***
Малфой встал ни свет ни заря. Только солнечные лучи начали прокрадываться в комнату, он подскочил с кровати. Драко почти не спал эту ночь. Его голова всецело была забита ею. Настолько, что он даже мысленно не мог произнести её имени. Словно боялся, что в любой момент его могут подслушать. Следом за паранойей о телепатии он вспомнил остервенелое лицо отца. И то, как он относился к грязнокровкам. А особенно к союзу маглов и... чистокровных волшебников. От одной этой мысли его передёрнуло. Чёрт с ним. — Бля... Не день, а просто чудо нахрен, — прохрипел он в мокрый ковш из ладоней, стоя на холодной плитке в душе. Вода немного привела в чувство. Он закрыл вентиль крана и уставился в своё отражение, оперевшись о бортики раковины. Твоя сраная физиономия не выходит у меня из головы, Грейнджер. Какого чёрта произошло за эти несколько месяцев, а? Почему я не могу спокойно спать ночами, не думая о тебе, херова заучка? Эти мысли посещали его каждый день. Каждое утро и каждую ночь. Вот только легче от них не становилось, потому что слизеринец отказывался воспринимать то наполнявшее новыми ощущениями чувство в груди, которое появлялось всякий раз, как он видел её. В общем зале, в Хогсмиде, в кабинетах или просто в коридоре Хогвартса. И именно поэтому каждый раз, ловя её взгляд в толпе, он выкрикивал эти ненужные, непонятные оскорбления, крутящиеся на языке. Он не мог излечиться от этого чувства, потому что уверял себя, что не болен.***
Нет, Гермиона не опаздывала на урок по зельеварению из-за того, что всё утро проторчала в кабинете, водя пустым взглядом по открытому учебнику, в то время как мысли были заняты им. Драко не давал сосредоточиться ей даже на учёбе. И куда прикажете от него деться? Тем не менее она всё же кое-как собралась впопыхах на занятие, наугад кидая в сумку необходимые принадлежности. Спуск по лестнице, поворот, длинный коридор, снова поворот и снова лестница, ведущая в подземелья. И вот гриффиндорский вундеркинд стоит перед дверьми в злосчастный кабинет, впервые опоздав на занятие. Гермиона робко постучалась, заранее состроив самую жалостливую гримасу из всех возможных, задним умом понимая, что это не спасёт её факультет от лишения очков. — Войдите, — размеренный, низкий голос Северуса раздался из-за двери. Гермиона тотчас распахнула дверь, почти влетая в кабинет. Вызывая этим лишь мерзкие смешки со стороны стола Слизерина. Она подавила в себе желание закатить глаза и умоляюще взглянула на Снейпа. — Извините, профессор, я... — Мисс Грейнджер, — он поднял ладонь в останавливающем жесте, слегка хмурясь, — избавьте меня от этих никчёмных оправданий. Это всё равно не поможет уберечь ваши потерянные очки. Снейп горделиво сложил руки за спиной и вернулся к лекции. Гермиона, только что обременившая себя на вечные насмешки, угрюмо зашагала к своей парте. ...От урока прошло не более получаса, а сидеть придётся ещё в два раза больше. Для Малфоя этот час будет длиться вечно, а вот что для Грейнджер... Стоп, хватит. Прекрати уже о ней думать, Малфой. Это уже ни в какие ворота... — Мисс Грейнджер, вы будете отвечать? — окрашенный нотками раздражения голос Северуса вывел Драко из надоевших размышлений о грязнокровке. Он сразу понял, что произошло. Заучка пропустила вопрос профессора мимо ушей и теперь старательно делала вид, что просто не расслышала его. Ага, как же. — Извините, вы не могли бы повторить?.. — Какой котёл на уроке зельеварения должны использовать первокурсники? — рассержено повторил Снейп. Мозг Малфоя соображал лихорадочно быстро. Перед глазами моментально пронеслись все попытки начать с грязнокровкой диалог. Все её странные взгляды, будто кричащие о том, что она всё понимает. Замечает каждое новое движение в его лице, уличает каждую новую интонацию в голосе. Но что это было в действительности: паранойя или верные догадки? Он не знал. Не понимал. Поэтому с языка сорвалась несусветная глупость, после которой обоим придётся расплачиваться. — Ставлю пятьдесят галлеонов, что в этом вопросе гриффинодорская заучка потерпит поражение, — фальшиво-лениво протянул он. Его тут же поддержал Забини. За ним подтянулась Пэнси и остальные из змеиного круга. — Не позорься, Малфой, — мигом выплюнула Гермиона, даже не поворачиваясь в его сторону, — ты знаешь, что я отвечу верно, и спорить со мной, мягко говоря, глупо. — Я уверен, что ты ответишь неправильно, — продолжал он почти нараспев, кидая один из этих я-тебя-презираю-каждой-клеточкой-тела взглядов, надменно вскинув подбородок. Гермиона думала секунду. А затем выпалила то, что первое пришло на ум. На её думающий совсем о другом ум: — Хорошо, — она резко развернулась к нему корпусом, окончательно привлекая всеобщее внимание, — хочешь поспорить? — и, не получив ответа, закончила: — если я отвечу верно, ты отстанешь от меня раз и навсегда. Их глаза встретились. Что-то недоброе сверкнуло во взгляде обоих. Что-то странное, подвластное объяснению лишь им обоим. В глазах у слизеринца не читался цинизм. В глазах гриффиндорки не читалась ярость. Но это помутнение заняло буквально долю секунды. В следующий момент Малфой велеречиво проговорил: — Ответишь неверно — будешь должна мне желание. Гермиона размышляла над этим пари меньше минуты. Затем деловито развернулась к наблюдающему за потасовкой Снейпу, и гордо ответила: — Алюминиевый, профессор. По кабинету прокатился смешок. Гермиона затравленно огляделась. — Неверно. Мистер Малфой? — Северус будто ожидал именно этого исхода событий, потому что на лице его не отразилось абсолютно никаких эмоций. Он чинно развернулся к Драко и терпеливо ждал ответа. Малфой с нескрываемой ухмылкой произнёс: — Оловянный, профессор. — Верно, мистер Малфой. Гермиона натужно сглотнула, ощущая, как сердце началось биться где-то в глотке, мешая дышать. Воздуха резко перестало хватать. Она тщетно пыталась уткнуться в свои конспекты, но в один из моментов не выдержала и обернулась. Взору открылся точёный профиль. На лице Драко не осталось и следа от самодовольной улыбки — лишь полная сосредоточенность на уроке. Она поняла, что смотрела на слизеринца слишком долго, когда он, наверняка почувствовав её прожигающе-изучающий взгляд, обернулся. Глаза вновь соприкоснулись. Лицо постепенно приобрело высокомерие. Уголки губ приподнялись в ехидной ухмылке. — С тебя желание, грязнокровка, — прошептал он одними губами и вернулся к изучению учебника.