Безвременье

Сириуса разбудила гроза: она бушевала за окном, грохотала, сверкала, шумела ливнем. Он поднялся и встал напротив окна, глядя на бурю и волнующееся море. Темные из-за низких туч волны вздымались высоко вверх, словно пытаясь допрыгнуть до неба, и обрушивались на песчаный пляж белой пеной. Пальмы на берегу раскачивались так, что с них вот-вот должны были посыпаться кокосы. Сириус распахнул окно, впуская в дом бурю и ветер, и тут же почувствовал прикосновение рук к спине. Сначала теплые ладони прошлись по его лопаткам, отводя вперед непослушные пряди волос, потом скользнули по бокам, и к его спине прижалось горячее тело. Губы коснулись виска, волосы от дыхания чуть шевельнулись. — Красиво… — сказал Сириус, но его голос потонул в грохоте бури. Его обнимал враг, но здесь и сейчас Сириус старался об этом не думать. Здесь, на берегу моря, они были только вдвоем, и все проблемы остались где-то там, невообразимо далеко — за бушующей грозой. Люциус поцеловал его шею, плечо, обнял крепче, прижался пахом к ягодицам, позволяя ощутить возбуждение. В этой хижине можно было не вспоминать о прошлом, не думать о будущем, зависнуть в этом безвременье, чтобы быть самими собой: просто Сириусом и Люциусом. Любить друг друга на этой жуткой неудобной кровати, на которой даже постельного белья нет. И да, страшно хотелось прямо сейчас повалить этого проклятого Люциуса Малфоя на кровать и под грохот бури… Сириус резко обернулся, но за спиной никого уже не было. Только кожа еще будто горела там, где касался ее Люциус, стояк рвался из штанов, а во влажном воздухе нет-нет да мелькала нотка его запаха. *** Растопленный камин почему-то едва грел. Жесткий воротничок накрахмаленной рубашки впивался в подбородок, любимый шейный платок душил, а теплая мантия кололась через тончайшую рубашку. Люциус сидел в опостылевшим за годы кресле и едва ли не спал. В голове царила какая-то муть, сродни головной боли от плохого вина. Люциус вздрогнул, когда на колени кто-то бухнулся, распахнул глаза, но ничего не увидел. Этот очень знакомый кто-то закрыл их шершавой, пропахшей бензином и морем ладонью. — Блэк… Блэк в ответ засмеялся, и Люциус очень ярко представил, как тот откидывает голову, открывая длинную, слегка небритую шею с выступающим кадыком. Вторая рука Блэка нетерпеливо развязала шейный платок, стянула фибулу, расстегнула пуговички на рубашке и нырнула в ворот. Крепкие, немного мозолистые пальцы прошлись по шее и спустились ниже. Не хотелось думать, откуда Блэк вдруг взялся, зачем пришел. Хотелось просто расслабиться, забыть обо всех и обо всем, отдаться горячему желанию быть с ним. Для начала — просто поцеловать… И Люциус потянулся к нему, попытался обнять, но в руках осталось пустота. Он открыл глаза — никого в комнате больше не было. Только бедра еще горели от жара тела Блэка, а в воздухе висел аромат моря и бензина. *** — Так, Поттер, с тебя пятьсот галлеонов. — А не офигел ли ты, Малфой? Пятьсот галлеонов за картину, на которой, кроме мебели, считай, ни черта и нет, как-то очень дорого, не находишь? — Тысячу. Ты забыл, что половину отдаю я. И ты сам попросил меня найти подходящего художника и уговорить его на столь странный заказ. — Да я сам бы за такие деньги нарисовал! Было бы что. — Надо же, сколько скрытых талантов в нашем дорогом главе Аврората. Кто бы мог подумать! В следующий раз обязательно закажу свой портрет тебе. — Ага, в жанре ню. — Обязательно, Поттер, от тебя другого и не ожидаю. А если серьезно, ты не представляешь, как трудно сделать такую работу и сколько небанальной магии она требует! В общем, с тебя пятьсот. — Ладно, черт с тобой. Где повесим? У меня или у тебя? — Конечно, у меня. — С чего бы вдруг? Это картина такая же моя, как и твоя. Предлагаю компромисс: с воскресенья по вторник — у меня, со среды по пятницу — у тебя. — А в субботу — в Национальной галерее. Отличная идея, мне нравится. Все магглы сдохнут от восхищения. У меня тоже есть отличный компромиссный вариант — мы забираем эту картину и вместе переезжаем ко мне. — Да почему к тебе?! Знаешь, у меня от твоего дома не самые лучшие воспоминания! — До сих пор? Мне казалось, от моей спальни, от столовой и от библиотеки у тебя уже должны быть совершенно другие воспоминания. — Да… То есть... там есть еще та гостиная, и подвал, и павлины орут, и дом настолько огромный, что мне, честно, там не по себе. А еще призраки и портреты! — Тут тоже есть портреты, а еще тут тесно и темно. Да хватит уже тебе, Поттер. Три года вокруг да около ходим. Переезжай ко мне. Кстати, у нас есть совершенно шикарная комната в башне, я тебе еще не показывал. В ней стеклянный потолок и видно все небо от края до края — вот там и повесим эту чертову картину. Им, наверное, тоже охота иногда посмотреть на звезды. *** Гарри валялся на полу рука об руку с Драко и через купол смотрел на звезды. Купол был таким чистым и прозрачным, что временами казалось, что его и вовсе нет и они лежат под открытым небом на теплых деревянных досках. Вообще тут были еще кресла возле стены и маленький столик, но они решили, что смотреть на звезды лучше просто валяясь на полу. — Может, вы уже пойдете? — раздался из-за спины полный нетерпения голос. — Неужели вы вспомнили о приличиях? Раньше вам ничего не мешало! — хмыкнул Драко, сжимая ладонь Гарри. — Как раз раньше очень мешало, — заметил второй голос, ничуть не потерявший холодности и вальяжности. — А больше всего — невозможность быть рядом дольше нескольких секунд. — Ну, папа, надо было думать раньше и заказывать портрет у того же художника, что рисовал мистера Блэка. — Мне кажется, или я еще недавно был твоим дядей Сириусом? Драко закатил глаза: — Ну не при отце же! А то это как-то... — Кстати, вы так и не объяснили нам этот феномен. Обычно персонажам картин все равно, кто и когда нарисовал их, — без проблем ходят в гости и гуляют. Что мы с Блэком и пытались сделать. — Ага, я решил, что мистер Блэк так надо мной издевается, когда однажды случайно заметил его на твоем портрете. Едва за галлюцинацию не принял. — Как и я вас, мистер Малфой. Я как-то не мечтал украсить свой дом еще и вашим изображением, при всей вашей схожести с Драко. Хватало и совершенно безумной картины моего крестного, с нее иногда едва ли не брызги сыпались. А тут еще вы с моим крестным в весьма откровенной позе. — Мы просто пытались… поговорить, когда выяснили, что так или иначе существуем в этой странной реальности. — Вот! В этом-то и была проблема. Вы ну… такие разные — то есть не вы, а ваши картины, — что вы могли оставаться на полотнах друг друга не более нескольких секунд. Мистера Блэка написал какой-то неизвестный гений, вложивший едва ли не душу в бушующую на картине бурю. А у тебя, папа, обычный скучный парадный портрет. Они просто не могут существовать одновременно! — Поэтому мы и нашли художника, который смог сделать для вас общую картину. — Любопытно, что на ней есть кровать. — Любопытно, Блэк, что на ней есть не только кровать! — Мы не знали точно, что вам еще пригодится. А делать дозаказ весьма недешево. — Драко подмигнул Гарри. — Но спасибо, что повесили ее именно здесь. Когда-то это было мое любимое место в доме. — И никто вам не помешает. — Кроме вас. — Если мы решим прийти, то предупредим, — сказал Гарри и снова лег на пол. Высоко в небе вспыхнул и погас метеор. Рука Драко в его ладони была очень живой и теплой.