Я люблю тебя, Ллойд.

По затемненной стене ползли дырчатые светло-голубые тени, то быстро перескакивая со стены на стену, то стремительно разрываясь на тысячи маленьких лунных зайчиков. Сегодняшняя ночь была отнюдь не столь привычной, как все предыдущие, теряясь в эфемерных вспышках волнительного, как обрывки воспоминаний, предчувствия. Жульен старательно жмурился, затем, устав бороться с непривычным сегодня для него ощущением бодрости и предзнаменования к действию, тихо, осторожно поднялся с края постели, втупляя свой цепкий взгляд на светящееся спокойствием и умиротворением, окно. Лунные струны из сего стеклянного блока неосторожно падали на все ближайшие поверхности, оголяя взгляду тысячи маленький пылинок, медленно вальсирующих свое незримое танго длиною в вечность. Ниндроид совершил шаг, коснулся прохладными пальцами околокроватной тумбочки. А затем, столь же стремительно, каковым было и его поднятие, зашагал к двери, надеясь что ночная прохлада сумеет остудить его горячую голову. Пока он шел, от мыслей, заполняющих всю его сущность, физиономия невольно изменялась, будто прямо сейчас мастер льда вел немой диалог с самим собой. Но о чем? Пожалуй, об этом мы никогда не узнаем. Годами истоптанная древесина весело поскрипывала под ногой, пахнул слабый ветерок из близ открытого окна и матовый свет, бивший в ярко-голубые глаза игривыми фонтанчиками, посеял в его душе кратковременное ощущение чего-то прекрасного, проникнутого торжеством радости. Снаружи же тусклый свет скрытой ночной пеленой луны слабо освещал стены давно спящего храма, в котором, оказывается, сны видели далеко не все. Ночное светило приковывало к себе любой взгляд, ведь на фоне иссиня-черного неба казалось особенным и таким недосягаемым, как и душевный покой. Последнего же владельцу изумрудного уставшего взгляда было действительно не видать, как и сна, который уже давно перестал быть своего рода спасением. Когда-то измучившийся Монтгомери потерял способность видеть красочные сны, как другие, что поутру восторженно рассказывали о странных событиях и фактах, что им доводилось узнавать во время погружения в царство Морфея. Сновидения мальчика, если и были, то вгоняли в звенящий ужас, заставляли судорожно задыхаться и жалобно хрипеть во сне, от чего дрожащий блондин проводил остатки ночи в сознании, приходил в себя. И все сны были связанны с отцом, что уже вряд ли обернется для Ллойда тем, кто действительно достоин этого статуса. « Мне так жаль. » — Пронеслось в голове тонущего в раздумьях мальчика. Луна в отражении блеклых изумрудов была подобна игриво переливающемуся жемчугу, что никак не мог наиграться и слиться с зеленью необычных, глубоких глаз. Уснуть снова будет трудно, а потому юноша решил сделать глоток свежего воздуха, что ночью становился особенно насыщенным, ведь сочетал в себе не только цветущие деревья и сочные плоды природы, но и приятную сырость оков тишины. Но время замерло, а желание возвращаться как назло испарилось. Слабый, но прохладный ветер игрался со светлыми прядями, ласкал бледное лицо и совсем незаметно беспокоил белесые ресницы. По коже невольно пробежались колкие мурашки, а поздний холодок ущипнул пунцовый кончик носа, после чего Монтгомери обнял себя за плечи, опустив подбородок на согнутое колено. Ллойду было жаль осознавать то, что его родной отец, пусть и жестокий диктатор для остальных, даже не может взглянуть на луну, обратить свой взор на темное, объятое синеватой дымкой ночное небо, которое сегодня так прекрасно. Как же мальчику хотелось вновь услышать голос Гармадона и его объятия, но увы. Он не сумел выстоять против судьбы, а страшная сила, дарованная ему пророчеством, вынуждала бороться с собственными чувствами и душевной тяжестью. Обладатель зеленого кимоно винил во всём себя, но команде продолжал повторять, что они со всем справятся. Да, обязательно, но не тогда, когда излучающий спасительный свет лидер мучается, но молчит. Нависшую тишину и сгущающийся ужас нарушил отдаленный скрип, на который Монтгомери резко и обернулся, всмотревшись в щель приоткрытой двери храма. — Кто здесь? — Он предпочел бы молчать и выжидать, нежели выдавать себя перед кем-то, кто вдруг оказался на ногах в столь поздний час, но Ллойд бы не смог, а потому сумел выдавить из себя очевидный вопрос, мгновенно затихая. Дверь следом глухо прикрылась, мягко щелкнув на незамысловатом замке, в проеме сперва засияли лазурные голубые глаза, а затем и просунулась высокая статная фигура их обладателя. Тот совершил шаг навстречу, мотнул белоснежной шевелюрой в сторону и тихо, насколько позволял речевой аппарат, парировал: — Ллойд? Почему ты не спишь? Учитель обещал завтра тяжелый день тренировок. — затем последовал необходимый сочувствующий вздох. Зейн не мог ругать Монтгомери - на душе мальчишки, даже и взрослого на вид, содрогалась гроза. Пусть другие об этом молчали - вся команда понимала трагичность случившегося и без слов, но Ллойд был далеко не из тех, кто способен так тщательно скрывать чувства, как тот же Ву, например. Зейн видел. Замечал как в те редкие счастливые моменты, которые так старательно организовывала команда, сияющее неподдельной радостью бледное лицо тотчас менялось, стоило кому-то неосторожным словом выцепить их в суровую реальность из мимолетной неги совместного времяпровождения. Замечал, иногда резко посланный Нией в их общую комнату за каким-то чертежом, как тот вздрагивал, стоя у полки с фотографиями, его взгляд начинал бегло осматривать комнату в поисках чем можно было оправдать свое нахождение здесь. Замечал и то, когда блондин иногда начинал слишком сильно волноваться о своей будущей роли сенсея - он хотел всегда поступать только самым лучшим образом, "как бы это сделал Ву", как будет правильно, порой и вовсе забывая о том, что иметь ошибки это нормально и предстоит еще многое пройти прежде чем стать совершенством в собственных глазах и глазах остальных ниндзя. Ллойд — сгусток мыслей, импульсивности и чувств - словно точная противоположность Жульену. И сейчас он без явной обоснованной причины стоял прямо перед ним, подсвеченный голубоватой дымкой лунных лучей. — Ах, Зейн, это ты. — Тихо отозвался сидящий неподалеку мальчик, немного поворачиваясь к неожиданному гостю и встречая того печальной, даже фальшивой, но всё же хрустально-чистой, как всегда, улыбкой. — Красивая, правда? — На вопрос Монтгомери не отвечает, неловко тупит взгляд и самозабвенно лепечет о лунной красавице, нависшей над их головами. Теперь, когда рядом оказалась ещё кто-то, кто способен утешить одним лишь своим присутствием ревущую печаль, что давно отравляла молодую душу, блондину стало спокойнее. Нет, тревожные думы до сих пор туманили разум, но он был не один, ведь перед ним стоит тот, в ком он не искал утешения, но видел желание помочь. В голубых, будто стеклянных, но живых и полных понимания, глазах Ллойд не видел машины, а любовался добротой и пониманием. Зеленый ниндзя скрывает боль, но от этого проницательного взгляда, казалось, ничего не скрыть, конечно же, в хорошем смысле, что немного и пугало, но внушало то, что он не один, с ним друзья, поддержка которых была более, чем важна. И один такой друг вновь помог свободно вдохнуть — наполнить легкие свежей, ночной, мятной прохладой. — Мне не спится... Снова. — Сознается блондин, горько хмыкая, признавая своё поражение перед достойным противником в лице верного товарища и надежного друга. — Переживаешь? — Жульен перехватывает чужой взгляд и делает шаг навстречу. Тревожно заглядывает в чужое лицо, выдыхает и со вздохом произносит: — Раз нам обоим не спится, эта ночь предназначена для долгих разговоров. Я уверен, тебе есть о чем поделиться. — взгляд поднимается на потолок, скользит по окнам и останавливается на двери. — Вот только я бы предпочел выйти из храма. Ребята спят. Что думаешь? — Зейн улыбается уголками губ, одаривая воодушевленной улыбкой. — Заметно? — « Конечно заметно, отнюдь » — Подумал про себя Монтгомери, вновь нехотя выдавливая из себя смешок. Замерзший, но не продрогший до костей мальчик неловко прячет личико под светлой челкой, но от разговора не уходит, робко кивает, давая добро. — Думаешь, ей не будет одиноко, если мы её покинем? — Совсем тихо, с дрожью, или то дрожало его тело, в голосе шепчет Ллойд, не отрывая взгляда от неба. Все переживания и давняя тревога стали лезть из ниоткуда и отражаться в речи, пока сам блондин даже не старался отрицать, ведь будто знал, что другу более, чем можно просто доверять. — Давай останемся здесь... Пожалуйста. — Обладатель зеленых глаз и проницательного взгляда обратился к ниндроиду, буквально выпрашивая, но и не собираясь никого будить, ведь оба говорили шепотом, да и были за пределами храма. В ответ собеседник кивает, прямой походкой подходит к товарищу и усаживается рядом, накрыв своей теплой кофтой. Как и ожидается от мастера льда — она была изнутри вся обделана каким-то необычным волокном, не пропускающим холод и название которого вряд ли удасться так быстро вспомнить. А воротник ограничился простым, но крайне густым и объемным мехом. От нее пахло морозной прохладой и тонкими нотками стали. Зейн обнимает колени, уставив взгляд в ту же точку, что и юный сенсей. Молчит. Ожидает, когда друг сам заведет разговор с той ноты, что была ему тепла. В ответ на чужие действия блондин лишь подвигается ближе к другу, осторожно придерживая теплую вещь на своих плечах. Скрываться под фальшивыми эмоциями, казалось, уже не нужно, не было смысла, ведь Зейн знает, он чувствует, что всё далеко не так, как лидер пытается показать себя команде. — Как ты думаешь, он ещё вернется? — этот вопрос нес в себе куда более глубокий смысл, ведь Монтгомери имел в виду именно то, сможет ли Гармадон принять сторону добра и отказаться ото всепоглощающего зла, что подняло его из мертвых. Ниндроид хмыкает. Как-то печально и в то же время насмешливо. Насмехается над этой малой вероятностью, что сам сгусток зла вдруг решится сойти с грешного утеса, вернуть семью и прежнюю жизнь нормального человека. Звучит недостаточно реалистично. Но все еще возможно. Однако нужно ли это ему? Вряд ли. —Не знаю. К сожалению, я не могу тебе дать точный ответ на этот вопрос. Я не думаю, что самый что ни на есть злодей захочет вдруг бросить тот образ жизни, к которому привык не за один десяток лет. — вздох. Рука мягко ложится на плечо мальчишки, по-дружески приобняв. Слышать горькую правду было невероятно трудно и даже больно, а потому блондин невольно меняется в лице, огорченно вздыхает и обессиленно кладет голову на чужое плечо. Бледный висок оказывается прижат к металлическому телу, пока сам мальчик не пытается более размышлять, просто отдается теплым воспоминаниям. — А если... Если я буду ждать, станет ли это очередной моей ошибкой? — Монтгомери снова задается глупым вопросом, не теряя той крохотной надежды на то, что его отец другой и способен меняться. —Ожидание и несбывшиеся надежды впоследствие имеют привкус глубокого разочарования. — тоном спокойным, но точным выстрелом последовал ответ. Глаза взметнулись в загадочное и столь чарующе-страшное небо. —Нужно жить настоящим. Не цепляться за прошлое и не строить свое вымышленное будущее. Это, возможно, приятно, жить в мечтах, но..не имеет смысла. — Зейн замер, зажмурился от внезапного морозного дыхания ветра, навевавшего воспоминания о собственном отце. Стало на душе так сладостно приятно и в то же время больно тоскливо. —Твой отец изменился со времен вашей последней встречи. Сенсея Гармадона больше нет. И ты вырос. Из непослушного отрока-эпицентра проблем, во взрослого состоятельного мужчину. Быть может, это призыв измениться самому, чтобы суметь бросить вызов той "личности", что когда-то была твоим отцом?  — блондин вздрагивает, прикрывает глаза и прижимается ближе, ища желанной защиты от представшего перед его глазами выбора. Нависает задумчивая пелена молчания, что послужило Жульену сигналом для продолжения своей речи. — Пока у тебя есть время на то, чтобы подумать над этим. В любом случае..Я и ребята.. Мы всегда остаемся на твоем стороне и поддержим любое твое решение. Ллойд.