзаимными чувствами, но говорят, от этого ещё никому не удавалось убежать. Ещё говорят, что такое обязательно нужно пережить, вот только кому нужно и, собственно, нахуя, обычно не уточнялось. Типа, опыт и всё такое. Чуя ебал такой опыт во всех известных ему позах. Возможно, это даже хорошо, что всё выяснилось именно сейчас и именно так, пока он не успел наделать глупостей — в смысле, ещё больше, чем уже наделал, — и не успел втрескаться сильнее на прочной базе из ожиданий, которым не суждено стать реальностью. Чуя всё ещё надеялся, что его переклинило больше на физическом — в конце концов, Дазай был очень привлекательным, и, возможно, это сыграло ключевую роль. Потому что как человек он тот ещё мудак, и, скорее всего, все его хорошие поступки в отношении Чуи были не более чем каким-то изощрённым издевательством. Да. Думать так — лучший вариант, Накахара, продолжай в том же духе, возможно, однажды сам в это поверишь. Решив так, он поставил на плиту турку, намереваясь сварить ещё кофе — и в этот момент услышал звонок в дверь. Чуя нахмурился — он точно никого не ждал. Наверняка, стоило всё-таки включить телефон, возможно, пока он предавался пиздостраданиям в лучших традициях девочек-малолеток, обчитавшихся «Сумерек», что-то случилось. Может, это Хикару решил проверить, как у него дела? Чуя бы не удивился. Хикару, в отличие от Дазая, был отличным парнем, ну вот какого хрена Чуя не втрескался в него? Он убавил огонь на плите и поплёлся открывать. Вспомнил, что не одет, но было поздновато — он уже распахивал дверь. А все-таки надо было одеться. Чуя отступил на шаг, не веря своим глазам. На пороге его квартиры стоял Дазай. Дазай. Бледный и хмурый, промокший настолько, что вода ручьями стекала с волос на кожаную куртку, а джинсы были хоть выжимай. Он прятал руки в карманах и из-под мокрой чёлки взирал на Чую так, будто тот был виноват в том, что погода внезапно испортилась к чертям. Чуя ошарашенно оглядел его с головы до ног, забыв про собственный внешний вид. — Ты без зонта? — тупо спросил он первое, что пришло в голову. — Забыл. Привет, — отозвался Дазай, согревая дыханием красные озябшие руки. Чуя перевёл взгляд с них на его лицо и наконец задал вопрос, имевший первостепенное значение: — Ты какого хрена здесь делаешь? Дазай зябко повёл плечами и отвернулся. — Ты вчера перебрал, — пробормотал он. — И телефон недоступен. Я, ну... — он закатил глаза и вздохнул, — волновался за тебя. У Чуи отвалилась челюсть. То есть, когда он сидел за стойкой и накидывался чуть ли не из горла, Дазаю было похуй, а стоило только свалить из поля его зрения, сразу заволновался? Ну охуеть теперь. — Эм, ну, я в норме, — сказал Чуя, разглядывая его и понятия не имея, как, блядь, вообще на такое реагировать. — Да, я вижу, — натянуто кивнул Дазай, почему-то заглядывая за его плечо внутрь квартиры. — Может, хм, впустишь? Или... — он помялся, по-прежнему не глядя на Чую, — ты не один? — Да, конечно, не один, — фыркнул Чуя. — У меня в шкафу Сейлор Мун, и сейчас лунная призма даст тебе пизды. Он посторонился, пропуская Дазая в квартиру — и только когда захлопнул дверь, до него, наконец, дошло. Спрашивая, не один ли он, Дазай что, имел в виду Хикару? Чуя покосился на него с подозрением. Если бы после вчерашнего он не был уверен, что Дазаю похуй, то расценил бы такую реакцию как ревность, но сейчас даже мысль об этом звучала абсурдно. Дазай снял мокрую куртку и, встряхнув её, повесил на крючок. Теперь вода капала с волос на его безразмерный бело-синий свитер с высоким воротником, и по сравнению с ним Чуя почувствовал себя ещё более голым. — Я принесу тебе полотенце, — буркнул он и ретировался в ванную. Схватил с сушилки полотенце и первую попавшуюся домашнюю клетчатую рубашку, натянул её и, застёгивая на ходу, вернулся к Дазаю. Тот продолжал мяться в прихожей, и это было настолько на него не похоже, что Чуя всерьёз начал подозревать, что за эту ночь Дазая подменили на его более адекватного и человечного двойника. — Держи. — Он протянул Дазаю полотенце. — Кофе будешь? — Не откажусь, — отозвался тот, вытирая волосы. — Ладно, ты... — Чуя запнулся, лихорадочно соображая, что делать, — можешь в комнате подождать, если хочешь. Он мысленно отвесил себе оплеуху, приказывая не залипать, и сбежал в кухню. Завис над плитой, гипнотизируя кофе, и выдохнул, невидяще глядя на поднимающиеся со дна пузырьки. Окей. Приехали. Дазай в его квартире. Снова. И он припёрся, потому что волновался за него. Накахара, ради всего святого, только не делай поспешных выводов, приказал себе Чуя. Ты уже один раз пролетел, хватит на этом. Скорее всего, Дазай действительно просто волновался за него как за друга и решил проверить, всё ли в порядке. И так торопился, что забыл зонт, ехидно напомнил внутренний голос. И даже не войдя в квартиру, начал выспрашивать, один Чуя или нет. Твою мать. Чуя уже совершенно нихрена не понимал. И главное — он не понимал, как вести себя с Дазаем, как общаться с ним после того, что было вчера. Нейтрально? Дружески? Как раньше? Нет, объективно, с точки зрения Дазая, который наверняка понятия не имел о творящемся у Чуи в голове гейском кризисе, его вчерашнее поведение выглядело как типичный проёб человека, который не умеет пить. Дазай ведь не знал, что он накидывается намеренно, и вообще… Чуя понял, что напрочь забыл, сколько сахара класть Дазаю в кофе и помчался обратно, решив, что орать через всю квартиру не вариант. — Слушай, тебе сколько сахара... — начал было он, распахивая дверь в комнату — и в замешательстве остановился на пороге, — класть... Что ты делаешь? Дазай медленно выпрямился и так же медленно убрал руки с клавиатуры его ноутбука. Он стоял к двери полубоком, но даже со своего места Чуя заметил, как он побледнел и одними губами пробормотал тихое «чёрт». И это красноречивее всего прочего говорило о том, что, что бы Дазай ни делал в данный момент, он не хотел, чтобы Чуя об этом узнал. — Дазай? — Чуя, нахмурившись, сделал пару шагов к нему, с грохотом захлопнув дверь. — Какого хрена ты забыл в моём ноутбуке? Дазай на мгновение прикрыл глаза и, отступив от стола, повернулся к нему. — Подумал, что можно какой-нибудь фильм… — Не пизди мне, — оборвал его Чуя, подступая ещё ближе. Дазай не двинулся с места, продолжая смотреть на него. И это тоже было слишком красноречиво. — Если ты сейчас же не скажешь, что ты забыл в долбаном ноутбуке, я тебе врежу, — предупредил Чуя, остановившись напротив него. Дазай ещё пару секунд играл с ним в гляделки, и в тот момент, когда Чуя уже было решил всё-таки ему врезать, наконец, сдался. — Блядь! — с чувством выругался он, и Чуя, несмотря на то, что был напряжён из-за всей этой дерьмовой ситуации дальше некуда, не мог не отметить, как же Дазаю идёт ругаться матом. Очень вовремя, блин. — Именно, — процедил он, уже на сто процентов уверенный в том, что ничего хорошего от Дазая сейчас не услышит. — Ну? Говори уже, блядь, моё терпение не резиновое. Дазай посмотрел на него мрачно, почти умоляюще — и сказал: — Чуя. Я хочу, чтобы ты знал: я сделал это лишь потому, что волновался за тебя после того случая на полигоне. — Что. Ты. Мать твою. Сделал? — прорычал Чуя, зверея. Дазай закусил губу и, втянув носом воздух, посмотрел на потолок, как будто там был написан единственно правильный ответ на извечную дилемму «как перестать быть долбоёбом и начать жить». — Лучше я тебе покажу,— вздохнул он и, шагнув к ноутбуку, нажал несколько кнопок. Отошёл от стола и приглашающе махнул рукой: — Вот. Смотри. Чуя, всем своим существом предчувствуя ёбаный пиздец, взглянул на экран. Что ж. Это был именно он. Ёбаный пиздец. Собственной персоной. Во всей своей неприкрытой ёбаной красе. На экране были они — он и Дазай. В режиме, так сказать, реального времени. Чуя пялился на себя и отстранённо размышлял, что для человека, проснувшегося с охренительного похмелья после величайшего облома в своей жизни выглядит вполне себе ничего. Он машинально посмотрел на глазок камеры ноутбука — Чуя на экране тоже поднял глаза. А потом перевёл их на Дазая. Тот продолжал стоять на месте, как вкопанный, с преувеличенным вниманием изучая стену над кроватью. Кстати, да. В угол обзора камеры попадала вся комната. И кровать в том числе. А это означало, что… Твою. Мать. Блядь! Чуя понял, что сейчас его убьёт. — Ты установил в моём доме камеру? — очень спокойно и очень тихо уточнил он, прекрасно зная ответ, но нуждаясь в каком-то грёбаном резюме всего этого долбаного балагана. — М-м, не совсем так, — сказал Дазай тоном, каким мог бы сказать: «ты там свою гетеросексуальность потерял, а я нашёл и решил тебе вернуть». — Есть куча специальных программ, которые позволяют подключиться к чужому компу удалённо. — Вон оно что, — протянул Чуя, чувствуя, как его голос, понижаясь, к последнему слову превратился в рычание. — Понятно. И давно? Дазай закусил губу и, закрыв глаза, на одном дыхании выпалил: — В тот день, когда мы с тобой лепили онигири. Чуя понятия не имел, сколько дают за убийство с особой жестокостью, но готов был понести любое наказание, если перед этим Дазай испытает такие же мучения, какие сейчас испытывал он сам. Обычное убийство для этого доморощенного хакера будет слишком простым выходом. — И что именно, — он даже не пытался избавиться от рвущейся в голос угрозы, — ты видел? Дазай обвёл взглядом комнату, вновь задержал его на потолке, изучил кровать — Чуя почувствовал, как неумолимо заливается краской от стыда, — и ответил: — Всё. Я видел всё. — Он вздохнул и, посмотрев на Чую в упор, закончил: — И слышал тоже. Чуя очень часто видел в интернете картинки и мемы с горящими котами, енотами, поездами, людьми и несуществующими персонажами, больше похожими на плод больного воображения пациентов психиатрических лечебниц — но никогда не думал, что ему на собственном опыте выпадет почувствовать себя на их месте. Сейчас он представлял собой полыхающий адский котёл — во всех блядских смыслах этого слова. Он горел, буквально сгорал изнутри — от стыда, гнева, понимания, что Дазай, сука, знал — знал!!! — обо всём, знал вчера, когда разводил, намеренно разводил его на эмоции. И наверняка внутри себя ржал, как сатана, когда видел, как его кроет и ломает от ревности. Все ругательства, известные Чуе прежде, не шли ни в какое сравнение с теми, которые он сейчас, в этот момент, изобретал со скоростью света в своей голове. И все они были адресованы Дазаю. Всё, блядь, только для тебя, Дазай. Не подавись, мудак чёртов. — Чуя, нет! Чуя не понял, каким образом Дазай оказался так близко, совсем рядом с ним, и почему схватил его за руку — за ту самую руку, которую Чуя уже готовился занести, чтобы врезать ему, врезать так, чтобы Дазай пробил собой долбаную стену и улетел в долбаную стратосферу — этот вариант был единственным, который позволял никогда в жизни его больше не видеть. Никогда. Ни разу в его ёбаной жизни. Но то, почему Дазай сделал это, стало ясно мгновением позже — когда руку Чуи охватило сияние способности Дазая, погасив ауру его собственной способности. Которая едва не вышла из-под контроля. И всё из-за этого мудака. Они замерли друг напротив друга, тяжело дыша. — Отпусти меня, — прорычал Чуя, чувствуя, как его начинает буквально трясти от ярости. — Нет. — Дазай напряжённо качнул головой. — Ты сорвёшься. — Ты сам в этом виноват! — рявкнул Чуя. — Знаю. — Дазай оставался всё таким же напряжённым и виноватым, но пальцы сжимал крепко. — Прости меня. Ты можешь не верить, но именно из-за этого, — он чуть сильнее стиснул запястье Чуи, — я и волновался. — Ты долбаный извращенец и не смей говорить, что тебе не похуй на меня, — рассвирепел Чуя, чувствуя, что буквально задыхается, а на смену ярости спешит истерика. Он закрыл глаза и, качая головой, нервно, болезненно усмехнулся, давя душащие его психованные злые слёзы. Его трясло от стыда, обиды и непонимания, как его вообще угораздило вкрашиться именно в этого человека. Чуя действительно не понимал. Он не хотел знать никаких грёбаных подробностей — и одновременно с этим хотел знать всё. Он издевательски — и в первую очередь издевался, конечно, над собой, — усмехнулся и посмотрел на Дазая. Тот стоял совсем рядом, почти вплотную, продолжая сжимая его запястье — бледный, напуганный реакцией Чуи, но решительный и, твою мать, всё такой же блядски красивый. — Мне не похуй на тебя, Чуя, — севшим, каким-то не своим голосом сказал Дазай. — Прости меня, я не думал, что всё выйдет... так. Чуя, качая головой, выдавил кривую ухмылку. Ещё вчера он думал, что его сердце разорвано в клочья, но сейчас понимал, что от него даже клочьев не осталось. — Я тебя ненавижу, — яростно выплюнул он в лицо Дазаю — и тот, кажется, побледнел ещё сильнее. — Ненавижу. — И сейчас ты возненавидишь меня ещё больше. — Теперь настала очередь Дазая криво и болезненно усмехаться. — Но я не жалею о том, что сделал это. — Ну конечно. — Чуя коротко, обречённо рассмеялся, понимая, что, скорее всего, это последний раз, когда они стоят так близко друг к другу. — Ты просто нахуй извращенец, Дазай. Ну и кстати, как оно? — Он, чувствуя себя настоящим мазохистом, вздёрнул подбородок и прошипел практически ему в губы: — Насмотрелся? Дазай сглотнул и скользнул взглядом по его лицу. Чуя видел, как его зрачки расширились — и не хотел думать о том, какая картинка сейчас у Дазая в голове. Но он знал — какая. И ненавидел его за это ещё сильнее. Дазай облизал губы — и ответил. Но совершенно не то, чего Чуя от него ожидал. Хватка на его запястье стала жёстче — и Дазай ответил: — Нет. Я бы ещё посмотрел. А потом Чуя умер — или вознёсся, как лучшие представители человечества в тех самых бесконечных сериалах про китайских бессмертных воинов, гифками с которыми в последнее время полнился интернет. Или вновь стал живым — почувствовав горячее неровное дыхание на своих собственных губах. Он так и не понял, кто сделал это первым — их просто швырнуло друг к другу, неотвратимо и наверняка, как прибой швыряет морские волны на ничего не подозревающий берег в шторм. Он словно сам стал оком бури — яростной и сокрушительной, сметающей всё на своём пути. Смертельно опасной и необходимой, как глоток воды для умирающего от жажды. Он ждал эту бурю давно. И вот она пришла по его душу. Назад пути не было. Они целовались. И это было лучшее, что когда-либо чувствовал Чуя. Лучшее — и то, на что он почти перестал надеяться. Но сейчас, когда губы Дазая проминались под его губами, когда его сбитое, прерывистое дыхание обжигало кожу, когда Чуя впутывался пальцами в его волосы, не позволяя отстраниться, второй рукой обнимая за талию и прижимая к себе, он знал, что всё было не зря. И готов был пережить всё, что угодно, заново — лишь бы этот момент не заканчивался никогда. На плите, шипя и брызгая во все стороны, выкипал безнадёжно забытый кофе — а они, цепляясь друг за друга так, словно это было последнее, что им позволили сделать в жизни, целовались, горячечно и самозабвенно… И Чуя знал — это стоило того, чтобы ждать.