Всего прекраснее

…Я смотрю, как прекрасен мир — Но нет в нем прекраснее Моей любимой… Я вижу, как зеленеют поля весной, Как тянутся к небу ростки, Они прекрасны! Я вижу, как лошади бросаются вскачь, Их гривы треплет ветер. Я смотрю, как прекрасен мир — Но нет в нем прекраснее Моей любимой… Я вижу, как лепестки вишен Осыпаются нам под ноги, Они прекрасны! Я срываю ветвь, Что украсит твои волосы. Я смотрю, как прекрасен мир — Но нет в нем прекраснее Моей любимой…

— Ты никогда не повторяешься. Она лежит рядом. Следит за его руками, перебирающими струны, внимательным взглядом. Лемисон на секунду отрывает ладонь от струн, привычным жестом касается ее волос. Сколько раз он делал это за прошедшие двадцать пять лет — не сосчитать, но нежности в его прикосновениях не меньше, чем было тогда, давно, впервые. — Как бы я мог? Мне и так не хватит жизни, чтобы перечислить всё, что я хотел бы, хотя бы единожды! Даже если я буду петь тебе, не умолкая ни на минуту. Мелисента улыбается, ловя его взгляд. Но улыбка ее быстро угасает, становится тревожной. — Боюсь, я не смогу уснуть сегодня. — Нервничаешь? — Очень. Ты не думаешь, что мы слишком торопимся? — Нет. Не думаю. — Лемисон откладывает лютню на низкий табурет у ног. Мелисента тут же тянется к нему, по-хозяйски устраивается полулежа на его коленях. Он склоняется к ней, обнимает за плечи. — Он готов, ждать еще — только навредить. Птенцов нужно вовремя выпускать из гнезда, иначе они разучатся летать. Я уверен, он отлично справится. Мы же никуда не исчезнем. Но решать должен он сам. К тому же, вспомни — когда корона досталась тебе, ты была немногим старше. — Это было так недавно. — И ты была тогда совсем другой. Эта девочка не знала о мире ничего, кроме танцев и драконографии. Мелисента не может удержаться от смешка. Каким далеким кажется это время, и как быстро оно пролетело. — Зато теперь я знаю куда больше. Экономика, военное дело, дипломатия… — Перечисление затягивается, и каждый новый пункт Лемисон сопровождает кивком с крайне серьезным видом. — И драконографию. — Подытоживает он, когда она, устав перечислять, умолкает. Мелисента ловит его взгляд, в котором пляшет целая армия чертиков, и оба фыркают. Рождественский бал — лучшее время, чтобы объявить об отречении. Лемисон лично передает корону в руки сына. Новый огонь в очаге — древняя, освященная веками традиция — зажигает уже Уриенс. Разумеется, ему не по себе. Лемисон отчетливо видит это в том, как сдержанно-точны его движения, в том, как отчаянно он старается ничего не перепутать, не допустить даже малейшей ошибки. Мелисента, стоящая рядом, на ощупь находит ладонь мужа, стискивает ее. Ее осанка как обычно горделива, на лице улыбка, и только хорошо знающий ее поймет, насколько она волнуется. Лемисон сжимает ее руку в ответ — и скашивает глаза на собственную манжету. Мелисента невольно следует взглядом за его, и едва удерживается от того, чтобы не расхохотаться в самый ответственный момент. Когда-то, много лет назад, в первый раз разжигая огонь в огромном дворцовом очаге, он эту самую манжету подпалил. И даже не заметил второпях. И если бы не принцесса, стряхнувшая искру с его рукава с все тем же невозмутимым видом, конфуз вышел бы знатный. А так обошлось. И, вспомнив это теперь, они улыбаются друг другу. Под аплодисменты придворных новое пламя вспыхивает, с треском разгорается, лижет заботливо сложенные щепки и поленья. Каждый из присутствующих на празднике проходит мимо очага, подносит к нему свечу. Тысяча новорожденных огней отражаются в зеркалах, и в огромной бальной зале вновь становится светло, как днем. Музыка, старинный танец, медленный и неодолимый, как океанская волна, наполняет весь дворец. Принц Уриенс — нет, теперь уже король — первым протягивает руку своей даме. — У нас есть еще немного времени. Окажешь мне честь? Лемисон склоняется перед Мелисентой в изысканном поклоне. Та с улыбкой опирается на его ладонь. — Ты не будешь скучать по дворцовым танцам? — Спрашивает он ее, пока они легко скользят по залу. — Может быть, и буду. Но они стоят того, чтобы соскучиться… …они покидают дворец на рассвете. Туман стелется по земле. Все еще спят, даже стражник в воротах дремлет, оперевшись на свою алебарду. Но и проснись он — вряд ли узнал бы в этих двух всадниках короля и королеву. Больше нет роскошных одежд. Она закутана в темный плащ, под которым виднеется легкая кольчуга, он и вовсе обошелся без доспеха, лишь за плечом мешок с неизменной лютней. — Знаешь, я всегда мечтала встретиться с еще одним драконом. Романтические мечты юности! — Мелисента смеется, и смех ее звонок, как в юности. — Что тут скажешь! Если любимая женщина хочет дракона, долг рыцаря его добыть! — Живым, я попрошу! — Воля прекрасной дамы — закон, — он слегка кланяется в седле, глаза его сияют. — Но не одними же драконами, в самом деле. Я так много хочу показать тебе в этом мире. Все, что я в нем знал и любил, и так и не успел поделиться этим с тобой. И самому вспомнить, каков он, когда ты не смотришь на него с высоты трона. Все дороги, по которым хотелось пройти, друзья, которых мы обязательно встретим на этом пути, и песни, которые только и ждут, чтобы быть написанными и спетыми… — Голос его становится мечтательным. — Так покажи мне. Думаю, мне понравится. — Еще бы! Ведь мир прекрасен. Но прекраснее всего… Она читает окончание фразы в его глазах, полных нежности. И оба смеются, прежде чем пришпорить лошадей.