Королева отверженных

      Ночью в ее комнате окно, как всегда, было раскрыто нараспашку. Ветер игрался со шторами и покрывалами на ее постели, путался в ее волосах, но Азхар не спала. Она думала.       Подозрительно. Как все сложно и подозрительно.       Торан ат-Павиа вернулся после Великой Войны сам не свой, в это она еще могла поверить. Памани, прабабка Азхар, в ужасе схватила детей и укатила к родственникам в Сентинель. После стал звереть Сефир. Настолько, что изнасиловал свою троюродную сестру, и плодом этого «союза» стала ее мать, Шарафа. Ее воспитывала простодушная служанка Табула, не заслужившая после смерти от Сефира никаких почестей. Судя по тому, что Азхар знает о матери, характер у нее был прямолинейный и честный. Вряд ли она любезничала с Сефиром, за что и была изгнана из дома, выдана замуж против своей воле за первого, кто обратился с такой просьбой.       Именно поэтому с Гасаном перестали считаться. Не потому, что он купил себе титул, а потому, что женился на деве из проклятого рода, проклятого дома, где все ссорились и умирали, и никто, никто не хотел с ним родниться. Единственные, с кем «спелись» ат-Павиа — это семья ра-Каллагар, поскольку Сефир родил от одной из их женщин Диршана.       Возможно, Диршан и Шамаран, те самые, которых она посадила — братья.       Кошмар какой. Голову сломать можно. Азхар устало потерла глаза.       Еще есть Каусария. Каусария сбежала к эш’аба, но изо всех сил пыталась жить, как благородная госпожа. Она общалась с жителями трущоб, собирая деньги на улучшение их жизни, обещая добраться до чиновников, но в итоге тратила их сама. Стыдилась и тратила. Стыдилась и тратила. При этом изо всех сил пыталась пробиться в Совет, и теперь, когда Диршан сидит и больше никогда оттуда не выйдет, у нее есть на это все шансы.       Хотя вряд ли. Она же эш’аба. То есть у короля выбор между Ашераном, ее дядей, и самой Азхар.       Ашеран вряд ли согласится. Получается, либо Джафира’джад позовет ее, либо объявит весь род опальным.  — Почему не спишь? — спросила лежащая рядом Жанду.  — Я не могу. Я думаю.  — Опять про родственников своих?  — Да. Я — дочь женщины, появившейся на свет из-за изнасилования.  — Твоя-то печаль в чем? Не ты совершила это. Это не твоя вина.  — Говоришь как Марселан.       Аурил улыбнулась.  — У тебя будет время над этим подумать. Сейчас тебе надо отдохнуть.  — К тому же, остался нерешенный вопрос. Каусария.  — А что с ней?  — Винсент и Марселан должны отчитаться «Вестнику». У нас выбор — либо мы покрываем ее, не отдаем газете ее дневники, хотя стоило бы, и тогда у меня в доме будет жить противная бабка, которая будет тратить на себя все деньги, какие ей дашь, да и в целом вряд ли будет чем-то полезна. Плюс в этом случае мы немножко закопаем Джафира’джада, а ссоры с королем я точно не хочу.  — Либо?..  — Либо мы отдаем все рукописи Винсента и записную книжку Каусарии неотредактированными, чем хороним и Каусарию, и себя.  — А себя-то причем? Ты не отвечаешь за дела родственников.  — Сложный вопрос. Я боюсь кривых взглядов, боюсь, что когда я буду спускаться в порт, на меня будут смотреть косо из-за Каусарии.  — Ты посадила Корнелиуса, спасла всех его проституток, всех пристроила, всем нашла какую-никакую, но работу. Пожалуй, это говорит о тебе гораздо больше, чем родство с наполовину выжившей из ума бабкой.  — Да какая она бабка… Она младше Джамилы.  — Ну и ладно. Предлагаю подумать об этом завтра.  — Хорошо.       Азхар изо всех сил попыталась не думать о произошедшем, о сидящей у нее взаперти Каусарии, но получалось плохо; она уснула глубоко за полночь, и сон ее был беспокойным.       Утром после завтрака она собрала всех, в бывшей комнате Гасана, дабы посоветоваться.  — Я голосую за второй вариант, — бросил Винсент. — Ну, тот, который включает в себя сдачу «Вестнику» ее дневников. Джафира’джад во врагах тебе точно не нужен.  — Поддерживаю, — кивнул Марселан. — Я не очень понимаю, почему ты вообще ставишь этот вопрос. Здесь все очевидно.  — Дж’Хара согласна с ребятами, — вставила свое слово каджитка. — Какие вообще могут быть вопросы? Короля надо иметь в друзьях.       Азхар упрямо сидела, задумчиво глядя в пол.  — Или тебе ее жалко, потому что она твоя бабка? Пусть и не родная, — спросил Марселан.  — Нет. Вообще ни разу. Она мне чужой человек. Я просто думаю вот о чем… Не кажется ли вам странным, что Сефир, будучи сначала спокойным и уравновешенным, вдруг резко начал звереть?  — Учитывай, что ты знаешь это лишь со слов самой Каусарии, — резонно возразил Винсент. — Не думаю, что она — тот человек, которому в этом вопросе стоит доверять.  — А кому тогда доверять? У нас больше нет никаких свидетелей.  — Ну, ты же общалась с духом матери. Почему бы тебе не вызвать дух прабабки?  — Дж’Хара поддерживает! Это отличный план. Как ее?.. Памани?.. Уж Памани-то точно ни к чему врать.  — Хорошо, резонно. Так что мы делаем с Каусарией?  — Что значит «мы»? — усмехнулась Жанду. — Твоя бабка. Ты и решай. Захочешь — я ей башку снесу. Захочешь — в море выкину. Ты тут главная, а мы так, в гости зашли.  — Я бы поспорила с положением «гостей».  — Жанду права, — улыбнулся Марселан. — Ты свободна. Ты хозяйка в этом доме. Что и как здесь будет происходить, решать тебе и только тебе. Мы будем действовать исходя из твоих приказов.  — Хорошо. Тогда… Тогда несите неотредактированные рукописи.  — Стража определенно этим заинтересуется. Попахивает мошенничеством, — сказал Марселан, кивнул Винсенту, и вместе они ушли в «Вестник».  — Так, теперь осталось еще несколько вопросов. Дж’Хара, в первую очередь, к тебе.  — Да-да?  — Как там дела с заказами?  — Дело движется вяло, но вначале всегда так, — она пожала плечами. — Нужно растрындеть на весь Эльсве… Хаммерфелл, что у нас делают хлопушки и фейерверки.  — Отец, помнится, говорил, что скоро у Джафира’джада прием гостей из Хай Рока…  — Предлагаешь подарить ему партию?  — А почему нет? Выйдет статья в «Вестнике». Каусарию обвинят в мошенничестве. Я, дабы извиниться за действия родственницы, сделаю королю «подарок».  — Хорошая идея, — каджитка довольно закивала. — Надо только дать Касне задание, чтобы фейерверки были какие-нибудь, не знаю. Поинтереснее. С подвывертом.  — Определенно.  — А дальше что? — спросил Жанду.  — Что?  — Вот вы выдадите королю партию вот этого безобразия. Что потом?  — При хорошем раскладе к приему сделаем партию побольше. При плохом, ну, что-нибудь еще придумаем. Деньги еще есть.  — Азхар помнит, что ей причитается от «Вестника»? — напомнила каджитка.  — В первую очередь причитается Винсенту, Марселану и Леонину. Как минимум за моральный ущерб. Кстати, Дж’Хара, что там с девочками?  — Какими?.. А-а-а, от Корнелиуса?  — Да.  — Ну, четверо устроились у тебя на фабрике, работают с порохом, еще пять занимаются уборкой, укладкой всего в коробочки и прочей полезной деятельностью. Остальные пока сидят на «Благословении».  — А Сенинда?  — Она там же, — ответила Жанду.  — Надо поговорить с ними. Может, и они умеют что-то, что мне пригодится. Составите мне компанию?       Жанду и Дж’Хара кивнули, и они покинули поместье, не обращая на вялого Леонина, сторожившего дверь Каусарии, и вопли самой редгардки, требовавшей ее отпустить. Взяв верблюдов, они легкой рысью направили их к порту, к «Благословению», где их ждали женщины, освобожденные от рук Корнелиуса.       На средней палубе было шумно. Кто-то кашеварил, кто-то резался в карты и кости, кто-то читал и просил всех остальных вести себя потише. Когда хлопнула дверь, все замолчали, ибо бывалые моряки, что тоже находились здесь, уже по звуку шагов понимали, что идет их капитан.       Жанду захлопала в ладоши, привлекая к себе внимание и требуя тишины одновременно, после чего кивнула Азхар.  — Меня интересуют дамы от Корнелиуса.  — Он сядет? Скажи, он сядет?  — Сядет, как миленький. Может, даже его повесят, я не знаю. Я пришла сюда немного не за этим. Я хочу, чтобы каждая из вас рассказала мне, что она умеет, чтобы я могла пристроить вас хоть куда-то.       Жанду поднесла ей табурет и усадила Азхар на него, а после жестом выгнала всех шатающихся на судне матросов.  — Кто начнет?       Девушки одна за одной подходили к ней и показывали плоды своих трудов. Кто-то шил, кто-то хорошо готовил, кто-то когда-то давно ухаживал за скотиной. Азхар ликовала. Найти работников, с которыми не придется торговаться, которые сразу будут тебя уважать, да еще и радостно предлагают тебе все свои навыки — это то, о чем мечтает любой владелец собственного дела.       Ну, кроме кучи денег, конечно же.       Девушку, показавшую свои платья, она взяла к себе в поместье в качестве своей штатной швеи, кого-то отправила готовить еду работницам фабрики, дочку конюха, которая всю жизнь провозилась с верблюдами, снарядила управлять повозками; всем остальным так же нашлось дело, если не в поместье, то на производстве, а если ни там и ни там, то Азхар пообещала дать лучшие рекомендации и пристроить девушек на нормальные должности. Осталась последняя.       Сенинда. Та самая, которая лежала на ее постели, позволив своей госпоже разгуливать по городу.       Азхар поманила ее к себе, и та, немного нехотя, подошла.  — Рада снова видеть тебя в добром здравии. Для тебя у меня есть особая работа.  — Боюсь спросить, какая.  — Я знаю, что ты прекрасно владеешь косметикой, и можешь нарисовать на своем лице любое другое.  — Ну, не любое, но могу.  — Я хочу, чтобы ты была с нами. Выполняла мои поручения, помогала моим друзьям маскироваться.  — Любой каприз за твои деньги.  — Уж поверь, за деньгами я не постою.