Королева отверженных

      Когда солнце спряталось за горизонт, и Массер и Секунда появились на небе, Жанду в плаще вошла в заведение Корнелиуса. За стойкой стояла уже другая девушка, редгардка, не та, с которой разговаривал Винсент; она с интересом посмотрела на высокую фигуру, и та положила перед ней записку.  — Сенинда? Она тебя ждет, добрый господин?       Жанду кивнула.  — Ну… Хорошо. — Редгардка скрылась в служебных комнатах. Ее долго не было, и капитан уже начала было злиться, но она вернулась, а вместе с ней была и лже-Азхар — с крашеными волосами и выделенными скулами.  — Похоже? — спросила Сенинда, и Жанду кивнула, жестом попросив девушку следовать за собой.  — Сени?.. Будь осторожна, — бросила ей вслед редгардка за стойкой.       Жанду закинула свою спутницу на верблюда и сама села сзади в седло, погнав животное резвой рысью. В молчании они ехали по городу, избегая крупных улиц, и, наконец, добравшись до поместья, они оставили недовольное столь поздней работой создание в стороне и стали ждать.       Прошло где-то полчаса. Через черный ход никто не выходил. Жанду немного нервничала, Сенинда стояла с унылым лицом, и взгляд ее устремился в небо. Они молчали, вслушиваясь в тишину, пока наконец чутьем даэдра аурил не почувствовала трепет человеческих душ.       Одной из них была Азхар, это она точно знала.  — Так, здесь нас вроде никто не видит, — прошептал кто-то, и в его приглушенном голосе Жанду узнала Марселана. — Надо перекинуть ее через забор.       Аурил подбежала к ним с другой стороны, и Сенинда последовала за ней.  — Это я, — прошептала Жанду, искренне надеясь, что лже-Азхар не обратит внимания на ее металлический голос. — Перекидывайте, я поймаю.  — Фух! Отлично. Госпожа — прости, привычка! — вставай нам на руки и лезь.       Над высокой оградой поместья показалась голова Азхар; бретонцы подкинули ее, и она животом легла на нее, а с обратной стороны ее перетащила вниз Жанду.  — Отлично. Принимайте Сенинду, — прошептала аурил.  — Стой! Две минуты, — бросила Азхар. Она подошла к проститутке и посмотрела прямо ей в глаза по редгардской традиции, но та лишь вновь закатила очи к небу. — Я хочу отблагодарить тебя сверх того, что дали тебе эти люди. На столике у кровати стоит шкатулка. Это тебе.  — Хорошо, спасибо. Надеюсь, меня не убьют потом за то, что я ее унесла?  — Нет. Ничего не бойся. Просто… не выходи из комнаты. Марселан будет с тобой, он поможет, если что.  — Хорошо. А теперь перекиньте меня, — бросила Сенинда, и Жанду послушно помогла ей перебраться через ограду.       Азхар отряхнула свое бархатное платье, накинула на себя плащ и надела капюшон.  — Ты сегодня при полном параде, я смотрю, — улыбнулась Жанду.  — А то! Мне надо произвести впечатление. Не забывай, что мы потом пойдем в банк и в стражу. Да и если нас на улице поймают, мне нужно будет представиться. — Она вытянула руку с раскрытой ладонью, и аурил увидела кольцо-печатку на ее пальце.  — Я рада, что ты ожила. Ты больше не так грустна, какой была всего несколько недель назад.  — Самой удивительно, как я так быстро начала хвататься за жизнь?.. Но я предлагаю поговорить об этом потом. Нам надо в усыпальницы.  — Я взяла верблюда. Иди за мной.       Они вернулись к животному, и Жанду закинула Азхар ему на спину, после чего залезла следом; они двинулись по городу в сторону садов ат-Павиа, где и лежала Шарафа. Род этот был достаточно старым, поэтому Азхар несколько удивилась, когда вместо огромной погребальной залы увидела небольшую башенку, возле которой дежурили два редгарда.  — Стой! Вы кто? — бросил один из них, положив руку на меч. Редгардка спрыгнула с седла, подошла к охраннику и показала кольцо.  — Азхар ат-Павиа. Я хочу почтить память своей матери.       Редгарды переглянулись. Они служили семье ат-Павиа не первый год, но саму Азхар никогда не видели.  — Как смеешь ты присваивать себе фамилию знатной семьи? — угрожающе насупился второй.  — А теперь повнимательнее посмотри на мое лицо. И кольцо. Могу показать еще и кольцо самой Шарафы ат-Павиа, для сравнения.       Охранники переглянулись, а Азхар сняла капюшон.  — А ведь похожа, — протянул один из них и наклонился, чтобы повнимательнее рассмотреть кольцо. Увидев характерный для рода ат-Павиа орнамент, он поклонился. — Прости, что не признали тебя, госпожа. Прошу, не гневайся на нас.  — К чему гнев, вы лишь выполняете свою работу, и выполняете ее хорошо, — улыбнулась она, и редгарды расступились, позволив девушке и ее спутнице войти внутрь.       В башенке было тепло и уютно: стояли столы, книжные шкафы, а в углу начиналась лестница, ведущая вниз, и только сейчас Азхар поняла, что основная усыпальница находится под землей, а башенка нужна жрецам Ту’Вакки как место для работы. Один из них стоял у алтаря и, когда хлопнула входная дверь, повернулся, с интересом осматривая посетительниц.  — Когда Ту’Вакка сказал мне, что сегодня в усыпальнице будут нежданные гости, я удивился, — улыбнулся он. — Но вы здесь.  — Я хочу почтить память Шарафы ат-Павиа, — бросила Азхар.  — Шарафа… — Жрец устало усмехнулся, встал с колен и взял свечу; тусклый ее свет осветил его лицо, показав морщины и легкий налет седины на бровях. — Давненько я не слышал этого имени. Никто не ходит к ней. Она не заслужила уважения ни при жизни, ни после смерти.  — Я знаю. И все же она моя мать.  — Я рад, что кто-то все же помнит ее. Следуй за мной, — кивнул жрец, и Азхар, а следом за ней и Жанду, отправились вниз, в усыпальницы.       В путанных коридорах, освещенных факелами, потерялся бы кто угодно, но жрец уверенно шел вперед, не сбавляя темпа, пока, наконец, не остановился у каменного гроба и барельефа над ним.  — Здесь. Зажги жаровни и скажи все, что хочешь сказать. Я буду ждать вас там, за поворотом, — он указал рукой в сторону. — Не бойся, даже если я что и услышу, то никому никогда ничего не скажу.  — Спасибо, — кивнула ему Азхар. Когда жрец скрылся из виду, она взяла один из факелов, зажгла жаровни и села на колени перед гробом матери. Слова путались в ее голове.       В усыпальнице царила тишина. Жанду молча стояла сзади. Наконец, редгардка заговорила:  — Я знаю, мое существование и благополучие не особо тебя заботили, как и отца. И, скорее всего, ты оставила мне наследство просто для того, чтобы насолить ему. Но все же — спасибо. Хотя бы за деньги.       По коридорам прошелся ветерок. Аурил почувствовала еще одну душу, свободную, бестелесную, и перед Азхар появился призрачный силуэт женщины.  — Встань с колен, девочка, — сказала она, и редгардка дернулась, узнав этот голос. — Удивительно, что ты не забыла меня.  — Знаешь, мам… Все это время ты была для меня добрым духом, что оставил меня по воле злого случая. Я вспомнила, как ты водила меня в порт смотреть на корабли. Как давала мне самой кататься на верблюде, почти его не придерживая. Как пробралась ночью вместе со мной на чье-то судно. Твои письма… Твой дневник… Разбили мне сердце.  — Я знаю, — кивнула она. — Прости, дитя. Когда ты родилась… Я не смогла тебя полюбить.       Воцарилось молчание.  — Так не должно было быть. Это неправильно, — прошептала Азхар.  — Я знаю. Я честно пыталась заставить себя любить. Ты моя дочь. Ты была ребенком, который ни в чем не виноват — ни в моей судьбе, ни в дурацких идеях твоего отца. Увы, меня не хватило надолго. Мне жаль.  — Когда я узнала, что я была для вас с отцом всего лишь пешкой, предметом спора, я… Я плакала.  — Я понимаю. Я тоже много плакала, когда поняла, что не могу стать нормальной матерью. Я просто не хотела этого. Не хотела тебя. Не хотела замужества. Да даже главенства в роду ат-Павиа я тоже не хотела! Все решили за меня.       Призрак сел на колени перед Азхар, и девушка внезапно почувствовала тепло.  — Я думала, призраки холодные.  — Через меня льется любовь Ту’Вакки на тебя, дитя. Пусть я не была воином, пусть я не успела стать ни советницей, ни ремесленницей, ни воительницей, ни хорошей матерью, он смилостивился над моей душой и забрал к себе.       Они замолчали.  — Хочешь ли ты сказать что-то еще? — спросила Шарафа.  — Я… Я не знаю. Я была обижена на тебя, за то, что я была тебе не нужна, и обижена до сих пор, но теперь я понимаю, что это не твоя вина. Ты сделала все, что смогла.  — Я рада слышать это. В конце концов, раз ты здесь, значит, ты нашла себе друзей, нашла способ обойти дурацкие запреты Гасана, а значит, хотя бы часть моих трудов не пропала зря.  — Мама, жизнь в меня вдохнули воры и контрабандисты, а в поместье на моей кровати вместо меня спит ряженая проститутка.  — Я жила всю жизнь в среде благородных господ, и, знаешь, мне сложно сказать, что лучше. Можно сказать, ты поменяла шило на мыло.       Азхар замялась, не зная, что сказать. Шарафа смотрела на нее, и взгляд ее был полон печали.  — Могу ли я попросить тебя кое о чем, дитя?  — Да?  — Я не рассчитываю на то, что ты ринешься выполнять мою просьбу. Хоть ты и дочь мне, мы все же чужие друг другу люди. Я так и не смогла полюбить тебя, и мое сердце разрывалось от стыда и раздражения каждый раз, когда ты просила прочитать тебе сказку или поиграть с тобой. Но прошу тебя… Не будь мной. Я умоляю тебя — не будь мной.       Азхар смотрела на нее, и на глаза ее навернулись слезы.  — Не стань жертвой интриг, не позволь запереть себя в клетке. Помни — ты не должна платить за грехи своих предков! Если я была для всего мира породистой овечкой, которую можно отдать или забрать, то будь злобной тварью, чтобы никто и подумать не смел сотворить с тобой такое. А вторая моя просьба… Отомсти за меня.  — Кому?..  — Всем. Роду ат-Павиа за то, что практически продали меня. Гасану за то, что купил и убил.  — Кстати о Гасане… — подала голос Жанду. — Не хочу вмешиваться, но, может, ты знаешь… Он посылал огромные суммы королю еще до того, как встал вопрос о замужестве Азхар. Чего он хочет?       Шарафа криво усмехнулась, глядя на аурил. От ее призрачного взора не скрылась даэдрическая природа Жанду.  — Он пытался повлиять на некоторые решения короля, которые, с его точки зрения, плохо сказались на экономике. Суммы предназначались не королю, а его советникам, которые должны были переубедить его в ту сторону, которая нужна Гасану.  — Именно эти деньги ты и уперла?  — За что поплатилась головой. Мы и до этого ссорились, но это стало для него последней каплей.  — Хорошо, мама, — подала голос Азхар. — Я отомщу за тебя.  — Спасибо. — Она положила руку на сердце и коротко кивнула. — Я буду присматривать за тобой и молить Ту’Вакку о твоем спасении.  — Боюсь, мне понадобятся более действенные силы, — усмехнулась Азхар.       Призрак исчез, и редгардка сжала кулаки; даже не видя ее лица, Жанду чувствовала, что она полна решимости. Роду ат-Павиа и Гасану в частности очень скоро придется несладко.  — Что теперь? — спросила аурил.  — Пошли отсюда. Здесь нам больше делать нечего. — Азхар уверенно направилась к углу, где должен был стоять жрец; мужчина встретил их, вежливо поклонился и отвел обратно на поверхность. Жанду закинула свою спутницу на спину верблюда, села следом сама и повела его степенным шагом прочь в ночную прохладу Сентинеля.       Какое-то время они ехали в полном молчании.  — Что дальше? — вновь спросила аурил.  — Надо дождаться утра и явиться в тюрьму. Спросить, сколько стоит свобода той… Как ее зовут?  — Дж’Хара. Она каджитка.  — Я помню, что она каджитка. Там же заверю кольцо. Возможно, придется пробежаться по всем инстанциям, но это ничего. В случае необходимости, я думаю, Сенинда согласится посидеть в поместье еще денек.  — Хорошо. Мы спасем Дж’Хару. Дальше что?       Азхар задумалась.  — Я… Я не знаю. Я должна отомстить за себя и за свою мать. Но пока что я не имею ни малейшего понятия, как это сделать.  — Я думаю, тебе нужно убежище для начала, — Жанду говорила шепотом, постоянно озираясь, надеясь, что никто из проходящих мимо людей не услышал металлические отзвуки в ее голосе. — Тебе нужно время. Мы… Мы что-нибудь придумаем.  — Мы… — Азхар едва заметно улыбнулась. — Все так изменилось, Жанду.  — Я знаю.  — Жанду…  — Да?  — Я благодарна тебе. За все. Но… Прости, если я так и не смогу ответить тебе взаимностью.  — Я и не настаиваю.