энтропия

Минхо вполне можно назвать успешным человеком. У него есть хорошая работа, стабильный заработок, даже своя квартира. Он встречает каждое утро, зная, что будет делать следующие двадцать четыре часа. Кажется, люди называют это стабильностью и находят в ней спокойствие. Ли преимущества своего положения прекрасно осознаёт, однако даже в своей несомненно благополучной жизни находит недостаток, который никак не даёт ему покоя. — Да забей ты уже, — Чан расслаблено отпил кофе из небольшой кружки и откинулся на спинку дивана. Он напоминал Минхо льва — вся его поза говорила о расслабленности, но в перекатывающихся под рубашкой мышцах чувствовалась скрытая сила. — Ты хоть представляешь, сколько людей в мире прекрасно обходятся без соулмейтов? Находят себе партнёров, с которыми не связаны Её Величеством Судьбой, и проживают вместе долгую и счастливую жизнь? Мы живём в двадцать первом веке, а ты всё продолжаешь жить по законам мира глупых предрассудков. Чан прав, и Минхо это отлично понимает. Как и то, что он просто усложняет себе жизнь нетленной верой в теорию о соулмейтах — и не важно, сколь мала вероятность встретить своего хоть раз в жизни. Под настойчивым взглядом лучшего друга Минхо приказал себе оставить эти мысли. Молчаливо кивнул, соглашаясь с самим собой, и сделал глоток холодного американо. Кофе приводит мысли в порядок — Минхо уверял себя в этом, водя пальцем по влажной поверхности стакана. Мерные движения и привычная горечь на языке против воли возвращала его к размышлениям, которые он так упорно пытался оставить. Это и правда были всего лишь его бесполезные комплексы. Назойливые мысли, которые не давали покоя. У Минхо было немало поклонниц среди коллег на работе, несмотря на то, что он, казалось, не делал буквально ничего, чтобы их любовь заслужить. Где бы он ни появлялся, всегда оказывался в центре внимания. Даже во время уединённых прогулок по полупустым улицам Минхо притягивал заигрывающие взгляды незнакомцев. Ли нередко чувствовал, как симпатия окружающих людей становилась физически ощутимой и закручивалась вокруг него коконом, оплетая с ног до головы. Порой он мечтал о том, чтобы хоть кто-нибудь возненавидел его изо всех сил, но, несмотря на все недостатки его характера, окружающие продолжали Минхо неподконтрольно любить. — Да брось, это всего лишь моё мелкое эгоистичное желание. Помнишь «Признаки состоявшегося человека»? Я всего лишь хочу заполучить очередную галочку в этом списке, — он пожал плечами, и Бан снова протяжно выдохнул, — разве в этом есть что-то плохое? — Конечно. Твой перфекционизм когда-нибудь доведёт тебя до белого каления — что в этом хорошего? Минхо любил осознавать собственную состоятельность. Ему нравилось (совершенно справедливо) думать, что он — полноценный член этого общества, достойный и добробропорядочный. Хоть он никогда не ощущал потребности в любви, поиск соулмейта был для него очередным способом доказать свою состоятельность — как стремление заработать на машину или научиться играть на фортепиано. Минхо верил, что может достичь всего в своей жизни — достаточно лишь хорошенько постараться, забыться в работе на некоторое время и подкопить немного материальных средств. Однако поиск родственной души был немного нестандартной целью, ведь судьба оплату деньгами и драгоценностями не принимала. Минхо понимал, что она сама решит, когда им суждено встретиться, и никакими махинациями он не сможет этот момент ни приблизить, ни оттянуть. Собственная беспомощность в этой ситуации заставляла его поджимать губы от обиды. Всё, что ему оставалось, — это терпеливо ждать и ставить галочки напротив остальных пунктов списка. / — На хрен соулмейтов! — звонкий голос множился, отражаясь от тонких железных стен. Ответом ему служило не менее уверенное: — На хрен соулмейтов! — и стук жестяных банок из-под пива друг об друга. Джисон сделал пару глотков и оглянул помещение довольным взглядом. Он весь день приводил в порядок гараж Феликса в благодарность за то, что тот помог ему найти подработку. «Связи в этом мире решают всё» — подмигнул ему Хан, выходя из здания большой и уютной кофейни. — Не правда ли сегодня прекрасный вечер, дорогие друзья? — Джисон оглянул фигуры сидящих рядом парней, которые подняли на него недоумённые взгляды. — Ну, тихо так, спокойно, безветренно, звёзды светят… нет? Да ну вас, никакой романтики! — А ты что думал, в манхву попал? — язвительно отозвался Хёнджин, отпив пиво из своей банки. — Почти поверил в это, пока ты рот не открыл, — он увернулся от прицельного пинка и, на всякий случай, пересел на кресло, чтобы их с Хёнджином разделял небольшой самодельный стол. Хван проследил за его перемещениями с небольшой ухмылкой во взгляде и, когда парень опустился на ручку кресла, пожал плечами и отвернулся. Джисон переключил своё внимание на сидящего рядом Феликса и наигранно тяжело вздохнул. — Эх, суждено мне прожить всю жизнь холостяком. Вот заведу лет в сорок четырёх котов, оформлю на них свой дом и буду беречь их, как зеницу ока. Никого больше к себе и близко не подпущу. Феликс с непроницаемым выражением лица выслушал его речь, а после, отпив немного пива из банки, спросил: — Даже Сану из «Twice»? Джисон поджал губы, немного подумал, а после, даже не моргнув глазом, выдал: — У любого правила бывают исключения. Но к котам моим ей путь всё равно будет закрыт, — Феликс в ответ только улыбнулся, будто он уже заранее знал его ответ, и отозвался: — Так уж и быть, я пожертвую тебе свою коробку из-под холодильника, чтобы вам с котами было, где жить. — Йа! — Хан тут же подскочил с места и погнался за попытавшимся удрать Феликсом. Тот с невиданной прытью перекатился через другой подлокотник кресла и рванул к противоположной стене гаража. Так они с завидным упорством нарезали круги, пока Джисон бежал за Ли, пытаясь на ходу ему что-то доказать. Тот, не сбавляя скорости и не оборачиваясь на друга, бежал вперёд, и первым, конечно же, выдохся Хан. Во время очередного круга он резко застыл на месте, театрально приложил руку к сердцу, изображая скоропостижную смерть, и без сил упал на стоявшее рядом кресло. Феликс присел рядом с ним и шутливо взъерошил волосы на затылке у Джисона. После они снова чокнулись жестяными банками и сделали по несколько больших, жадных глотков. Хёнджин всё это время незаметно наблюдал за парнями — никто вокруг не придавал происходившему большого значения, кроме него. В их компании такие прикосновения были позволены только Феликсу и Джисону — они дружили с самого детства, поэтому точно знали, что не являются соулмейтами друг друга. Однако если бы среди остальных ребят обнаружились предназначенные, их светлой и прекрасной идее «на хрен соулмейтов», как и дружной компании, пришёл бы конец. Поэтому среди парней существовал негласный договор — никаких прикосновений без особой необходимости. Даже если думаешь, что знаешь наверняка, лучше не рисковать. Хван не хотел признаваться в этом даже самому себе, но он завидовал Феликсу в такие моменты. Потому что Ли мог касаться Джисона так, как хочет и когда хочет. Потому что его руки знали мягкость чужой кожи и мелкие кудряшки вьющихся волос. Потому что у Феликса было на это право, а у Хёнджина — нет. Хотя, может быть, и было, но уж узнать это не было точно никакой возможности. У них с Джисоном, на самом деле, сложились достаточно неплохие отношения, но и это пришло со временем. Когда они были младше, то ни минуты не могли спокойно рядом друг с другом просидеть — всегда находили причины начать ссору. То один слишком громко дышит, то другой назло ему рожи корчит, то сидит не так, то смотрит как-то подозрительно. Если появлялось желание поругаться, повод находился сам. Повзрослев, конечно, они забыли о своих пустых пререканиях — каждый сам для себя осознал их бессмысленность и глупость. Парни стали больше времени проводить вместе, обсуждать серьёзные вещи, гулять, петляя между домами, и ходить по праздникам в небольшой домашний ресторанчик возле парка. Их ссоры в настоящем — не больше, чем игра на публику по старой памяти. Хоть они и до болезненного разные, парни как-то умудрились из заклятых врагов превратиться в хороших друзей. Вот и сейчас, стоило только Джисону кивнуть ребятам в знак прощания и выйти за дверь гаража, как Хёнджин аккуратно поднялся со своего места и направился в ту же сторону. — Хёнджин-а, ты куда? — остановил его удивлённый голос. Хван слегка повернул голову, чтобы посмотреть на Феликса, покачивающего полупустую банку в руке. — Прогуляться немного. Пойду свежим воздухом подышу, — он уже готовился выйти из гаража, но его вновь позвал тот же голос. — Эй, погоди, — Ли подлетел к нему и подал скомканную банкноту, — купи ещё колы ребятам. — Ага, — Хёнджин даже не обернулся на него, устремившись туда, где ещё виднелся Джисонов тёмный силуэт. Феликс ещё на мгновение застыл у открытых дверей, провожая стремительно удаляющуюся фигуру взглядом. Он ведь не был слепым и прекрасно видел, как часто Хёнджин бросал на его лучшего друга неоднозначные взгляды. Скорее всего, даже сам Джисон этого не замечал (или не хотел замечать), но Ли понимал, что дальше так продолжаться не могло. — Кажется, грядёт что-то страшное, — пробормотал себе под нос Феликс, но когда он поднял взгляд на ведущую вдаль дорогу, уже не увидел на ней ни одного силуэта. Хёнджин в этот момент догонял Джисона, как всегда заткнувшего наушниками уши. Хван уже хотел прикоснуться к его плечу, чтобы обратить на себя внимание, но вовремя отдёрнул руку. Ему до чесотки хотелось наконец-то узнать правду, но он боялся реакции Джисона. Больше он не хотел терять близкого друга. — О, Боже, — Хан схватился за сердце, когда краем глаза заметил чуть позади себя тёмную фигуру, и сжал от мимолётного раздражения губы, — Хван Хёнджин, ты перестанешь когда-нибудь подкрадываться или нет? — А что мне остаётся делать, если ты в наушниках? — парировал парень. Вечерами заметно холодало, поэтому он накинул капюшон на голову, чтобы согреть замёрзшие уши. Однако Хан воспринял это как признак плохого настроения у друга, поэтому решил лишний раз с ним не спорить. — Резонно, — согласился Джисон и аккуратно вынул тонкие проводки из ушей, — ты тоже решил домой пойти? — Да, что-то вроде того, — Хван неопределённо повёл плечами. Вообще-то рядом с гаражом Феликса остался стоять его мотоцикл, без которого он вряд ли уедет домой, но согласиться с Ханом было легче, чем объяснять ему, почему Хёнджин пошёл за ним. — Окей, — Джисон положил наушники в рюкзак в знак готовности к разговору. Две фигуры в ломанном свете фонаря двинулись вперёд, шагая в едином темпе. Вокруг было непривычно тихо. Они шли глубокими дворами, куда не проникал даже ветер, вдали от проезжей части, поэтому до парней не доносилось ни шума машин, ни шелеста редких деревьев. Знакомые с детства улицы в полутьме выглядели совсем иначе — устрашающе, будто за каждым двором припозднившихся друзей уже ждал потенциальный грабитель. Естественно, такие мысли посещали только немного пригубившего алкоголь и, вследствие, чересчур впечатлительного Джисона. Хвана же заботили только начавшие покалывать от холода кончики пальцев и в спешке оставленный у Феликса мотоцикл. Когда же Хёнджин заметил движение впереди себя и поднял голову, то увидел, что Хан почему-то пошёл заметно быстрее. Хван не захотел отставать и тоже увеличил скорость. Он хотел сделать это незаметно, будто бы невзначай, но после нескольких неудавшихся попыток догнать друга ситуация начала напоминать ему игру в «кошки-мышки». Не выдержав, Хёнджин позвал друга, понизив голос: — Джисон-а, — Хан слегка повернул голову и понял, что Хван заметно от него отстал. Он даже не заметил этого, будучи полностью погружённым в свои параноидальные мысли, поэтому послушно снизил скорость, чтобы поравняться с ним. Джисон продолжил идти в привычном темпе, изредка посматривая по сторонам. Хёнджин расшифровал его нервозность как желание поскорее избавиться от надоедливого собеседника и оказаться дома. Эта деталь его немного задела, мимолётным касанием полоснула сердце, поэтому с его уст сорвалось непрошенное: — Скажи честно, ты и правда так против всей этой идеи с соулмейтами? — Хван сам от своей бесцеремонности удивился, поэтому захотел тут же попросить забыть об этом и перевести тему, пока не стало слишком поздно. Но почему-то не смог. Резкие слова так легко выскользнули из его задетого сердца, что рациональные, правильные фразы, подготовленные разумом, совершенно не шли. Хёнджин ведь просто хотел сказать что-то, что могло бы слегка задеть чужую гордость. Так почему же у него вырвался вопрос, который уже давно не давал спокойно спать ему самому? Джисон удивлённо моргнул и попытался заглянуть в глаза парню, идущему рядом, но тот намеренно уткнулся взглядом в серый асфальт. Хан немного помолчал, раздумывая, что ему стоит ответить, и в конце концов выдал: — Каждый слышит то, что он хочет слышать, правда ведь? — Хёнджин неосознанно приподнял голову, будто взглянув на парня исподлобья, чтобы понять, к чему тот клонит. — Для меня это очень сложный вопрос, и я понятия не имею, какой ответ мне стоит тебе дать. Точнее говоря, какой ты хочешь услышать. — Правду, наверно, — Хван пожал плечами, — все ведь хотят слышать правду. Джисон улыбнулся уголком губ, — ой ли? — но всё-равно продолжил: — Тогда я скажу так, — мне не нравится сама идея того, что в момент рождения мудрый и недосягаемый «кто-то» определяет за нас того самого человека, с которым нам будет суждено прожить всю оставшуюся жизнь. Точнее сказать, даже не прожить, нет. Нам ведь надо ещё его как-то найти, встретить и понять, что это именно он. Мы ещё не сформировались, как личности, ничего не знаем об этом мире и людях, живущих в нём. Но внутри нас уже сидит это чёткое осознание, что где-то среди них есть наша «вторая половинка». Просто… погодите, я ведь ещё даже на роль «первой» половинки не подхожу, — Джисон слегка посмеялся, но Хван даже не улыбнулся. Тихие дома, стоящие плотно друг к другу, не пропускали во дворы ни единого потока ветра, но в душе Хёнджина бушевал целый ураган. Парень слушал его внимательно, безмолвно впитывая и пропуская через себя каждое Джисоново слово. Это был бесценный шанс узнать настоящего Хана лучше, стать ближе к нему, поэтому Хёнджин не подавал голос, чтобы не сбить того с мысли. — Я встречался с одной девушкой на протяжении пары месяцев, — Хёнджину не было больно слышать об этом в прошедшем времени (в любом случае не так, как когда их отношения были его настоящим), — она была очень милой и доброй, и всё было замечательно. Но в один день нам пришлось расстаться, потому что на концерте, на который мы пришли вместе, она нашла своего соулмейта. Случайно столкнулись в толпе, и — «бах»… ну, как все рассказывают. Неловко тогда получилось, — тихий смешок отразился от однотонных бетонных стен, — но вот недавно я встретил её снова. Это вышло совершенно случайно, и так как мы расстались в хороших отношениях, я пригласил её в кафе, чтобы поболтать немного. Естественно, моим первостепенным долгом хорошего друга было спросить, как у неё дела с её соулмейтом. Я был в шоке от того, что она мне тогда рассказала. Этот парень оказался жутко ревнивым — не отпускал её от себя ни на шаг, но при этом не уважал её не просто как девушку, а даже как человека. Он отказывался слушать её, что бы она не говорила, и всё время повторял, что она — его собственность. — Я думал, что такие придурки уже вымерли, — случайно вырвалось у Хёнджина. Он был удивлён услышанным не меньше Джисона в тот день, когда девушка, которая до сих пор была ему очень дорога, плакала так громко, что на них оглядывались люди за соседними столиками. — До сих пор помню одну из её фраз. «Мы ведь должны быть единым целым, понимать друг друга с полуслова, а он никого кроме себя не слышит». Мне было так больно, ведь она из-за глупых предрассудков общества оказалась на всю жизнь прикованной к человеку, которого боится. Это всё к чему — я вовсе не имел в виду, что все соулмейты плохие, и их нужно всеми силами избегать. Напротив, я уверен, что есть много прекрасных, чудесных, идеальных пар. Таких, о которых пишут романы. Но я не знаю, что из этого является правилом, а что — исключением. Они ещё немного шли молча, пока Джисон переводил дух, а Хёнджин пытался разложить по полочкам всё, что только что услышал. Но мысли путались, поэтому он снова задал свой самый первый вопрос: — То есть… ты не против соулмейтов? Хан в мимолётной обиде на то, что его снова не поняли или просто не слушали, тяжело вздохнул. — Скажем так, я верю в то, что соулмейта можно найти и среди тех людей, которые не являются ими формально. Мне хочется понять, что это мой человек, а не узнать это из-за неестественных химических реакций в моём теле. Так понятнее? Хван ничего не ответил, только кивнул, и они продолжили молча идти дальше, иногда задевая друг друга плечами. То, что только что сказал Джисон было несомненно хорошей новостью для парня, но он не позволил улыбке осветить своё лицо даже на секунду. Если в мире есть люди, не созданные для счастья, то Хёнджин точно был в их числе. Злость, обида, горе, отчаяние, ненависть, даже зависть были для него более привычными, чем искренняя радость. И хотя он не выбирал этот путь сам, привыкнуть к этому оказалось до противного просто. Дети в детском саду отказывались играть с ним, а одноклассники обходили стороной. Он был одинок всегда, сколько себя помнил, и это одиночество взращивало в нём сильнейшую обиду, ядовитыми лианами оплетавшую его сердце. Хёнджин злился на себя, потому что никогда выгодно не отличался от своих сверстников, и на окружающих — за то, что не давали ему ни единого шанса. А потом появился Джисон, и обида нашла выход — ссорами и криками, на которые (удивительно) ему впервые ответили тем же. Хван с изумлением поглядывал на мальчишку, который даже в свои неполные десять лет мог поставить его на место одной едкой фразой. А потом, как ни в чём ни бывало, подбежать к друзьям и с воодушевлённой улыбкой начать рассказывать о новых игрушках. Я хочу светить так же, как ты, так зачем ты раз за разом гасишь для меня своё солнце? Благодаря этим шумным ссорам он нашёл способ излить всю свою злость и обиду и перестал чувствовать себя одиноким. Пусть между ним и Джисоном были лишь эмоциональные перепалки, ему хватало того, что там вообще что-то было. Он верил, что когда-нибудь всё может измениться, и оказался прав. Со временем ссоры становились всё короче и реже, а реплики бросались всё более лениво и неохотно. Отношения между ними наладились сами собой, так медленно и плавно, что парни сами не заметили, как это случилось. Оказалось, что вести беседы в спокойном тоне, без пререканий намного более действенно, а занимать в обсуждениях не столь критические и диаметрально противоположные позиции даже интереснее. Конечно, они продолжали порой переругиваться друг с другом по привычке. Но ни у кого уже и язык бы не повернулся назвать этих двоих врагами. Джисон окончательно принял нового друга в свою компанию, а Хёнджин избавился от статуса «вечного одиночки». — О чём думаешь? — Джисон, завидев впереди огни родного дома, заметно оживился и обратил внимание на друга. Но тот лишь покачал головой: — Да так, ни о чём. Просто задумался о том, что ты сказал… никогда бы не подумал, что ты так глубоко мыслишь. Подгадав момент, когда они подойдут к дому Джисона, он резко развернулся на пятках, и пошёл в противоположную сторону. В спину ему прилетело возмущённое «йа!», но он даже не обернулся в ответ, махнув на прощание рукой куда-то, где по его ощущениям должен был находиться Джисон. Только пройдя немного вперёд, он быстро, воровато оглянулся, будто боялся, что люди из окон соседних домов наблюдают за каждым его шагом. Лишь убедившись, что Хан скрылся за дверью, Хёнджин вновь погрузился в свои мысли. То, что я чувствую к тебе — это действительно любовь или просто благодарность за прошлое?