Невъебически блестящие глаза

«Ты просто идиот!» Бакуго понимал, что их с Тодороки отношения еще с первого курса Академии были натянутыми. Соперники, бьющиеся от крови к крови, принимающие тихое смирение порой – да разве это настоящая вражда? Так, игры в «кто сильнее», но Бакуго не какой-то отстойник, чтобы проигрывать. Пускай это и по-детски. Пускай от былой ненависти не осталось практически ни грамма. Жизнь – борьба, будущее – борьба, работа – борьба, рвущиеся наружу чувства – борьба. Кацуки не сдастся так просто. «Абсолютный, абсолютный, абсолютный идиот!» Когда все изменилось? Бакуго что, сентиментальная сука, чтобы думать о чем-то подобном? Ему плевать, когда ненависть сменилась на смирение, когда соба стала приятнее острого соуса к куриным крылышкам, когда чертовы жалостливые голубые глаза начали казаться невъебически блестящими, словно те алмазы из аниме, которые крутят по телеку, когда Тодороки не получил заслуженного кулака в лицо из-за прикосновения к его – Кацуки – вещи. Да кто станет о таком думать? Разве что глупые идиоты, которым лишь бы поболтать об удивительной поре юности. Блядство. «Слышишь меня?! Двумордый, ты меня слышишь?!» Помнится, на курсе так третьем, Бакуго против воли затащили играть в «правду или действие». Ебучая банальщина, он им об этом и поведал, но этот вызов в глазах нельзя было не принять. Иначе как доказать, что здесь настоящий Король Взрывокиллер? Этим идиотам все время приходится доказывать свое превосходство, иначе зазнаются и решат, что могут претендовать стоять в одном ряду с Кацуки. Первое место только одно, пошли нахуй, зеленый черт и придурок с невъебически блестящими глазами. Признавать не хотелось, но вечер прошёл не так отвратительно, как Бакуго предполагал сначала. Не то, чтобы это было «весело», он таких слов в своем лексиконе не использует, но высмеивать этих тупых идиотов по-настоящему забавно, особенно, когда их надежда с каждым словом угасает, заставляя схлопнуться до состояния атома, у которого все электроны заряжены положительно. Ебучая атомная война. Но этот идиот все испортил одним «Тебе кто-нибудь нравится, Бакуго?» Пошел нахуй, Тодороки. «Тодороки, блять, я же говорил тебе, твои шутки – хуйня полная, так что открывай свои чертовы глаза и идём! Идём, Тодороки!» Ладно, похоже, Бакуго вполне может позволить себе побыть сентиментальной сукой один раз. И это не должно было случится прямо на выпускном, совпавшим с нападением злодеев на Юуэй. Сначала Кацуки отжигал по-полной, палил скатерти и шторы, запуская ими в кучку наглецов, возомнивших себя достаточно сильными, чтобы напасть на их класс прямо во время праздника. Было видно, что многие одноклассницы не на шутку разозлились, подпалив свои платья, но какая разница? Круто помахать кулаками на последок. Только потом Бакуго понял, что чего-то не хватает. Кого-то. Тодороки придавило обломками. Сколько только Кацуки не пытался убедить самого себя, что его вины здесь точно нет, как перед глазами отчётливо всплывала картинка «взрыв-падение-смех». Он не заметил, он просчитался, он пренебрег правилами безопасности, он повел себя беспечно. Взглянуть в потускневшие невъебически блестящие глаза в тот день Бакуго так и не смог. «Эта тупая круглолицая вызвала медиков, так что лежи и дыши тут, понял, блять, не смей останавливать эту хуйню! Иначе я тебя убью, обещаю!» Впервые после того инцидента они встретились случайно. Работать у Топ Джинса не так плохо, как носить эти уродливые шмотки, но главная проблема этого агентства – частые патрули с чужими героями, теми, кто выбрал другое место для карьеры, и это пиздецки раздражало. Да пускай работают, где хотят, Бакуго абсолютно плевать, но что здесь делает этот половинчатый придурок?! Кацуки хотелось рвать и метать, да и у него бы это вышло, если бы не вездесущая противная двухцветная бошка. Стоило собраться и вот-вот выпустить взрыв с ладони, как Тодороки появлялся из неоткуда и выбивал из колеи. «Пиздец», — понял тогда Бакуго, — «Я не могу использовать причуду при этом полудурке». Закрой свои невъебически блестящие глаза, блядский ты Тодороки, дай настоящий герой покажет, как надо сражаться! «Сука ты, Тодороки, почему не хочешь открывать глаза?! Я не понимаю, я блять вообще не понимаю, что за шарады ты мне тут устроил, цирк ебанный?!» А потом они встретились вне работы. Случайно, во время Рождества. Тогда Кацуки так и не спросил, почему бывший одноклассник не проводит праздник с семьей там, например, или с друзьями, но ему стыдно признать, что общество Шото не всегда такое же отвратительное, как и в Академии. Правда его взгляд из под ресниц, якобы не навязчивые вопросы и предложение выпить у него ахуеть какие неправильные. Бакуго ненавидит напиваться. Бакуго обожает вызовы. Вобщем-то, сам виноват, что повелся на чары этого придурка. «Не смей, слышишь, не смей! Ты мне, блять, что обещал?! И на горы на Новый Год, и эту твою отвратительную искусственную елку из дома, и общий отпуск, чтобы и на море, и кофе этот блядский научиться готовить! Попробуй только спалить его в следующий раз, уверяю, погребу заживо!» Они не клялись друг другу в вечной любви, не признавались в давних чувствах, не уподоблялись всем этим тупорылым влюблённым парочкам, но как-то всегда были рядом. Самозабвенно целовались на старом диване, лежали в теплых объятиях после миссии, потому что было тяжело сдерживаться, чтобы не скинуться головой с крыши, принимали вместе ванную, чтобы сэкономить (ибо все мы понимаем, что иной причины быть не может), а еще узнавали друг о друге новое, то, что можно узнать лишь при совместном проживании. Когда именно Тодороки переехал к самому Бакуго уже никто не вспомнит, это вышло как-то само собой. Но зато Кацуки узнал, что этот идиот, этот блядский сынок богатых родителей, этот высокомерный болван с невъебически блестящими глазами не умеет варить кофе. А Шото узнал, что этот взрывоопасный псих, этот на голову отбитый идиот, у которого давно вместо мозгов одни взрывы, не умеет запускать стиральную машину. «Я не хочу. Понимаешь? Я не хочу. Я не уйду. Оставьте меня, блять, в покое, я не уйду, пока этот выблядок не очнется!» Лишь однажды Бакуго видел Тодороки забитым. Уничтоженным. Порванным на мелкие клочья, будто его пару часов пропускали через ментальную мясорубку. Порой Кацуки винит себя за то, что молчит. За то, что ему нечего сказать, чтобы вернуть в чувства. За то, что не знает об этом человеке больше, чем любой фанат из немногочисленных интервью. Да, раньше враждовал с отцом, да, получил ожог в детстве, да, хорошо окончил академию, и да, любит собу. Этот чертов кретин любит собу, а Бакуго не знает что делать, поэтому уводит лежать на диван до самого утра и не пускает на работу. Уж в следующий раз он все узнает. Точно узнает и скажет, какой же Тодороки придурок, что переживал из-за такой фигни! «Мы... съездим на море... точно, да, и кофе, кофе тоже сварим... Хочешь, буду просто вместо тебя его готовить? Ну не умеешь и не умеешь, поделом, ты и так неплох!» «...» «Вот только не надо так обмякать, понял меня? Ты что, блядский труп, чтобы вести себя так?! Прекрати. Прекрати сейчас же!» «Ты не умрешь, понял?! Не умрешь!» «Я обещаю, ты будешь жить!» «Слышишь, Шото?! Ты будешь жить!» «...» «Я буду, Кацуки»