Триста шестьдесят пять

      Когда Мастер создаёт свои изобретения, он считает их: первое, второе, третье.       Когда Крошка Смурфик задувает свечки на своём маленьком торте, он считает их: первая, вторая, третья.       Когда Сластёна снимает с противня пирожки, он их считает: первый, второй, третий.       Когда-нибудь Мастер создаст сотое изобретение, Крошка задует сотую свечку, а Сластёна снимет сотый пирожок.       Будут ли сотое изобретение, сотая свечка и сотый пирожок рады тому, что они сотые?       Нет.       Потому что это не их заслуга. Потому что это неинтересно. Потому что это не отличает их от других. Потому что это не имеет смысла.       Его звали Сотым.       Это не была его заслуга. Это не было интересно. Это не отличало его от других. Это не имело смысла.       И всё же его звали Сотым.       Живое отражение Красавчика, такое же красивое, стройное и элегантное, с почти таким же голосом, который он специально старался делать ниже, просто отражение, чудом обрёвшее тело. Он не просил, чтобы его создали. Он не просил быть таким.       А потом его назвали Сотым, как будто это было самой важной его чертой, его уникальностью. Он не имел ничего против, потому что он действительно сотый и, следовательно, вполне заслуживает это имя.       Но изо дня в день Сотый, проводивший время с другими смурфиками и изо всех сил старавшийся познать мир вокруг себя, всё больше и больше огорчался, хоть и не показывал этого. И как ему не огорчаться, когда его имя нисколько не раскрывает ни его способности, ни его характер? Силача звали Силачом, потому что у него самые крепкие мускулы и невероятная сила, как физическая, так и духовная; Ворчуна звали Ворчуном, потому что он был вечно недоволен чем-то и не стеснялся этого показывать; Смурфетту звали Смурфеттой, потому что она была девочкой, с длинными светлыми волосами, красивым голосом и какими-то другими, непонятными никому, моральными ценностями; Крошку звали Крошкой, потому что он был мал и у него имелось в запасе ещё много лет, полных удивительных открытий.       А его звали Сотым. С таким же успехом его можно было назвать Поздравляем-Ещё-Один-Смурфик, Красавчик 2.0 или Живое-Не-Знаю-Почему-Отражение-Красавчика-Смурфик. Но даже последние два варианта имеют какой-то смысл, а вот Сотый — нет!       Но в скором времени Сотый осознал, что, в общем-то, он и не заслуживает более содержательного имени. Что бы смурфик не пытался сделать, всё выходило из рук вон плохо или, что ещё ужаснее, средненько. Перспектива иметь Средненько в качестве имени страшила Сотого ещё больше, потому что порядковое числительное, по крайней мере, не обозначало, что он абсолютная пустышка.       Сотый был бесконечно благодарен смурфикам за то, что они даже после его появления продолжали ассоциировать слово «красота» с Красавчиком, хотя он и Сотый выглядели абсолютно одинаково. О том, что на него в принципе почти не обращают внимания, Сотый пытался не думать.       Он не сдавался и всё искал способ доказать другим, что он не просто живое отражение и не просто житель деревни номер сто, а уникальный и единственный Смурфик с большой буквы, который просто ещё не нашёл себя. Сотый выбросил цветочек из шапки, начал говорить более низким голосом и принялся за поиски настоящего себя.       Иногда он спрашивал себя, должны ли эти поиски длиться годы, или…       Сотый отгонял от себя все возможные варианты этого «или».       Папа-Смурф горел желанием помочь бедному смурфику, но, что случается крайне редко, не имел ни малейшего понятия как. Сказать, что он особенный? Что его принимают и любят таким, какой он есть? Что всё обязательно получится? Таким образом можно подбодрить ребёнка, а не взрослого (а он, как и Смурфетта, был на удивление взрослым) смурфика, который прекрасно понимает, что из года в год ничего не меняется. И о чём вообще может идти речь, когда Папа-Смурф иногда ловит себя на том, что называет Сотого Красавчиком!       Да, у каждого смурфика когда-то был период, когда он не знал, действительно ли он — это он и по правильному ли пути он идёт. Но здесь, с болью в сердце понимал Папа-Смурф, другой случай. У Сотого не было пути. У него была только цель — висевшая где-то в воздухе, к которой всё никак не подобраться — цель стать кем-то, отличным от Красавчика и пустышки.

***

      Первые лучи солнца, пробивавшиеся сквозь густую листву, добрались и до деревни смурфиков и, проникая в домики через окна, оповещали их жителей о начале нового дня.       Сотый потянулся в своей кровати из берёзы.       Вообще, вся мебель в доме этого смурфика была сделана именно из этого дерева: кровать, стол, стул, небольшая книжная полка, прикроватная тумбочка, шкаф и даже лестница. В основном в жилищах смурфиков обычно использовались различные виды тёмного дерева, потому что берёзы росли очень далеко от деревни и, к тому же, в весьма маленьком количестве. Однако Сотому посчастливилось, и его домик был выполнен полностью в светлых тонах. Стены были светло-оранжевыми, а крыша — примерно того самого цвета, который называют серо-буро-малиновым, только более нежного его оттенка.       Сотый Смурфик поднялся с кровати, заправил её и, протирая глаза руками, пошёл умываться на первый этаж, где всегда стояла бочка с водой, которую хозяин домика менял время от времени, и два ведра, чтобы эту самую воду носить от колодца.       Смурфик умыл лицо и уставился на собственное отражение в дрожащей воде.       Каждый новый день обозначал для него новый шанс найти себя, настоящего себя. Он перепробовал множество разных дел, но оставалось ещё больше новых, которые ждали, когда ими займутся.       Клон Красавчика направился к книжной полке рядом с камином и взял там первую попавшуюся книгу. Смурфик очень часто прибегал к книгам — в них содержалась куча полезной информации. Сотый знал их уже почти наизусть, но после каждого прочтения его продолжали посещать новые мысли. Например, в толстом томе о механике, который смурфику никак не удавалось понять полностью, он не раз прочитал слово «шестерёнка», но лишь с сорок восьмого ему пришло в голову, что можно изготавливать эти самые шестерёнки, так похожие на снежинки из дерева.       Все книги, составлявшие его маленькую библиотеку, которую этим словом даже назвать сложно, Сотый стащил или выпросил у других. Книги были очень разношёрстные, начиная от темы и заканчивая толщиной и обложкой. Здесь были и книги об известных научных деятелях, и о сотнях спортивных игр и их правилах, и инструкции по сбору роботов всех сортов, и сравнительно тонкие книги типа «Необходимые качества плотника» и «Что должен сделать пекарь, чтобы зваться пекарем». Была даже энциклопедия о Древней Греции (увы, на древнегреческом, так что приходилось довольствоваться немногочисленными иллюстрациями) и словарь (тут-то было раздолье: смотришь любое слово — вот тебе и идея!). Не было только художественной литературы. Никакой. Сотый считал, что она сильно ему не поможет, а если и поможет, то времени это займёт слишком много, что нерационально по сравнению с «серьёзными» — так их называл Сотый — книгами.       Сотый Смурфик открыл книгу — сборник рецептов пирогов и тортов — на случайной странице и принялся просматривать её строчку за строчкой. Мука? Мельник из него вышел никакой, зерно потом полдня с пола собирали. Яйца? Связываться с курами было не слишком приятно, а унести яйца — абсолютно невозможно. Приготовить яблочный пирог? Не смешите, как у Сластёны они всё равно не выйдут, пробовали уже дюжину раз. Сахар? Что можно сделать с сахаром? Пропускаем, опять.       Сотый хотел было перейти к другой строчке, но тут его посетила мысль, до этого обходившая его стороной. Откуда вообще берётся сахар?       Поспешно запихнув сборник рецептов между «150 самыми важными зельями» и «Различными типами глины», смурфик начал искать книгу, в которой точно мог обнаружить ответ на вопрос. Это была крайне толстая и крайне старая, судя по потрёпанному переплёту и пожелтевшим страницам, энциклопедия о травянистых растениях и кустарниках, попадавшаяся Сотому каждый раз, когда ему хотелось заняться чем угодно кроме ботаники, и потому не слишком ему нравившуюся.       Наконец, книга была найдена. Сотый начал судорожно листать страницы, отчётливо помня, что он определённо видел что-то такое здесь, но, увы, не имея ни малейшего понятия, где именно.       — Сахар, сахар, — бормотал смурфик вслух, шурша листами, — он где-то растёт… Сахар… Только вот где?..       Поиски заняли больше времени, чем Сотому хотелось, но ему всё же удалось найти то, что ему было нужно.       Saccharum officinarum (сахарный тростник благородный)       Многолетнее травянистое растение, способное достигать в высоту нескольких метров. Произрастает в тропиках. С древности используется людьми для добычи сахара.       Ниже было написано ещё несколько строчек и прилагался рисунок сахарного тростника, но Сотый едва удостоил их взглядом.       — Это то, что мне нужно! — воскликнул Сотый, с шумом захлопывая книгу и бросая её на стол, — это будет просто сенсация! И почему никто ещё не догадался выращивать сахарный тростник?       Окрылённый, смурфик в припрыжку выбежал из дома, однако тут вынужден был остановиться и задуматься, куда он пойдёт дальше. «К Папе-Смурфу — нехорошо, — рассуждал Сотый, — у него я забрал эту книгу, и, к тому же, он наверняка занят. Смурфетта вряд ли с этом разбирается… Тогда к кому?..»       Сотый осмотрел улицу, уже начинавшую заполняться проснувшимися смурфиками, и вдруг понял.       — Марко!       Он со всех ног помчался к реке, где стоял корабль Марко, стараясь не упустить момент, когда путешественник находился в деревне.       Марко был капитаном и единственным матросом своего собственного корабля, в котором проводил бóльшую часть своей жизни, бороздя моря и открывая и исследуя новые земли. Храбрый смурфик нечасто бывал в деревне, и его визиты обычно длились от силы неделю, но его возвращения с нетерпением ждали все, отчасти из-за того, что путешественник привозил с собой великое разнообразие специй и прочих интересных сувениров (перо огромной нелетающей птицы с длинными ногами? Почему нет!), отчасти из-за того, что присутствие Марко в Смурфидоле означало, что вся огромная семья смурфиков в сборе. Видеть Марко целым и невредимым было большим облегчением для Папы-Смурфа, поскольку связаться с мореплавателем и узнать новости, когда тот находился в плавании, было практически невозможно.       Сотый Смурфик бежал так быстро, как это возможно тому, кто с утра ещё ничего не ел, не успевая желать доброго утра ещё сонным жителям деревни, которые и сами, казалось, не сильно его замечали. Он пересёк деревню, преодолел весьма большое расстояние по лесу и, наконец, оказался на берегу реки, уровень воды в которой несколько понизился из-за отсутствия дождя и палившего почти без перерыва солнца.       По правде говоря, «рекой» был тот же самый ручей, просто в несколько более широкой его части, где имелось подобие пристани, к которой причаливал Марко во время своих немногочисленных приездов. Путешественник отказывался называть ручей ручьём, и, когда он находился в Смурфидоле, ручей в устах других смурфиков волшебным образом также превращался в реку.       Сотый сразу же заметил величественное судно Марко и рванул к нему.       — Марко! Марко!       Больше всего сейчас клон Красавчика надеялся на то, что путешественник не спит.       — Марко! — звал Сотый.       Где-то послышался скрип двери, и в скором времени на палубе показался Марко.       — Привет, Марко! — крикнул Сотый и замахал руками, — это я, Сотый!       Как же, всё-таки, он ненавидел это имя.       Мореплаватель помахал ему в ответ.       — Марко, можешь мне помочь?       — Конечно, — ответил тот, тоже крича, чтобы Сотый всё расслышал, — все специи, если что, у Сластёны! Я всё выгрузил!       — Я не за этим!       Марко, к которому редко обращались не за этим, выглядел сейчас действительно заинтересованным.       — Вернее, не совсем за этим, — поправил себя Сотый, — так вот, я хотел спросить… Ты ведь видел сахарный тростник, да?       Марко кивнул, подумывая о том, что, пожалуй, такой вариант общения несколько странный, и путешественнику следовало бы спуститься, однако его собеседника, по-видимому, и так всё устраивало.       — А у тебя с собой нету?       Капитан помотал головой и крикнул: «Нет!»       — А ты не мог бы привезти мне немного? В следующий раз?       Марко не удавалось понять, зачем Сотому нужен сахарный тростник. Сотый не продолжал, поэтому путешественнику пришлось самому спросить.       — А зачем тебе?       — Я… Я хочу выращивать его! Чтобы делать сахар!       — Но ведь, — начал Марко, пытаясь подобрать нужные слова, — ты не сможешь выращивать тростник здесь.       Сотый выглядел наполовину удивлённо, наполовину разочарованно.       — Видешь ли, сахарный тростник растёт в более тёплых и влажных местах, на более южных широтах, — объяснил Марко, — в тропиках.       В тропиках.       «Вот смурф, я же видел это слово, — пронеслось в голове у Сотого, и он почувствовал, как заливается краской, — я же видел это слово. Какой же я…»       Он с усилием поднял глаза на Марко, поставленного в тупик безнадёжно грустным видом покрасневшего Сотого. Губы капитана сами собой расплылись в улыбке, полусострадающей, полунасмешливой, потому что эта информация была известна Марко как дважды два.       — Понимаешь, если бы всё было так просто, мне бы не приходилось плавать за сахаром через моря, — завершил свою мысль путешественник, силясь убрать дурацкую улыбку, не имевшую толком причин, но тщетно.       «…дурак».       Сотому хотелось провалиться по землю.       Потрясающе, теперь у него будет репутация. Репутация бестолкового идиота, неспособного правильно прочитать три строчки, и, наверняка, ещё и воришки книг, если раскроется состав его библиотеки, в книге которой эти три строчки и были.       Клон Красавчика от всего сердца желал, чтобы сейчас произошло что-то, что отвлекло бы внимание Марко от него и позволило незаметно скрыться. Но ничего не происходило, и Сотый продолжал стоять на месте, глядя на улыбавшегося Марко.       Сотый круто развернулся и побежал обратно в лес.       — Эй! — позвал Марко, — Подожди!       Сотый лишь ускорился. Стыд, очевидно прибавил ему сил.       — Подожди! — снова крикнул путешественник за его спиной.       Несмотря на то, что Сотый уже находился под надёжным покровом деревьев, где его не было видно, он по-прежнему бежал. Он бежал ещё некоторое время, не отдавая себе отчёт в том, что он делает, пока его ноги не устали и сами не перешли на шаг. Пройдя чисто машинально ещё полметра, смурфик опустился на колени.       Обыкновенно, после провалов или средненького результата внутри Сотого кипели разочарование, гнев, ненависть, безнадёжность.       Сейчас у него внутри было совершенно пусто.       Сотый сел, медленно подтянул к себе колени и обхватил из руками.       — Почему я всё ещё это делаю?       Слова вырвались из его рта против его воли.       — Зачем я продолжаю пытаться?       Смурфик не сог контролировать поток слов, так долго копившихся внутри и льющихся теперь сами по себе.       — Если я и так никому не нужен?       Сотый был бы рад замолчать.       — Если всем и так на меня плевать?       Глаза вдруг начало щипать, и смурфик принялся яростно моргать ими.       — Зачем я вообще появился?       Сотый почувствовал, как по его щекам заструились слёзы, размывая изображение леса перед собой.       Слабак.       Смурфик продолжать сидеть в тени, обхватив колени, всё спрашивая себя, зачем он продолжает искать себя, когда у него ничего никогда толком не получается. Он разочаровывался в себе каждый день и каждый день убеждал себя в том, что завтра будет лучше. Но наступало завтра, а лучше так и не становилось.       Хотя, быть может, стоит оставить всё как есть?       Оставить всё и быть ничем не примечательным смурфиком, на которого всем почти наплевать? И больше не портить жизнь ни себе, ни другим?       Когда слёзы наконец прекратили течь, Сотый вытер их рукой и поднялся на ноги.       — Ничего. Я ещё найду своё дело… Главное — надеяться…       Он сказал это и попытался натянуть на лицо что-то вроде улыбки.       Потому что он уже давно не надеялся.