Следующие несколько часов после отъезда Уолтера, группа занималась последними приготовлениями. Джейме и Пицель перенесли оставшееся снаряжение из богорощи в главный зал, попутно осмотрев тропинки и загородки, сделанные из священной земли и листвы чардрева. Остальные трудились в башне Призраков, было жизненно важно отрезать Харрену все пути к отступлению. Бочки, до краев наполненные землей из богорощи, уже расположились во дворе.
Благодаря четко размеченным границам вокруг башни, трое мужчин могли разнести грунт точно так, чтобы он не оказался слишком близко к эпицентру проклятия. Геральт боялся того, какой разряд силы это могло вызвать, и не осмеливался вздохнуть спокойно до полудня, когда дело было сделано. Теперь ни одна магическая сущность не могла просочиться внутрь или наружу. Единственным, что портило их настроение, была неестественная жара, хотя скорее дело было в том, что они отвыкли от драконьего жара под защитой чардрева.
Освелл утер пот, которого пролил уже достаточно, чтобы хватило на второе Божье Око.
— Чума на это проклятое Солнце.
— Прохладнее не станет, по крайней мере, пока мы в замке.
Эртур, переживавший жару немного лучше названного брата, сел слева от Геральта, найдя убежище в тени.
— Вы правы, мой друг. Тем не менее, нам стоит отойти внутрь, оставив свежий воздух.
Так они и сделали, отправившись в глубины Харренхолла и оставив башню, внутренний двор и весь остальной мир. Каждый звук шагов отдавался зловещим эхом, подчеркивая отсутствие других. Бесчисленные, темные комнаты и коридоры казались скорее пещерами, чем помещениями крепости. Сейчас, Харренхолл казался заброшенной развалиной ещё сильнее, чем обычно.
Исключением оставался большой зал. Под бдительным оком Освелла он стал вторым лагерем ганзы, и точкой, откуда начинался бой с проклятием. Массивный праздничный стол, люди лорда отставили в сторону, заменив куда более скромным, подходящим для придорожной таверны и их небольшой компании. Еда и напитки были в изобилии и под рукой. Стол, припасы и снаряжение располагались внутри круга из почвы, гальки и листьев сердце-древа, насыпанного поверх почерневших камней пола. На восток и запад от круга, к богороще и башне Костер, тянулись тропинки, насыпанные все той же святой землей.
Вторичный круг, вдвое меньше первого, расположился в его центре, и был исписан десятками эльфийских рун и формул, которые ведьмак передал Пицелю. Сюда перенесли сундук из Королевской Гавани и сосуд с маслом от призраков. Третий круг был очерчен обломками балок, стропил и чардрев, и ослаблял мощь проклятия, ничейная земля, где они могли сражаться с приведениями на равных.
К радости подошедших воинов, мейстер и оруженосец также приготовили еду и наполнили кубки. Так они и встретили вечер, в компании друзей и союзников, отдыхая как люди, а не как ведьмаки. Геральт счел это приятной переменой по сравнению с его обычной, уединенной и молчаливой подготовкой к битве.
— Не усердствуй с вином, брат, меч любит трезвую руку, — заметил Дейн.
Освелл отставил в сторону вторую чашу вина.
— Не бойся, я приберегу оставшееся для попойки в честь победы.
— И правильно. В этом зале слишком тихо для настоящего веселья.
Гвардейцы рассмеялись, к ним присоединился Джейме. У двух рыцарей было достаточно опыта, чтобы изобразить уверенность и безмятежность. В отличие от Пицеля, чьи натянутые улыбки и нерешительный смех выдавали растущее беспокойство, а глаза беспрестанно шарили по темным углам и теряющемуся в тенях потолку. Лишь горстка факелов, свечей и послеполуденное солнце освещали зал. Товарищей и барьера было уже недостаточно, чтобы утихомирить грызущий голосок страха. Близился момент разрушения проклятия, событие огромной важности и опасности, которое они готовили неделями. Теперь эти недели превратились в часы.
Дух новичка часто колеблется перед неминуемой опасностью, тут поможет личный опыт, или огромный запас природной наглости.
Ведьмак исподволь бросил многозначительный взгляд на Джейме. Мальчик, внешне невозмутимый, перебрасывался шутками с Уэнтом. Геральт знал, что такой настрой исчезнет, как только дойдет до дела, и лишь надеялся, что на смену ему придет инстинкт выживания и многолетняя выучка, а не парализующий страх. Что-то, от чего даже молодые ведьмаки не были застрахованы, как мог засвидетельствовать сам Геральт, приведя пару шрамов в доказательство.
Веселье и тихие размышления прекратились, когда Эртур Дейн привлек их внимание, поднявшись на ноги, и с улыбкой окинув ганзу взглядом.
— Друзья, мы оказались в… странной ситуации. Мы ужинаем в покинутом замке, готовясь сразиться с призраками, дабы изгнать колдовство падших из этих земель, такое редко случается.
— Говорите за себя, — буркнул Геральт под смех остальных.
— Редко случается со всеми нами, за одним исключением, — терпеливо поправил он, прежде чем продолжить. — Несколько лун назад все остальные из нас сочли бы подобное баснями и легендами, сказками из давно минувших веков. Теперь, готовясь принять участие в чем-то достойном Эпохи Героев, я не стыжусь признать волнение, страх и благодарности всем собравшимся вокруг меня.
Мы укрепили старую дружбу, — он кивнул Освеллу. — И создали новые узы товарищества. Независимо от того, что может произойти сегодня, отныне и навсегда мы, дружина из Харренхолла, и, несмотря на стоящий перед нами вызов, я знаю, что победа будет за нами.
Все до единого разделили тост Эртура. Сомнения, гнетущие Пицеля, исчезли, в его глазах горел огонь. Настроение Джейме и Освелла улучшилось еще больше, на лице юноши было сияющее выражение человека, встретившего своих кумиров. Геральт внимательно наблюдал за рыцарем, заметив проницательный блеск в фиолетовых глазах. Он наблюдал подобное на примере Фольтеста и других лидеров, чья харизма и сила характера срабатывали на подчиненных подобно колдовству. Ведьмак порой и сам поддавался подобному, обычно себе во вред, но не в этом случае.
— Твои речи хороши, как и всегда, брат, только я бы назвал нас Разрушителями Проклятий Харренхолла.
— Наиболее подходящее название для книги о нашей работе, — впервые более чем за час заговорил Великий мейстер, его улыбка стала беззаботной и смелой. — Я не сомневаюсь, что она займет достойное место в коллекции Цитадели.
Еще некоторое время ганза наслаждалась остатками дневного света, шутя и подбадривая друг друга. Как и положено всему хорошему, это закончилось быстрее, чем они рассчитывали. Когда наступил закат, все вернулись к работе. Они поставили стулья, стол и провизию за пределами зала, чтобы призраки не использовали их в качестве снарядов, а факелы на каменных столбах поблизости были зажжены, вместе с двумя дюжинами свечей внутри и снаружи кругов.
Гвардейцы с помощью Джейме надели свои обновленные, посеребренные латы, Пицель что несколько раз повторил заклинания, его эльфийский был отточен почти до совершенства. Геральт тем временем опустился на колени во внешнем круге, отвернувшись от остальных. С отработанной, нарочитой медлительностью он вылил приготовленное масло призрака на кусок чистой ткани и повел по всей длине своего кошачьего клинка и арбалетным болтам. Великий мейстер превзошел самого себя, найдя ингредиенты и успешно приготовив масло уже с третьей попытки. Он даже добыл его достаточно, чтобы хватило натереть серебряный щит Освелла по всей поверхности.
Увы, пришлось воспользоваться простейшей рецептурой, ингредиентов для более сильных, вроде тканей монстров, эссенций и экстрактов, просто не существовало в Вестеросе, а запасы самого Геральта остались в седельной сумке на Плотве. Недоступны были и многие зелья и бомбы, которые он также с радостью бы применил. Весь арсенал ведьмака включал в себя: две бомбы с Лунной пылью, пара флаконов Пурги, и по порции Зелье Петри и Филина.
Пургу он выпьет, когда появятся призраки, и ни минутой раньше. Эликсир действовал быстро, обостряя реакцию и ускоряя движения с незначительными побочными эффектами, но быстро выветривался. Зелье Петри и Филин играли вспомогательную роль, усилив его Знаки, если ситуация выйдет из-под контроля. Ведьмак втайне надеялся избежать их использования, немного существовало насекомых и змей, яд которых был более токсичен чем Зелье Петри.
На счастье, призраки понятия не имели о Знаках Геральта, и аналогов им у Вестероса не было, судя по записям, местная магия, даже до своего падения гораздо больше коренилась в ритуалах, чем в заклинаниях, так что его скудных способностей в кои-то веи хватало. Флаконы, наполненные землей богорощи, послужат дополнением его бомбам или последней линией обороны, если заклинания не сработают, еще одна идея от Пицеля.
К тому времени, как он закончил подготовку, то же самое сделали и остальные. Пицель опустился на колени в центре узора, Эртур, Освелл и Джейме встали рядом треугольником, глядя на юг, восток и запад, соответственно, Геральт встал на колени перед Великим мейстером, аккуратно положив меч на расстоянии вытянутой руки. Мужество, приданное речью Дейна, сохранилось, взгляд Пицеля был решительным, он кивком дал знак начинать. Ведьмак ответил тем же жестом, глубоко вздохнув. Высоко над ними достаточно большая трещина в потолке освещала их лучами полной Луны.
— Cáemm aen hen... — в унисон произнесли ведьмак и мейстер на старшем наречии. Их глаза были прикрыты, позы, напряжены, голоса звучали словно издали. — Cáemm aen hen... Cáemm aen hen!
Слабый порыв ветра ворвался в зал, со свистом проносясь по пустым коридорам Харренхолла. Он становился все сильнее и резче, и гудел все громче. Пламя факелов и свечей, расставленных по всей зале, танцевало вслед за порывами воздуха, где-то искря и потрескивая, а где-то, и вовсе потухнув.
— Cáemm saov aen tedd, — пение стало громче, борясь с воющим ветром. — Cáemm saov aen tedd... Cáemm saov aen tedd!
Амулет Геральта задрожал, к нему присоединился звон доспехов рыцарей и мейстерских цепей. Земля вокруг, хотя и не прямо под ними, задрожала. Ведьмак слышал треск камней, падение гальки, шорох убегающих в темноте мышей и крыс.
— Cáemm dhu bhrenin Harren,... Cáemm dhu bhrenin Harren...
Ведьмак открыл глаза, поднялся на ноги с мечом в руке, и двинулся к шкатулке, привезенной из Королевской гавани. Его медальон затрясся с такой силой, что казался почти живым, и одного взгляда за границу круга хватало, чтобы понять, почему.
За пределами барьеров вспыхивали и кружились огни неестественных форм и цветов. Звуки грома и молнии эхом разносились по коридорам и залу, хотя небо над головой оставалось ясным. Геральт вытащил наживку, направляясь на север, к краю второго круга. Послышался слабый шум, стоны и вопли, усталые, злые, страдальческие. Свечи и факелы все еще горели, и было почти больно даже смотреть на отбрасываемые ими тени жутких очертаний.
И тут Геральт вытянул левую руку, держа приманку на ладони. Даже сквозь толстые кожаные перчатки он чувствовал растущую жару, отталкиваемую почвой богорощи. Чего ещё ожидать от драконьего черепа?
Голова была размером едва ли с яблоко, деформированная, жалкая, уродливая. Её хозяином был низкорослый, слабосильный ящер, последний из монстров, некогда ставивших на колени страны и континенты. Настолько незначительный, что никто даже не потрудился дать ему имя, прожил он недолго. Теперь кость пульсировала силой, становясь эпицентром шторма, само ее присутствие привлекало внимание царящих в Харренхолле энергий, дружественных и враждебных. Внутри черепа вспыхнул маленький огонек, ведьмак сосредоточил эти силы, и проорал во всю мощь своего горла:
-Cáemm... Dhu bhrenin... Harren!
Эти слова зажгли последнюю искру.
***
Историю сожжения Харренхолла знало все население Вестероса от мала до велика, независимо от сословия и места проживания. Ни до, ни после не случалось настолько быстрого и полного разгрома, который Черный Ужас учинил в гигантском замке. Даже Уолтер Уэнт, проживший под его сенью всю жизнь, не мог до конца себе это представить.
До тех пор, пока не увидел своими глазами.
Ни Уолтер, ни Шейла не отдыхали с тех пор, как покинули Харренхолл, их взгляды всегда были прикованы к замку с безумной одержимостью. Они оставили обед и ужин нетронутыми, а командование лагерем оставили старшим сыновьям. Они же стали первыми из немногочисленных свидетелей опустошения, увидевших его с самого его начала.
Не было никакого перехода, никакого нагнетания. Замок вспыхнул, как хороший факел. По всей длине растеклись огненные полосы. Окна и щели сверкали ослепительными белыми вспышками, прежде чем извергнуть клубы кроваво-красного огня и черного дыма высоко в ночное небо. Пламя причудливо изгибалось, раскачиваясь, как океанские волны при шторме, сжимаясь и распухая с непрестанным пылом, и подымаясь выше самых высоких башен Харренхолла.
Столбы дыма пожирали Луну, расходясь по ясному ночному небу, словно чернила на пергаменте. К этому времени весь лагерь погрузился в ошеломленную тишину, наблюдая, как исчезают звезды над головой, как пятно распространяется на много-много миль вокруг. Грянули молнии и гром, град пепельного дождя обрушился на них, как саранча на плодородную почву, густое кроваво-красное зарево оттеняло дым снизу.
Войска Уэнтов, оставленные поблизости от Харренхолла, дрогнули, люди с криками разбегались, лошади бесились, скидывая седоков. Откуда-то издали Уолтер слышал крики сыновей и Шейлы, пытавшихся навести порядок и звавших его, пока обжигающе-горячий ветер угрожал разнести палатки вместе с их обитателями.
Но даже при всем этом, шум лагеря не мог заглушить шум замка.
Стоны. Десятки, сотни, эхом разносились от почерневших стен по всем землям его семьи, крики агонии мужчин, женщин и детей. Осознание того, что эти звуки могли исходить только от тех, кого давно считали мертвыми, а теперь снова сгорали, ошеломило Уолтера, заморозив кровь в его жилах.
Всю нашу жизнь... Это зло было здесь... Вся тяжесть этих слов, их значение, история, стоящая за ними, разом легли на душу лорда с тяжестью боевого молота. Несколько поколений Уэнтов, рождались, жили и умирали с петлей на шеях, невыразимая нечеловеческая сила отравляла их, обрекая на неминуемую гибель. Несмотря на все, что сказал ведьмак, Уолтер не мог, не хотел принять эту мысль по-настоящему.
Теперь ему пришлось, и это выжгло все немногие силы, что в нем еще сохранялись. Его ноги задрожали, а затем и подкосились. Лорд Харренхолла пал. Лежа в куче сыпавшейся с неба золы, он не чувствовал ничего, даже боли.
— Уолтер!
Краем сознания он уловил, как жена опустилась на колени рядом с ним, пытаясь заставить подняться. Всепоглощающая усталость заранее обрекла эти попытки. Собственная плоть Уолтера была грузом, утянувшим ее вниз, и скоро они оба оказались на земле, глядя, как огни и дым поднимаются перед их землями.
— Отец! Мама! — окликнул их Роланд, проносясь сквозь безумие лагеря, остановившись лишь на мгновение при виде горящего Харренхолла. Мальчик присел рядом с отцом и, обняв за плечи, помог подняться. — Мы должны что-то сделать... Дядя там. Мы должны помочь ему!
Помочь им...? Если бы у Уолтера хватило сил, он бы закричал. Но сейчас он мог лишь смотреть на первенца, как на сумасшедшего. Будто кто-либо мог сделать хоть что-то против ЭТОГО...
— Если до этого дойдет, мы это сделаем, сын мой, — ответила Шейла. — Твой дядя и его спутники знали, с каким злом они столкнутся. Если кто-то в Семи Королевствах и может остановить это, так это они.
— Значит, мы ничего не должны делать?
Она сжала руками его щеки, отводя взгляд от пламени.
— Молиться. Молиться старым и новым богам, и надеяться, что они помогут нам в это трудное время. Их великая сила не оставит нас сейчас.
Уолтер пристально посмотрел в глаза жене. В то время как их дом горел, а мертвые восстали, чтобы преследовать живых, она оставалась непоколебимой, непреклонная убежденность придавала ей сил. Глядя на своего ребенка, на сходящий с ума лагерь, она хранила стойкость. Он вдруг понял, что этот пример был ему нужен, словно напуганному ребенку.
— Л-л-лагерь... — заикаясь, пробормотал старший Уэнт, собственный голос казался ему стариковским дребезжанием. Закрыв глаза, он воззвал ко всем телесным и душевным силам. — В лагере... Мы должны навести здесь порядок... Как только они снимут проклятие, нам… надо будет вернутся в замок… как можно быстрее… Кто знает, что за раны они получат…
Уолтер не стал зацикливаться на этих мрачных мыслях, но на мгновение они придали решительности. Война Девятигрошовых королей научила его, что даже победа не исцеляет раненых, и что доблестные воины могут валяться в лужах крови, иссеченные на куски. Мысль о том, что это постигнет Освелла и других, была непереносима. Роланд, казалось, успокоился, услышав приказы родителей. Шейла улыбнулась, и на мгновение Уэнт позволил себе почувствовать некоторое облегчение.
Ему оно понадобится. В ближайшие часы подобного им не светит.
***
Уэнты были не одиноки в своем оцепенении и страхе. По ту сторону Речных Земель мужчины и женщины, молодые и старые, знатные и низкорожденные, смотрели в парализующем ужасе на пылающий Харренхолл. Лорды и леди просыпались от криков стражи, крестьяне, от воя беснующейся скотины. Лошади бились о двери и стены конюшен, у коров и овец сочилось кровавое молоко, молодые телята дрожали во сне, и многие от него не просыпались.
Блэквуды, все до единого, разом впали в забытье, беспрестанно дрожа во сне, холодные, как трупы, на ощупь, при том, что в бреду они бормотали об огне. За золотой горой железный зверь в облике человека вырвался и пожрал свои глаза перед своими родичами. К востоку от королевского города, за великим морем, забывший о бурдюке с вином человек, всматривался в пламя, видя сражающихся рыцарей и кракенов. На севере, далеко за великой Стеной, в забытом богами промерзшем уголке земли, старый ворон приготовился к новому бою.
В этих и многих других местах, по всему Вестеросу и вблизи него, люди чувствовали, как с Харренхолла снимают проклятие.
Рейгар, вместе с королевской семьёй и членами малого совета наблюдал, как яркая огненная точка за много лиг от Красного Замка ожила. Сияющая и растущая, она казалось вторым Солнцем, встающим на западе под столбом чернильного дыма. Раскаты грома раздались с такой силой, что он мог поверить, что земля раскалывалась вдалеке.
Он несколько раз бывал в Харренхолле, и мальчишкой, и взрослым мужчиной, и знал, какой высоты достигают его стены и башни. И если весь замок горел так ярко, что пламя поднималось выше них…
Пожар в Летнем Замке на этом фоне был едва ли костерком.
Больше, чем когда-либо, Рейгару хотелось быть там. Не просто для того, чтобы стать свидетелем истинного колдовства, как он мечтал, но и для того, чтобы помочь своим друзьям. Эртур и Освелл были людьми, которым он доверял едва ли не больше, чем кому-либо другому. Несмотря на знание их доблести и доблести Геральта, он не мог заглушить грызущее его беспокойство, мысли о том, что все они сгорают дотла. В этом он был не одинок.
Лорд Ланнистер наблюдал за всем этим со своим обычным напряженным вниманием, сохраняя каменную неподвижность и выдавая ярость лишь взглядом. Рейгар едва знал Джейме, но любой, кто знал Тайвина, мог сказать, что первенец был его гордостью. Золотой наследник, ради которого лев был готов на все, возможно, умирал прямо сейчас, а отцу оставалось лишь наблюдать.
Варис побледнел, как мертвец, вперившись взглядом в горящую точку и приоткрыв рот в немом ужасе. Было много слов, которыми Рейгар мог описать мастера над шептунами, эпитета «перепуганный» до этого вечера в списке не было. Принц не мог даже сказать, был ли Варис сейчас с ними. Или он ушел куда-то очень глубоко в себя?
Королевские гвардейцы остались непоколебимыми, стоя на страже между Эйрисом и собравшимися, хотя они, несомненно, опасались за своих братьев и даже за Геральта.
Элия, стоящая рядом с принцем, вздрогнула. Ее губы дрожали, руки крепко вцепились в его спину. Рейгар не мог улыбнуться или сказать что-нибудь успокаивающее. Он и себя-то не мог успокоить, вместо этого молча обняв жену и надеясь, что этого будет достаточно. Их брак, при всей договорной мишуре, был теплым, теперь даже этот простейший жест заставил почувствовать ее хрупкость. Слабый вздох привлек его внимание к человеку, стоявшему справа.
Мама выглядела еще хуже Вариса. Это не было тихой покорностью, достойным смирением, которое она носила, как маску, на фоне бесчинств отца. Она дрожала, в глазах стояли едва сдерживаемые слезы, рыдания готовы были вырваться из груди. Годы прошли с тех пор, как Рейгар видел ее такой, тогда мать запретила утешать ее после побоев от Эйриса, чтобы их встречи не вызвали у отца гневных подозрений в предательстве.
Король хранил гробовое молчание, наблюдая за пламенем в нескольких футах позади королевской гвардии с деревянного трона. Рейгар потянулся к своей матери, и, хотя ему было больно видеть, как она вздрогнула от прикосновения, улыбка искренней благодарности, впервые за много лет мелькнувшая на ее губах, согрела сердце молодого человека.
Тепло превратилось в лед, когда раздался смех.
Хихиканье Эйриса превратилось в хохот, а затем переросло в громкий, хриплый вой. С невиданной энергией, почти детским восторгом он поднялся со стула и подошел к самому краю стены. Все наблюдали за ним, пораженные страхом, удивлением и, возможно, даже надеждой, что король упадет с края. Нет, он лишь сложил когтистые ладони на красные камни, смеясь и хохоча.
— Вот оно...! — крикнул Эйрис между смешками, с искренней страстью в голосе. — Она вернулась! Сила драконов вспыхнула вновь... Неужели вы этого не видите?!
Лизоблюды заставили себя засмеяться вместе с ним. Все остальные, сохранившие хоть какой-то разум, с ужасом смотрели на чистую радость на лице отца, на доброе тепло его улыбки, на слезы, бесстыдно текущие из глаз. Его не волновало их ошеломленное молчание, зачарованные от ужаса взгляды. Эйрис вновь пребывал в своем собственном мирке, окрыленный радостной вестью.
— Дедушка был прав! Он просто выбрал не тот замок! Да благословят тебя Боги, ведьмак, быть тебе великим лордом за это! — ревел король, широко раскинув руки к огню, словно готовясь обнять давно потерянного друга.
Для него... так оно и есть... Рейгар проглотил ледяной комок, вставший в горле, не в силах избавиться от уверенности, что Харренхолл был всего лишь началом чего-то очень, очень важного.
