Оставь мне выбор

      Сквозь распахнутые окна просачивался свежий воздух, и весь кабинет был залит ароматом недавно скошенной травы и яблок, которые виднелись в саду из окон. Лёгкий ветер приносил с собой тихий шелест листвы и щебет птиц, спрятавшихся среди деревьев.       Фаулер раздражённо хлопнул тяжёлой ладонью по столу, разрушив всю безмятежность момента, который случайно поймал Гэвин. Мужчина отвернулся от окна и взглянул на напряжённое лицо капитана.       — Не пойдёшь! Ты задрал, каждый месяц ходишь ко мне с одним и тем же! Тебе заняться нечем?       — Нечем! — Гэвин развёл руками. — Я и так сколько сижу на жопе ровно! Джеффри, будь человеком, пусти в патруль. Сам знаешь, людей не хватает, а я в четырёх стенах с ума схожу.       Фаулер скрестил руки на груди, насмешливо кивнув. Заглянувшее сквозь жалюзи в кабинет утреннее солнце ударило по глазам, заставив его откинуться на спинку рабочего кресла.       — А с ногой твоей я что делать буду?       — Да ничего не надо с ней делать! Она в полном порядке, выполняет все предназначенные для неё функции. Я даже не хромаю!       Почти, — чуть было не ляпнул Гэвин, но вовремя прикусил язык. Да и хромал он только на погоду, отчего Миллеры прозвали его местной метеостанцией.       Капитан устало покачал головой. Ей богу, проще было отпустить Рида на все четыре стороны, чем спорить с говнюком. Никто другой на его месте не возмущался бы вынужденному отпуску в летний сезон: гуляй, купайся — не хочу!       — Нет. Это моё последнее слово, — припечатал Джеффри, прерывая рукой готовый выплеснуться поток возмущения. — Ещё месяц посиди, как Даниэль сказал, а потом будем тебя выводить потихоньку.       Гэвин раздосадовано махнул рукой и потёр пальцами щетину. Под строгим и чуть уставшим взглядом начальника, он прошёлся по кабинету, изучая давно знакомые вещи, пылившиеся на полках, и обдумывая все варианты.       — Что будет с моим отрядом? — Наконец спросил он, обернувшись на Фаулера.       Тот задумчиво покрутил в руках толстую, почти такую же, как его пальцы, самокрутку, а затем отложил в сторону, решив пока не поджигать.       — Пока останутся с Крисом, а к зиме, посмотрим, может Энди получит мальков.       — А я?       — Майк через пару недель приведёт новичков из Ранкина, вот ты их и возьмёшь.       Гэвин прищурился. Не на это он рассчитывал.       — Какой, нахуй,Ранкин? Отдай мне Коннора с Маркусом…       Джеффри фыркнул, неожиданно развеселившись.       — Ишь кого захотел! С ними Дейв прекрасно справляется.       — …или с той рыжей девчонкой, — упрямо договорил Гэвин, не сдаваясь. — А Манфред пусть остаётся с Дейвом. У него четверо новобранцев!       Капитан ядовито прищурился:       — На данный момент — это самый эффективный отряд среди новичков. Предлагаешь мне разбить такую команду?       — Да он гоняет их, как проклятых!       — Вот именно! — Джеффри опять треснул по столу кулаком, от чего тот жалобно скрипнул. — И никто из них не жалуется.       — Так, а кто сказал, что я не буду их гонять?       — Ой, всё, вали отсюда, Рид! Чтоб духу твоего тут не было до следующего месяца! Если понадобишься — вызову.       Гэвин, скрипя зубами, схватился за ручку двери, но повернулся и угрожающе ткнул пальцем в сторону закатившего глаза капитана:       — Этот разговор ещё не окончен.       Выйдя на улицу, Гэвин с удовольствием вдохнул утренний чуть прохладный воздух, в котором слышались лес и роса. Он двинулся вниз по улице с низкими обветшалыми домиками, которые местные жители изо всех сил старались поддерживать в адекватном состоянии. Кто-то с утра пораньше косил траву, кто-то спиливал мешающиеся ветки клёнов на заднем дворе. Как только Рид смог нормально ходить, он со скуки взялся за мелкий ремонт, который давно требовался его конуре, и дошёл до того, что совсем недавно закончил горбатиться над террасой под навесом, на которой теперь приятно было развалиться летнем вечером, зажав в зубах сигарету, а в руках гитару или кружку с праздничным кофе.       Мысленно облизываясь на любимый напиток, который приходилось экономить, Гэвин краем уха уловил лёгкий приближающийся шаг, но не успел повернуться, потому что кто-то бесцеремонно навалился ему на спину и закрыл ладонями глаза. Он охнул, чуть пошатнулся, но всё же удержался на ногах, недовольно обернувшись. Тина рассмеялась, запрокинув голову.       — Что ты творишь? — Пробурчал он, выпрямляясь.       Тина фыркнула и по-дружески врезала ему кулаком по плечу.       — Гэвс, время девять утра, а ты уже ходишь с лицом, похожим на куриную задницу! — Поганка снова рассмеялась, отскакивая от друга на несколько шагов. — Дай, думаю, растормошу тебя.       — И ты не придумала ничего лучше, чем сломать мне спину?       — Пф! Не прибедняйся, Мистер На-Мне-Всё-Заживает-Как-На-Псине.       Гэвин покачал головой и двинулся в сторону главных ворот. Тина шагала рядом.       — Как твоя нога?       — Чэнь, ну хоть ты не начинай! Нормально с ней всё.       — О, дай угадаю! — Девушка с притворным азартом хлопнула в ладоши. — Ты такой злой, потому что Фаулер опять не пустил тебя в патруль?       — Не в бровь, а в глаз. Сказал сидеть на жопе ещё месяц.       Тина закатила глаза.       — Вот вообще не понимаю, чего ты жалуешься. Сгонял бы на Сильвер-Лейк на пару деньков.       Гэвин только отмахнулся. Ему не хотелось говорить о том, что единственный говнюк, с которым он бы хотел провести два дня на берегу озера, был занят бесконечными тренировками и свалившимися на него патрулями. Впрочем, идею Рид мысленно одобрил и отложил до удобного случая.       — Ну или дострой свою зону барбекю и позови уже нас всех на праздник живота!       — Иисусе, ты вообще думаешь о чём-то, кроме как о еде? — Хохотнул в ответ Гэвин и тут же охнул от прилетевшего в бок острого локтя.       — Слышь, завались! Я не виновата, что иногда на меня нападает жор.       — Мм, ты там не «это самое»?       Тина кинула на него вопросительный взгляд, но потом до неё дошло, и девушка страдальчески простонала, хлопнув себя по лбу.       — «Беременна», Гэвин! Это так называется и тебя не поразит молнией, если ты произнесёшь вслух это слово. И нет, я не бе-ре-мен-на! — В доказательство она пощупала свой абсолютно плоский живот. — Наверное…       Рид скептично приподнял бровь, пока подруга продолжала озадаченно ощупывать себя, и завернул на длинную центральную улицу, в конце которой виднелись сторожевые вышки. В ранний час на улице не было пусто — работяги во всю пахали на лесоповале, конюхи вели цокающих лошадок под уздцы, перевозили сухое сено на ржавых древних пикапах.       Подначивая друг друга, Тина и Гэвин прошли мимо оранжерей, в которых садовники гнули спины над грядками. Ближе к центру, торговцы открывали свои магазинчики, выставляя ароматный хлеб, сыр и молоко. Запахи свежих продуктов смешивались с ароматом цветов, растворяясь друг в друге. Солнце ещё не успело распалиться до полуденного зноя, но ласково пригревало, от чего над землёй призрачной дымкой нависали испарения от прохладных ручьёв.       Обычно Гэвина тянуло блевать от всех этих мерзких людей, восхищающихся каждому дуновению ветра, и недалёких девчонок, повально бегущих плести венки из цветов, но сейчас он слишком ценил свою жизнь, чтобы не порадоваться таким мелочам. Похоже, так начинается старость.       Рид тяжко вздохнул, замечая на себе хитрый взгляд подруги.       — Что?       — Ты так уже оброс. Может снова тебя побреем?       Он хохотнул, вспоминая, как Миллеры притащили откуда-то машинку для стрижки волос в госпиталь, и под возмущённые вопли побрили ему череп, уничтожая вместе с лохмами и его шикарную густую бороду. Тогда только ленивый не сделал комплимент его внезапной смене имиджа, хотя Рид в принесённое Крисом зеркало видел себя исхудавшим, покрытым синяками почти лысым уголовником. Впрочем, волосы не собирались покидать его надолго и отрасли достаточно быстро.       — Криса своего брей, зачем тебе ещё муж? — беззлобно пробурчал Гэвин под смех подруги.       По прямой дороге, с едва видневшейся на разбитом асфальте дорожной разметкой, они дошли до ворот. Возле шелтеров привычно кружили патрульные и конюхи. Рид принялся ветреть головой в поисках Коннора. Парень последние два дня пропадал на «жирдяйке», которую почти восстановили после зимнего пожара, и Гэвин чертовски ему завидовал. И чертовски скучал.       Его отряд стоял неподалёку, но самого Андерсона видно не было. Тогда Гэвин подошёл к распрягающему лошадь Манфреду, коротко кивнув вымотанным Норт и Джошу. Тина уже висела на шее запыхавшегося Криса.       — Здарова, — пробурчал Гэвин, когда Маркус поднял на него свои разные глаза.       Было как-то стрёмно и непривычно общаться с ними на равных, после всего, что произошло зимой. Теперь они не напоминали Гэвину шумных неуравновешенных пиздюков с забитыми ватой головами. Не после того, как Маркус и Норт после возвращения пришли в палату и молча пожали ему руку. Не после того, как они с обеих сторон обнимали Коннора на похоронах Хэнка. Но Маркус, казалось, не испытывал никаких душевных терзаний по поводу общения с Ридом. Он выпрямился и, приветливо улыбнувшись, протянул ему руку.       — Привет, Гэвин.       Рид пожал его сухую ладонь.       — А где Коннор?       Мужчина невольно повёл плечами, стряхивая с себя ощущение чужого прожигающего взгляда. Очень хотелось обернуться, но он сдержался.       — Он уже ушёл. В ту сторону.       Гэвин проследил взглядом за рукой, на секунду замешкавшись.       — Я понял. Спасибо.       Маркус кивнул и вернулся к лошади, а Гэвин направился по вытоптанной тропе в сторону диких садов, за которыми начиналось кладбище. Обнесённое забором из камня, с аккуратными дорожками и подстриженными цветущими кустами, оно больше напоминало парк и совсем не казалось каким-то траурным местом, особенно когда солнце заливало его светом, проникая сквозь пышные чуть желтоватые кроны.       Коннор нашёлся в дальнем секторе возле крупного серого камня, похожего на кусок породы, вырванной из скалистой горы. Он стоял на одном колене, прикрыв глаза и едва заметно шевеля губами. Лучи грели его спину, обтянутую тёмной хенли, рюкзак лежал рядом на земле. Гэвин прислонился спиной к стволу дерева поодаль, решив не мешать.       Он тоже приходил сюда, когда дома было совсем невмоготу. Просто садился в широкой тени растущего рядом клёна, закрывал глаза и думал. Думал о том, как впервые очнулся и понял, что он всё ещё жив. Думал о том, как впервые адекватно смог мыслить, как по крупицам собирал в голове воспоминания о том, кто он, где он и что произошло.       Думал о самом первом своём осмысленном воспоминании, глубоко врезавшимся в память — ему не больно. Ни одна часть его тела не горела огнём, и вторая пришедшая вслед за эйфорией мысль о том, что он парализован развеялась, стоило ему только слегка пошевелить всеми конечностями.       Все воспоминания были обрывочными, хаотичными, точно их выдернули из головы, перепутали и засунули обратно. Вот он смотрит на людей, которые кажутся ему знакомыми, но он не узнаёт ни одного из них. Вот говорит с Тиной, которая долго всхлипывает и обнимает его, а потом говорит, что его мальчик добрался до дома, а Хэнка больше нет.       Гэвин около суток не мог понять о каком «мальчике» говорит Тина и кто такой Хэнк Андерсон. Это злило его, потому что он нихрена не понимал и чувствовал себя беспомощным куском говна, на который все смотрят с пониманием и снисхождением.       Но вся злость внезапно утихла, когда вечером на пороге палаты остановился смутно знакомый человек, не отрывающий своего цепкого взгляда, и не подходя ближе, словно Гэвин был буйным, который мог в любой момент кинуться на него с кулаками.       Они молча изучали друг друга несколько секунд, затем парень оставил рюкзак, который держал в руках, у стены и сел на стул возле кровати, пока Рид пытался понять, почему его сердце вот-вот выпрыгнет из груди.       — Гэвин. — Спокойно произнёс посетитель сиплым, будто у него болело горло, голосом. — Ты меня помнишь?       Гэвин молча покачал головой, мысленно благодаря его за то, что не задаёт ему дурацких вопросов, типа «как себя чувствуешь» и «болит ли что-нибудь». Парень только кивнул. В его взгляде не было жалости или утешения, только лёгкое смирение и бесконечная усталость.       — Я Коннор.       Рид беззастенчиво рассматривал красивое лицо, потому что оно ему нравилось. Даже бледнеющий большой синяк на скуле, заживающие ссадины и зашитая бровь, его не портили. Черты казались знакомыми и незнакомыми одновременно, будто он точно помнил этого человека одним, а сейчас перед ним был тот же, но совсем другой.       — Ты симпатяга, Коннор, — признался Рид.       Уголки губ Коннора недоверчиво дрогнули, а потом он улыбнулся, от чего в уголках глаз появились морщинки-лучки. Гэвин понял, что уже влюблён в эту улыбку.       — Ты тоже, — сказал он, подавшись вперёд и облокотившись локтями на колени.       — Это я ещё не на все свои сто процентов выгляжу, — сонно фыркнул Гэвин и подмигнул ему сразу двумя глазами.       О, да. Он совершенно точно обожал эту улыбку.       Говорить о чём-то особо не было сил — Гэвина постоянно клонило в сон, но он сражался с собой, потому что ещё немного хотел побыть с Коннором, пусть ничего о нём не помнил. Они перебросились парой фраз, а потом парень встал и подошёл к рюкзаку.       — У меня кое-что для тебя есть.       — Подарок?       — Да.       Коннор протянул ему блеклый автомобильный номер, который Рид озадаченно покрутил в руках. С таблички на него смотрел почти стёршийся медведь, агрессивно распахнув пасть. Слабая искра сознания проскочила в мозгу, когда он прочитал надпись, и сразу потухла, так и не разведя костёр воспоминания.       — Мм. Классная ржавая железяка.       Коннор фыркнул и, забрав табличку из пальцев, поставил её рядом на тумбочку.       — Ты оценишь, когда вспомнишь.       Рид вспомнил несколько ночей спустя.       Вспомнил, как Хэнк Андерсон лет пятнадцать назад впервые спалил его с сигаретой после неудачного патруля и, вместо того, чтобы наорать, похлопал его тяжёлой лапой по спине и дал прикурить.       Ничего, малыш. Всё образуется.       Вспомнил, как десятилетний Коннор сорвался с обрыва в озеро, и Рид перепугался за него настолько, что, когда выловил и выбрался на берег, вцепился в мальчишку мёртвой хваткой и просидел с ним на песке минут двадцать, пока сердце не прекратило истерично колотиться о рёбра.       Прости, Гэвин.       Вспомнил метель, дом, охваченный огнём, кровавые пятна, расползающиеся на груди Хэнка, собственный ужас, многозначительную улыбку старика, будто он всегда обо всём догадывался, но молчал, и глубокие тени, залёгшие под карими глазами.       Воспоминания накатывали на него, как штормовые волны на берег. Они душили и обжигали щёки, но вместе с тем дарили ему облегчение от того, что его жизнь всё ещё его жизнь, она не канула в лету, а Гэвин не просто пустой кусок мяса со стерильной головой.       Когда он увидел Коннора в следующий раз — обострившегося, посеревшего, бесконечно усталого, похожего на пепел, — то молча обнял, притянув к себе. Хотелось орать: так как всё болело в груди от осознания, что Хэнк погиб, от осознания того, что Рид мог потерять ещё и его. Но он молчал, а Коннор только вцепился в его плечи в ответ. Они просидели так несколько минут или часов, не произнося ни слова. И Гэвин не был уверен, кто кого поддерживал, ведь они были как две разрушенные башни, которые не падали только из-за того, что опирались друг на друга.              Гэвин вынырнул из воспоминаний, когда услышал, как Коннор поднялся и закинул рюкзак на плечо. Он обернулся, кажется, совсем не удивившись внезапному наблюдателю.       — Скажи, что из правого кармана у тебя выпирает то, о чём я думаю, — заявил Коннор, подходя к фыркнувшему Риду. В карих глазах плясали смешинки.       — О, и о чём же ты думаешь?       — О чём-то длинном и сладком, что я готов сейчас слопать прямо с обёрткой.       Гэвин довольно хохотнул и вытащил из кармана шоколадный батончик, в который Коннор сразу же вгрызся, замычав от удовольствия.       — Гэвин, ты лучший человек на земле.       — Вас Дейв совсем не кормит, да? — спросил он, шагая по ухоженной дорожке в сторону кованых ворот.       — Почему же? Или ты веришь слухам о том, что если мы видим раненое животное, то съедаем его прямо на месте?       Рид расхохотался, хлопнув себя по лбу. Коннор тоже улыбнулся, покачав головой. Об Аллене и его методах руководства отрядами ходили разные истории, которые порой становились городскими легендами. Например, о парне, который споткнулся о корягу и ему пришлось идти две мили со сломанной ногой только потому, что он боялся разочаровать строгого командира. Или о том, что Аллен даёт новичкам непосильные нагрузки и морит голодом, закаляя таким образом дух и характер. Местные жители, не принимавшие участие в патрулях, строили эти теории на том, что якобы после смен его отряд выглядит болезненным и измождённым. И Гэвин и сам не против был позубоскалить из вредности над приятелем, но живодёром его точно не считал. Хотя и признавал, что тренирует он своих птенцов намного жёстче, чем остальные.       — Фаулер хочет всучить мне новичков, но место для тебя всегда открыто, — Рид поиграл бровями. — По старой дружбе.       Коннор только фыркнул, решив оставить незамысловатый намёк без ответа. Вместо этого, дожевав свой батончик, спросил:       — Капитан тебя выпустил?       Рид раздосадовано отмахнулся. Уныние снова захватывало его с головой, стоило только представить, сколько ещё предстояло сидеть без дела.       — В следующем месяце.       — О, ну… это всего лишь тридцать дней.       — Это целых тридцать дней!       Коннор мягко улыбнулся, толкнув Рида плечом.       — Воспринимай это как крайний месяц отпуска, за который нужно переделать все дела, до которых у тебя потом руки не дойдут весь год.       Гэвин закатил глаза. Засранец не оставлял ему шанса поныть даже в шутку и явно этим наслаждался, судя по довольной улыбке. Рид залип на изогнутых губах, а ещё едва заметной ямочке. Коннор шёл, прикрыв глаза и подставив лицо под утренние лучи, поэтому Гэвин позволил себе поразглядывать возмужавшего за последние полгода Андерсона чуть дольше нескольких секунд. Последнее время Гэвин всё чаще ловил себя на мысли, что скучал по нему всё сильнее. Эти месяцы он видел его раз в два дня и каждый раз, когда Коннор возвращался, ему казалось, что нечто неуловимое в нём продолжало меняться с каждым пережитым днём.       Они миновали пару улиц, дикий сад, от которого раздавался нежный аромат спелых яблок, и ближе к дому Андерсона неосознанно замедлили шаг, занятые бессмысленной болтовнёй. Без Хэнка дом не сильно изменился — Коннор следил за ним, но признавался, что для него одного он слишком большой.       Когда Гэвин научился сносно передвигаться на костылях, он заглянул сюда и был удивлён тем, что парень не стал убирать многие памятные вещи, которые напоминали о старике. Гэвин не мог представить, как Коннор обитал в месте, где буквально всё напоминало об ушедшем близком человеке, но был ему благодарен, что не стёр Андерсона совсем. Наверное, Рид не был готов так быстро отпустить его. Может быть и Коннор тоже. Они почти об этом не говорили.       Гэвин остановился напротив дома, взглянув на Коннора.       Они вообще много о чём не говорили. После всего, что произошло, их отношения словно бы законсервировались, не двигаясь ни вперёд, ни назад. Гэвин впервые оказался в ситуации, когда его буквально пополам разрывают противоречия — с одной стороны, после долгих недель лежания на больничной койке, бесконечных дум и самокопания, он пришёл к выводу, что нормально существовать без мальчишки он не сможет. Коннор врос в него так глубоко, что если ему придётся отдирать его от себя, то только с мясом и половиной жизненноважных органов.       Но с другой стороны он мучался от своей беспомощности и слабости. Страдал от ощущения неполноценности, когда тело не хотело держаться даже в сидячем положении дольше нескольких минут, а руки тряслись так, что не получалось держать даже ложку. От приступов самоненависти, особенно обострявшихся по ночам, он уставал настолько, что хотелось наплевать на то, что он взрослый мужик и расплакаться от беспомощности, но так и не вышедшие слёзы кипели где-то внутри груди, на подступах к горлу.       Это состояние его не просто злило, а выбешивало и выматывало. Даже самые безобидные вещи раздражали настолько, что Гэвин, вместо того, чтобы быть благодарным за поддержку, рычал на людей и пытался откусить протянутые руки.       Похоже, для него в аду стоял отдельный котёл.       Затяжной депрессии одновременно помогало и не помогало присутствие Коннора. Он приходил каждый день, говорил с ним, оказывал помощь, которую Рид сегодня принимал с благодарностью и покорностью, а завтра ему хотелось наорать на пацана, чтобы он исчез из его палаты, а затем исчезнуть самому.       Но Гэвин терпел. Сжимал зубы и мысленно хлестал себя по роже, только бы не сорваться на Коннора, потому что…       Нет, Рид, ты серьёзно такое дерьмо? Он вернул тебя с того света, потерял отца, пережил чёрт знает, что (в прямом смысле, потому что Андерсон сказал, что пока не готов говорить обо всём, что произошло с ним), а теперь обязан вступать вместо тебя в патрули раньше срока, потому что ты не можешь поднять задницу с койки?       Когда Коннор чувствовал накатывающее на Гэвина бешенство, то старался дать пережить мужчине свою бурю эмоций, переходя на нейтральные темы или оставляя в покое. Иногда, когда у него самого не было сил справляться со стервозностью Рида, Андерсон мог огрызнуться или молча выйти из палаты с таким тяжёлым взглядом, что Гэвин был готов одновременно послать его на хер и просить прощения. Но как бы они друг друга не бесили, Коннор всегда возвращался вечером или на следующее утро, приласкав накрутившего себя Гэвина тёплой улыбкой.       Иногда Рид ловил на себе долгие взгляды, но не мог понять, о чём думает мальчишка, что происходит в его голове. В такие моменты он становился закрытым и незнакомым, от чего Гэвину мучительно казалось, что прежний Коннор, которого он знал — беззаботный и лёгкий — остался в Детройте, а перед ним сидел совсем другой человек.       Не то чтобы это отталкивало. В какой-то момент Коннора настолько сильно хотелось понять и изучить заново, что приходилось усилием воли останавливать свою руку, тянущуюся к его отстранённому лицу.       В свою очередь, Андерсон тоже не делал попыток сблизиться, что и радовало Гэвина, потому что он понимал, что, находясь в своём нынешнем физическом и психологическом состоянии, он не смог бы вытянуть какие-либо отношения, не запоров всё к чёртовой матери. А с другой стороны эта отстранённость Коннора приводила его в ужас, потому как он не представлял, что будет делать со своей жизнью, если Андерсон решит закончить то, что, в общем-то, даже не начиналось, и переключится на кого-то под стать себе — симпатичнее, моложе и без закидонов, отравляющих всем жизнь.       Зима длилась бесконечно долго, и в какой-то момент Гэвину показалось, что она не закончится никогда. Но к весне он смог встать на ногу и переключиться на лёгкую физическую активность, которая помогла бороться не только с ослабленными мышцами его тела, но и со всем внутренним дерьмом тоже. И чем больше он собирал себя по кускам, тем крепче осознавал, что готов принять в себе всю безразмерную благодарность и любовь, которую испытывал каждый день, когда не пытался сожрать себя с потрохами. А самое главное, отдать их Коннору. Если они всё ещё были ему нужны.       И вот сейчас он понимал, что разговор, который стоило давно начать, каждый день откладывался в долгий ящик.       И с этим нужно было что-то делать.       — Заходи ко мне вечером, я тебе кое-что покажу, — задумчиво произнёс Рид.       В карих глазах моментально сверкнуло любопытство.       — Что?       Гэвин криво усмехнулся, хлопнул Коннора по плечу и развернулся, чтобы уйти в сторону своего дома.       — Будь послушным мальчиком и приходи вечером.       

__________

      Коннор заглянул в мастерскую, когда солнце ещё даже не село. Ещё и несколько подстреленных уток притащил. На вопрос, спал ли он вообще после нескольких патрулей подряд, Андерсон только отмахнулся, сказав, что ему приснился кошмар. Гэвин нахмурился, — раньше мальчишка не испытывал проблем со сном — но не стал ничего говорить. Вместе этого он вытер руки от машинного масла и подвёл его к вздыбленному зелёному брезенту.       — Да ладно, — Коннор удивлённо взглянул на него через плечо. — Ты собрал его?       — Ты лучше взгляни.       Андерсон сдёрнул покрытие и уставился на улучшенный эндуро с высокими подвесками, злой внедорожной резиной, высоченным клиренсом и широким рулем. Мот гордо сверкал начищенными боками в свете гаражной лампы. Пересобранный и переконструированный несколько раз, с навешанными улучшениями, в нём уже было практически не узнать стоковую модель, которой он когда-то был.       — Да он же потрясный! Полный кастом! — Воскликнул парень, обойдя железного коня и рассмотрев со всех сторон. — Себе оставишь или продашь?       Гэвин криво улыбнулся, прислонившись бедром к верстаку.       — Посмотрим. Надо его сначала обкатать, посмотреть, как себя ведёт.       — И ты, конечно же, возьмёшь меня с собой, потому что я не отстану.       — Да кто бы сомневался, — закатил глаза Гэвин.       Он попытался подобрать остатки своей гордости и мужественности, когда Андерсон перекинул ногу и уселся на байк. В седле железного коня он смотрелся так же хорошо, как и на настоящей лошади. Правда место у руля Рид ему не собирался уступать, пока не откалибрует полностью транспорт, хоть он и знал, что Коннор водит не плохо — сам учил! — но и недостаточно хорошо.       — Вообще у меня есть идея. — Сказал он, вспомнив разговор с Тиной, когда они оба зашли в дом. — А поехали на Сильвер-Лейк? Заодно и обкатаем на длинной дистанции. В твоём плотном графике выдастся пара выходных до начала осени?       Коннор сделал вид, что задумался. Но его глаза горели таким воодушевлением, что было ясно, как день, что такой шанс он ни за что не упустит.       — Я что-нибудь придумаю к концу месяца.       — Нет, ну вы поглядите, какой деловой! — Всплеснул руками Гэвин, рассмеявшись.       Коннор фыркнул в ответ, развалившись на диване и игнорируя дожидающихся потрошения уток. Гэвин вздохнул, закатив рукава. Он принялся готовить подручные инструменты, чтобы потом взять тушки и пойти ощипывать их на задний двор. Краем глаза Рид заметил, как Коннор поднялся, видимо собираясь прийти ему на помощь, но затормозил возле коллекции автономеров. Он провёл двумя пальцами по отреставрированной и заново выкрашенной Аляске. Гэвин не видел его лица.       — Где ты его нашёл?       — В порту. Там была автомобильная стоянка. — Коннор повернулся к нему, задумчиво глядя в лицо. — Когда мы забирали гуманитарку, нужно было освободить место в рюкзаке. Но я бы лучше оставил там руку, чем этот номер.       Рид почувствовал, как по его позвоночнику пробегают мурашки. Он отвернулся от такого открытого сейчас Андерсона и вперил взгляд в мёртвых уток.       — Голову бы ты лучше свою там не оставил, — еле слышно пробубнил он.       Коннор только хмыкнул и, подхватив тару с птицей, вышел на задний двор.       

_________

      Гэвин шёл по узкой тропе, отчаянно зевая. На востоке только-только занимался рассвет, озаряя розовато-оранжевыми красками пока ещё серое небо. Молочный туман обволакивал землю и оседал на траве мелкой росой, которая блестела на ботинках.       Рид поёжился, несмотря на то, что был в шерстяном свитере. Сейчас была как раз та пора, когда по вечерам приходилось натягивать на себя куртку, чтобы не стучать зубами, в то время как днём солнце жарило так, что земля казалась раскалённой. Он мог бы вытащить куртку из рюкзака, но плюнул на эту идею, решив не заморачиваться с распаковкой тщательно уложенных вещей, а просто шагать резвее.       Когда он добрёл до конца первого сектора, где вчера предусмотрительно оставил байк, чтобы не будить ранним утром половину спящего Фентонвиля и не привлекать внимания, то подумал, что Коннор ещё не подошёл. Но спустившись с пригорка к поваленному дереву, где стоял его железный конь, заметил мальчишку, привалившегося спиной к колесу, от чего его не было заметно за разросшимся кустарником.       Коннор полулежал на рюкзаке, вытянув свои длинные ноги и сложив руки на груди. На нос был натянут капюшон тёмно-зелёной толстовки Гэвина (которую он обыскался!), и по всей видимости парень дремал. Гэвин хитро оскалился, подбираясь ближе, думая о том, какую бы подлянку ему устроить, но на глаза ничего не попадалось.       — Даже не думай, — чётко произнёс Андерсон, когда Рид потянулся к куче листьев. — Я не сплю.       — Тц, такой пранк запорол, — махнул на него рукой Гэвин, паскудно улыбаясь. — Ничё-ничё, ты со мной три дня наедине в лесу будешь.       — Иисусе, кто-нибудь помогите, — притворно закатил глаза Коннор, поднимаясь на ноги и разминая плечи.       Гэвин залип на мелькнувшую из-под одежды полоску подтянутого живота, когда парень закинул руки за голову. Он поспешно отвёл глаза, мысленно умоляя себя прекратить это дерьмо.       — Откуда у тебя моя толстовка? — Спросил Рид, прилаживая к сисибару рюкзак с вещами.       Коннор закинул в кофры пару мелких вещиц и удивлённо уставился на зелёный рукав.       — О чём ты? Это моя толстовка.       — Ха! Я абсолютно точно помню, как менял её на вискарь.       Андерсон поднял ладони, усмехнувшись.       — А я помню, как последние три месяца она лежала в моём шкафу.       — Вот ты говнюк, — хмыкнул Рид, опираясь локтями на руль.       Что ж, зато она ему шла — Гэвин любовался сочетанием каштановых волос и тёмно-зелёной ткани, пока Коннор закидывал свой рюкзак себе на плечи.       — Сколько туда ехать? — спросил он, облокачиваясь задницей на боковую панель.       — Часов шесть, не больше. Стоит поторопиться, если мы хотим добраться туда к обеду.       Андерсон кивнул и устроился позади Гэвина вплотную, обхватив руками за талию. По округе прокатился бодрый рокот мотора, вызывая приятные мурашки по телу. Гэвин мысленно взмолился, чтобы по дороге у его детки не произошло каких-нибудь неприятностей с движком, и тронулся с места к въезду в Фентон, а оттуда свернул на 75-ю.       Мимо стремительно пролетали пустые дома, поросшие бурьяном, ветвистые кусты и деревья, сливаясь в один зеленый фон. Ехать с Коннором было комфортно — он так же следил за дорогой, своевременно реагируя на изменение траектории, наклонялся вместе с ним в поворотах и вовремя упирался при торможении рукой в бензобак, чтобы не смещать водителя сильно вперёд. А ещё от его тела исходило приятное тепло, а руки прикрывали от сильных сквозняков, забирающихся под одежду.       С каждой милей Гэвин приходил к мысли, что хрен он кому продаст свой мот.       Через пару часов остановились возле заросшей деревьями заправки. Немного передохнув и перекусив, они двинулись на запад, предварительно сверившись с картой. Изначально Гэвин выбрал знакомую дорогу, но Коннор убедил его поехать по другому пути, который был на несколько миль длиннее, но с более удачным дорожным покрытием. Риду было интересно наблюдать за тем, как всё увиденное и пережитое откладывается в вихрастой голове полезным опытом, которым парень пользуется на практике. Так же сложно было не заметить, что он многому научился там, в Детройте.       Андерсон, на самом деле, мало что рассказал. Рид знал, что та история, которую он услышал — лишь верхушка айсберга, в то время, как основная часть скрыта в глубине его памяти. И Гэвин не был уверен в том, хочет ли тревожить его только уложившиеся переживания, хотя ему было безусловно интересно (и необходимо) узнать всё от и до.       Словно почувствовав его тяжёлые мысли, Коннор прижался ближе уткнувшись носом ему в макушку. Сердце сжалось в груди так сильно, что захотелось остановить байк и обнять мальчишку, просто чтобы убедиться, что он никуда не исчез.       Через десять миль впереди показался дорожный мост, который раньше тянулся через протоку, но теперь возвышался над зелёными кронами леса, покрывшего эти края. За мостом дорога поворачивала на север, и с неё можно было увидеть, как поблёскивают вдали воды Сильвер-Лейк.       Солнце поднялось высоко в небе, но ещё не разогрелось до невыносимого зноя, потому тёплую одежду они снимать не спешили.       — Это и есть Сильвер-Лейк? — сказал Коннор, нагнувшись к уху Гэвина, чтобы не перекрикивать ветер.       — Оно самое.       — Мне казалось, оно меньше.       Гэвин усмехнулся.       — Здесь видна только малая его часть. Смотри по сторонам, где можно спрятать мот.       Дорога свернула под деревья, минуя группу разрушенных сельскохозяйственных строений, среди которых Гэвин узнал конюшни и загоны для крупного рогатого скота. С холма было видно границу леса на зелёной равнине, блестящие извивы речек, заползающих в небольшие рощицы. Дальше, за ложбинами невысоких холмов, тянулись обширные пастбища, обнесённые сохранившимися горизонтальными ограждениями.       Гэвин мельком подумал, как была бы рада Майя попастись на сочных пастбищах, если бы они решили поехать на лошадях, и тут же скривился, представив яичницу в своих штанах.       Через четверть мили Коннор указал рукой на большой дом-амбар с покатой крышей. Гэвин остановился в паре метров, разглядывая покосившиеся квадратные створчатые ворота.       — Неплохо, — заключил он. — Пошли проверим, есть ли там кто.       Внутри амбар оказался пустым, разве что заставлен старыми телегами и порожними бочками. С деревянных балок, которые поддерживали крышу, прямо над пустыми загонами свисали несколько голых лампочек. Внутри больших ржавых вальеров валялся мусор и давно прогнившее сено.       Осмотревшись, Рид прикрыл пока ворота, отряхнув о джинсы ладони с оставшейся облупившейся синей краской, и последовал за Коннором к веранде с навесом с торца, где располагался главный вход. Внутри дома оказалось полно мебели, потрёпанной временем, но вполне целой. Почти все поверхности покрывала серая пыль, из окна по кухонной стене тянулась виноградная лоза, а из щелей между половыми досками пробивалась трава. Ничьего присутствия не было обнаружено ни на первом этаже, ни наверху, поэтому Гэвин просто ходил по дому, рассматривая убранство, пока Коннор чем-то шуршал в гостиной.       — Кажется, хозяева этого ранчо особо не тужили в прежние времена, — заключил Рид, возвращаясь к мальчишке.       Андерсон сидел на подлокотнике дивана, что-то выискивая в рюкзаке. Рядом на спинке лежала его толстовка, а сам он остался в светлой футболке. Опомнившись, Гэвин тоже стянул с себя свитер и кинул на спинку.       — Странно, что его никто не занял, — ответил Коннор, протягивая ему сэндвич. — Тут даже грибниц нет.       Рид пожал плечами и упал на диван, от чего в воздух взметнулось облако пыли. Коннор недовольно помахал ладонью перед своим лицом.       — Так нам же лучше. Мот и вещи будут в безопасности, но мы, как настоящие бойскауты, не поведёмся на комфорт и будем жить на берегу.       — О, правда? — Ехидно улыбнулся Коннор, посмотрев на него через плечо. — Все три дня?       — Абсолютно. Как в «Горбатой горе».       — Где?       — Ай! — Отмахнулся Гэвин, поднимаясь с места, словно бы расстроенный непросвещённостью мальчишки. На самом же деле, неконтролируемо вылетевшая из его головы шутка показалась неуместной, и он крайне порадовался тому, что Коннор не понял её смысла.       Гэвин сбежал загонять мот, скрывая своё смущение.       После полудня они, наконец, спускались к озеру. Узкая просёлочная дорога вела мимо ранчо заборов вниз с холма, где завораживающе блестела серебряная гладь. Вокруг пахло лугом и необыкновенной свежестью от воды. Трава качалась под ногами, дотягиваясь до кистей рук и щекоча их. Гэвин щурился, осматриваясь по сторонам, а потом заметил, как Андерсон на ходу скользит ладонью по пушистым кистям вейника. Сердце мягко дёрнулось в груди от необоснованного волнения. Чёрт подери, им нужно было уже разобраться с этим дерьмом, но… обязательно ли прямо здесь?       Рид мысленно взвыл, чувствуя себя трусом, и попытался выкинуть мысли из головы. Не хотелось терять такое умиротворённое настроение и портить обоим выходные.       Берег оказался завален крупными камнями, поросшими мягким мхом. С небольшого выступа в воду опрокинулось большое сухое дерево с кривыми ветвями, на которых неожиданно пробивались зелёные листья, а его массивный ствол можно было бы использовать, как пристань.       Палатку разбили недалеко от него. Рядом раскидали несколько покрывал и подушек, которые стащили с ранчо. Коннор развёл костёр и остался готовить обед, сказав, что не полезет в воду, пока не поест, а Гэвин, пожав плечами, скинул с себя шмотки и сиганул с разбегу в воду.       Сначала озеро показалось ему довольно холодным, но потом он привык и отгрёб от берега на приличное расстояние. Мышцы благодарно заныли от простых упражнений. После долгого восстановления Гэвин всё ещё не мог налечь на физический труд, как раньше, потому сейчас во всю наслаждался работой своего тела. Он перевернулся на спину и замер, смотря в ярко-голубое небо, которое расчерчивали перистые облака.       Это был, наверное, первый раз с зимы, когда мужчина всем своим естеством почувствовал умиротворение и жажду жизни.       Когда он подплыл к берегу, то увидел Андерсона, стоящего на краю сухого ствола и наблюдающего за ним. Гэвин криво улыбнулся, подплыв и зацепившись пальцами за ветки, ушедшие под воду.       — Давай, прыгай, — позвал Рид, поманив Коннора рукой.       Парень скрестил руки на груди, покачав головой.       — Не-а, я вижу твои синие губы.       — Эй, да ладно! Мы тащились сюда шесть часов, чтобы ты сказал, что для тебя тут слишком холодно?       Говнюк только улыбнулся, пожав плечами, и развернулся, чтобы вернуться на берег по стволу. Рид закатил глаза и забрался на дерево следом.       — Эй, Кон.       Коннор обернулся, вопросительно вскинув брови. Гэвин слизнул безвкусные капли с губ и очень быстро произнёс:       — Я-с-к-и-н-у-в-в-о-д-у-т-о-г-о-к-т-о-с-к-а-ж-е-т-ч-т-о.       — Что?       Рид победно расхохотался и, вцепившись руками в плечи парня, завалился вместе с ним в озеро. Плеск, ржач и мат стоял такой, что все подводные обитатели, наверное, незамедлительно решили убраться подальше.       — Блядь, Гэвин, ты же не шестиклассник! — Хохотал Коннор, плеская водой в Рида, чтобы он к нему не подплывал.       Рид смеялся, перехватывая руки, которыми Коннор его отталкивал и пытался грести к берегу. В какой-то момент весёлой перепалки в бурлящей воде они оказались настолько близко друг к другу, что едва не столкнулись лбами. Нервное возбуждение прокатилось по позвоночнику, смех затих, точно растворившись в озере.       С мокрой потемневшей чёлки Коннора срывались капли на его лицо, стекая вниз к губам и шее. Гэвин зачарованно следил за их траекторией, протянув руку, чтобы погладить большим пальцем скулы. А потом медленно приник к его губам, покорно позволяя Коннору осознать происходящее и оттолкнуть себя, если он не захочет. Секундой спустя Андерсон обнял его за шею, толкнулся языком в рот, и от этого у Гэвина натурально снесло крышу.       Волны ласкали голые плечи, в то время, как они целовались глубоко и медленно, никуда не спеша, не раздирая друг друга на части. Гэвина размазывало от того, насколько его мальчик отзывчивый — как он ласкал его языком, ныряя в самую глубину, как он зарывался пальцами в короткие мокрые волосы на затылке, как он льнул, когда Рид гладил его жёсткую спину под намокшей футболкой.       Сердце бухало под рёбрами громко и быстро, а дыхание сбивалось со спокойного ритма. Рид подхватил лёгкого в воде Коннора под бёдра и тот понятливо обвил его талию ногами. Всё, чего мужчина хотел сейчас — держать своего мальчика в руках, чувствовать его вес и тепло.       Андерсон тихо выдохнул и запрокинул голову, когда Гэвин начал покрывать его шею нежными поцелуями, царапая щетиной его кожу. Он на секунду прижался к ней лбом, снова мучительно переживая тот момент, когда разглядел в больнице все его страшные синяки и ссадины, а потом его взгляд упал на странгуляционную борозду, показавшуюся из-за ворота водолазки. Чёткую и тёмно-красную, оставшуюся на шее, как ожог, как свидетельство того, что кто-то пытался — всерьёз, чёрт подери, пытался — убить его мальчика.       Гэвин зажмурился и снова коснулся шеи ласково и осторожно, проводя языком даже по самым маленьким родинкам. Вернувшись к лицу, мужчина почувствовал прохладные губы и нос. Без интенсивной работы мышц, в воде всё-таки было холодно.       — Пойдём на берег, — сказал он, потянув вставшего на ноги Коннора за собой. — Ты совсем замёрз.       Парень послушно пошёл за ним.       Ветер обдувал мокрое тело до дрожи. Хотелось скорее обсохнуть или завернуться в какое-нибудь покрывало. Коннор тоже заметно стучал зубами — мокрые футболка и шорты, в которых он был, облепляли его подтянутое молодое тело. Рид мысленно поблагодарил силы природы за холод, который не дал ему светить своим стояком от одного этого вида.       Переодевшись, они уселись у костра, цепляя пальцами из контейнера аппетитные кусочки поджаренного мяса и запечённую картошку. Гэвин устроился на мхе, облокотившись спиной на бревно, на котором сидел Коннор, протянув ноги ближе к костру. Он не прятал глаза, не сыпал фальшивыми улыбками, а вёл себя покойно и уверенно, будто наперёд знал, чем могут стать эти… отношения? Рид подумал эту мысль так странно спокойно, что удивился сам себе.       — Ты уже здесь был? — Спросил Андерсон, тоже сползая вниз. Теперь они сидели плечом к плечу, касаясь друг друга коленями.       — Проходил один раз через это место, когда возвращался с рейда.       — Есть что тут посмотреть?       — Можно пойти на западную сторону, — Гэвин махнул рукой в сторону противоположного берега. — Там, вроде, был мост.       Коннор кивнул, откинув голову на бревно и разглядывая резные кроны высоких сосен на фоне синего неба.       В итоге они никуда не пошли. Тёплый день, качающаяся на ветру листва и плеск воды сморили их после обеда прямо на лежанке из одеял и подушек на открытом воздухе. Трёхчасовой сон подействовал на вставших с утра пораньше людей вполне благотворно. Гэвин уже и не помнил, когда просыпался с хорошим настроением.       После отдыха решили ненадолго разделиться, и пока Коннор ушёл в пролесок, прихватив с собой лук, Рид не стал терять время и соорудил снасти для рыбалки. Ближе к вечеру на безупречно голубое небо с юго-востока стали наползать тучи. Поднявшийся ветер беспокоил водную гладь, вздыбливая её небольшими волнами.       Рыба заплывала в сети неохотно, и Гэвин больше прождал, чем наловил. Но одну большую форель удалось вытащить, так что, не собираясь больше мёрзнуть, он отнёс её к палатке, чтобы разделать к ужину. Коннор появился почти одновременно с ним, показывая издалека несколько серых заячьих тушек.       Мясо решили освежевать и оставить на завтра, а рыбу поместили на решётку. Пока готовилась еда, небо совсем затянуло тучами. Ветер не спешил усиливаться, но чем ближе подбирался вечер, тем прохладнее становилось в близи озера. В итоге к ужину пришлось напялить на себя тёплые кофты и джинсы.       — Скоро польëт, — произнëс Коннор, откинувшись на локти. Гэвин неотрывно наблюдал за тем, как мягкие волны его каштановых волос покачиваются на ветру.       — Не, не польëт.       После ужина, пока не стемнело, Андерсон потянул Рида прогуляться по берегу. Под ботинками хрустела мелкая галька, утопая в крупном песке. Небольшие волны ставшего тёмно-серым с розоватыми проблесками озера облизывали берег, почти доползая до их ног. Гэвин, замечая плоские камни, немного пожалел о том, что нельзя было запустить «лягушек» по воде.       — Жаль гитары нет, — вздохнул Коннор, натягивая на вихрастую башку зелёный капюшон.       — Выучил что-нибудь новое, пока я валялся в госпитале? — Поинтересовался Гэвин, подбирая крупную речную ракушку.       — Не особо. Я почти не играл в это время.       Рид понятливо кивнул. Он остановился, вглядываясь в острые пики сосен на соседнем берегу.       — Кон?       — Да?       — Как вам удалось уйти так быстро, что патруль не смог вас нагнать? — спросил Гэвин после небольшой паузы то, что не давало ему покоя.       — Я не говорил? Нам очень сильно помогла Норт — у неё была машина.       Гэвин фыркнул.       — Ясно, значит вы свалили в закат на тачке.       Коннор улыбнулся, но веселья в нём было на дне.       — В рассвет. Мы уехали на рассвете.       Рид спрятал руки в карманы. На него накатила тоска.       — Я так пересрался за тебя тогда. Даже не представляешь, сколько раз тебя убивали в моей голове. А когда понял, что ты ушёл в этот сраный Детройт…       Гэвин не договорил, только неразборчиво взмахнул рукой. Ужасно захотелось поджечь сигарету, и в тот момент Рид с удивлением вспомнил, что не курил уже больше двух суток подряд. К счастью, Коннор не заострил на этом внимания, только чуть нахмурил брови и спросил:       — А как ты понял про Детройт?       — Хэнк сказал про записку. Надеюсь, такие вещи я больше не буду узнавать от других людей?       Андерсон легко пожал плечами.       — Если бы я рассказал тебе про то, как на нас напали трое контрабандистов, ты разозлился бы ещё сильнее. В любом случае, я даже благодарен тому, что мы наткнулись на тех людей. Без них вас бы не спасли. Тебя.       Гэвин хотел что-то сказать, но резко замолчал. Он подошёл к Коннору так близко, что на коже ощущалось его спокойное дыхание. Мужчина долго смотрел в глубокие тёмные глаза и, что он пытался там найти, он и сам не знал.       — Что произошло там, что так сильно тебя изменило? — Спросил он почти отчаянно.       В глазах Коннора сверкнула молния, и лишь секунду спустя Гэвин понял, что ему не показалось — вдалеке за спиной раздался гром.       — Жизнь, как она есть.              Они вернулись к палатке, заново разведя большой костёр. В темноте он полыхал ярким оранжевым пламенем, подкидывая снопы искр к верхушкам деревьев. Поддавшись какому-то идиотскому веселью, Гэвин поспорил, что парень не сможет перепрыгнуть пламя. К концу второго часа они едва не подпалили задницы, разогрелись и на восторженной волне бросились в ледяную воду. Отогрелись у того же костра, пока жарили на палках зефир, который Гэвин, в общем-то, ненавидел, но именно этот показался ему чертовски вкусным.       Коннор завернулся в куртку и устроился на подушках, кидая засохший хлеб в костёр. Рид лежал рядом, наблюдая за подсвечивающимися из-за сверкающих зарниц тучами.       — Гэв?       — Мм?       — Я знаю, о чём «Горбатая гора», — спокойно произнёс Коннор, а Гэвин затаил дыхание.       Мужчина перевернулся на бок, взглянув на красивое лицо, подсвеченное тёплым оранжевым светом. Коннор неотрывно наблюдал за танцующим пламенем.       — Нам надо…       — Поговорить, да, — кивнул Рид, перетекая в сидячую позу.       Коннор согласно кивнул, и в итоге они промолчали ещё несколько минут, вслушиваясь в потрескивающий костёр.       — Знаешь, — начал первым Коннор. — Я лет в семнадцать понял, что ты на меня по-другому смотришь. Вроде бы и как раньше, но одновременно что-то стало не так. Сначала было интересно потыкать в это палкой и посмотреть, что будет. Затем, когда дошло что к чему, хотелось получить от тебя больше… всего. — Он описал в воздухе круг рукой. — А потом мне показалось, что ничего на самом деле не происходит, и я просто себе всё напридумывал.       Гэвин фыркнул. Вообще, он немного охуел, как мог бы охуеть хищник от того, что его жертва только прикидывалась жертвой, а на самом деле была охотником, набросившим на себя шкуру молочного ягнёнка. Это… заводило. И сражало в самое сердце. Таких вещей не ждёшь от двадцатилетних юнцов, но Коннор всегда мыслил старше своего возраста.       — Ну прямо-таки отрицание, торг и принятие в обратном порядке, — криво усмехнулся Рид. — И тебя это не смущало?       — Что именно?       — Что на тебя заглядывался мужик на семнадцать лет старше?       — Нет, — просто ответил Коннор с самым невинным лицом. — Не смущало.       Гэвин встал, подкинул в костёр дров, выкраивая себе минутку, чтобы переварить всё это. Вернувшись обратно, он устроился на подушках рядом с наблюдающим за ним Андерсоном.       — Если бы не тот поцелуй у тебя на кухне, ты не планировал рассказать об этом?       Рид выдохнул и вытащил из кармана сигареты. Душевные разговоры не его стезя, ему не хотелось вытаскивать из себя то, что он привык запинывать поглубже. Но в этих непростых взаимоотношениях по-другому было невозможно разобраться.       — Как об этом скажешь? О таком и со взрослыми людьми говорить нелегко, а с пиздюками подавно, — Гэвин фыркнул, получив кулаком в бок. Он затянулся едким дымом, щекотящим горло. — Ну сам посуди. Это не то влияние, которое я должен был на тебя оказывать, как старший товарищ.       — Справедливо.       Помолчали.       — Чего ты хочешь? — Спросил Гэвин, потерев лоб рукой.       Коннор сел напротив него, серьёзно глядя в глаза.       — Тебя.       Внутри всё полыхало.       — Вот так просто?       — У меня было время подумать.       — Бля, Кон… У тебя сейчас такой возраст, когда любой увлечь сможет. На свете слишком много незнакомых привлекательных людей.       Коннор по-птичьи склонил голову на бок.       — Но ведь то же самое я могу сказать и тебе.       — Это другое. Я уже много чего повидал и гораздо раньше к тебе привязался. Это так просто не выдрать.       — Я слышал твой голос у себя в голове, когда мы были в Детройте. А когда меня чуть не задушили на корабле, всё, о чём я мог думать в тот момент — это ты. Вряд ли это сможет так просто заменить любой интересный человек.       Гэвин больше не мог. Этот удар был слишком ощутимым, слишком многое он задевал внутри. В конце концов, что имеет такое же значение, как то, что происходит здесь и сейчас?       — Чёрт, малыш… Иди ко мне.       Гэвин не помнил, как впился в его губы, прижимая Коннора к себе. Они повалились на покрывала, нагретые пламенем костра, отчаянно и голодно целуясь.       — Плевать, — шептал Гэвин в порозовевшее ухо, покусывая его кончик. — На всё плевать — ты мой. Никому тебя не отдам, слышишь? — Рид снова поцеловал своего мальчика, готовый выдрать из себя сердце, только чтобы оно не мешало ему проваливаться в этот горячий рот. — Никто тебя не заберёт.       Коннор улыбался ему в губы, сновал руками под курткой, оглаживая спину и бёдра. Гэвин почти болезненно простонал, слегка потеревшись о него, и чуть не умер, когда Андерсон ответил тем же.       Это всё не реально.       Господи боже.       О реальности напомнила первая холодная капля, упавшая на затылок. Рид проигнорировал её, ведь желаннее всего было ощущать тёплые ладони под своей одеждой. Но на капле дождь не закончился, и вскоре им пришлось вскочить на ноги, потому что с грянувшим громом начался настоящий ливень.       — Что это, как не знак? — Хохотнул Гэвин, затаскивая в палатку вещи.       Он почему-то подумал о Хэнке, который, разозлившись, пытался метнуть в него молнию с облака.       — Это просто гроза, — в тон ему ответил Коннор, намокая под дождём.       Налетел ветер, склонивший верхушки стонущих деревьев. С неба хлыстало так, будто их поливали из шланга. Рид с сомнением посмотрел на палатку.       — Чёрт с ней, мы тут окоченеем. Погнали в дом!       Ветер казался ледяным, косые струи дождя били прямо в лицо, но Гэвин никогда ещё не ощущал себя настолько счастливым, несясь со всех ног по дороге меж утонувших в темноте пастбищ и полей, когда над головой сверкали злые белые молнии.       Однажды Хэнк сказал — один правильный и нужный человек изменит всё, к чему ты привык. И старик был чертовски прав! Как и всегда. Как бы Гэвин сейчас хотел сказать ему это в глаза.       На веранде Коннор, насквозь промокший и такой же счастливый, снова поцеловал его, запуская руки под куртку. Отпустить его было нереально. Они обтёрли все стены прежде, чем ввалились внутрь дома. Рид прижал его к двери, оставляя тёмные засосы на длинной шее и одновременно пытаясь содрать с себя одежду.       Мокрые тряпки полетели в сторону, они прижимались друг к другу голой кожей в поисках тепла, пока за дверью завывал и бесновался шторм. Ничего сейчас не было важнее алебастровой кожи, разбросанных по телу родинок, тяжёлого дыхания и горячих, обжигающих рук.       Гэвин целовал его плечи, грудь, торс, опускаясь на колени, и не мог остановиться. Его сводили с ума изгибы, выхваченные случайным светом из темноты. Рид с отдельным наслаждением провёл ладонями по тугому и тёплому животу Коннора. Покрыл лёгкими короткими поцелуями верхние мышцы пресса, сжал бока ладонями и погладил ими вверх до рёбер и обратно.       У него электрический заряд проскочил по позвоночнику от того, как Коннор вплёл свои пальцы в его густые мокрые пряди, проводя от самых висков до макушки. От того, как он отвёл волосы с лица назад, перехватил ладонью за затылок.       Целуя его руки, Гэвин ловко расстегнул пуговицу и молнию на джинсах Андерсона, накрывая губами головку его члена. Протяжный тихий грудной стон был ему наградой и музыкой, сводящей с ума. Оглаживая его горячим языком и ритмично работая головой, Рид поднял взгляд, увидев, что Коннор запрокинул руку за голову, а затылком и лопатками прижался к двери. Его спина была выгнута, бёдра напряжены, глаза закрыты, весь он напоминал перетянутую вибрирующую струну, и Гэвин пропускал это напряжение через себя, резонировал вместе с ним.       Продолжая отсасывать, он расстегнул свободной рукой свои джинсы и успел провести кулаком по своему члену лишь пару раз прежде, чем услышал протяжный низкий стон и почувствовал горячую сперму на своих губах.       Тугой узел внизу живота буквально горел от возбуждения, в ушах бился пульс в такт разогнавшемуся галопом сердцу. Гэвин почувствовал, как его за затылок тянут наверх и быстро вытер рукой остатки семени, чтобы впиться в губы Коннора новым жадным поцелуем.       Он привлёк Андерсона к себе за талию и вдруг дрогнул, почувствовав влажную ладонь в своём паху. Рид хотел остановить Коннора, сказать, что он не должен, но все возражения вылетели из головы, как только Андерсон немного неловко, но всё равно хорошо — замечательно — провёл рукой по члену. Гэвин только глухо взвыл, выцеловывая его кожу на шее и за ухом, и схватился рукой за выступ на двери повыше плеча Коннора, сильно сжав его пальцами. Второй рукой он обхватил кулак Андерсона и задал ритм, двигаясь вместе с ним.       Фейерверки, которые взорвались в его голове, могли бы осветить все города мира. Простонав, он обессиленно приник виском к мокрому виску своего мальчика, пытаясь отдышаться. Пока они оба пытались выйти из транса, Гэвин опустил голову и наблюдал, как водит своими пальцами по торсу Андерсона, пачкая их в бледных каплях тягучей спермы. Он отстранился и поднял испачканные пальцы, легко коснувшись приоткрытых губ парня. Тот, сверкнув глубокими чёрными глазами, коснулся языком подушечки, слизывая небольшую каплю.       — Иди ко мне, — прошептал Гэвин, обняв его за талию и попятившись к дивану.       Они упали на оставшиеся подушки и снова сплелись клубком, мягко целуя друг друга, пока ветер окончательно не утих за окном.              Гэвин проснулся на рассвете потому что, как ему показалось, он услышал цоканье копыт где-то очень близко. Пытаясь продрать глаза, он привстал на локте, оглядывая большую спальню. Вчера ночью, когда они окончательно замерзли от забирающихся через окна сквозняков, пришлось подняться наверх в комнату, в которой, судя по оставшемуся инфантильному убранству, жила либо нежная барышня, либо пожилая супружеская пара. Поржав над обоями в мелкий цветок, они вытащили из шкафов всё, что напоминало одеяла и уснули на чуть продавленной и жутко скрипучей кровати.       Сейчас же Гэвин был на ней один, а под окном что-то всё-таки цокало. Нахмурившись, он завернулся в яркое покрывало с узорами индейских племён, влез голыми ногами в ботинки и спустился вниз. Коннора не было и на первом этаже.       Смутное чувство тревоги в душе начало разрастаться до размеров гигантского шара, когда он не заметил одежды Андерсона. Рид подошёл к дивану, быстро натянул свои джинсы и секунду решал, что ему делать — хвататься за нож или за голову. Да уж, не так он мечтал провести это утро. И что вообще могло произойти? В дом кто-то забрался? С Коннором что-то случилось? Он ушёл? Куда, чёрт возьми, он бы ушёл тут?!       Все эти вопросы крутились и путались в голове, пока он шёл к двери. И распахнув её, едва не осел на землю. От облегчения. Потому что его мальчик был здесь, жив и здоров. Стоял, прислонившись к деревянной колонне бедром, с накинутым на плечи покрывалом. Позади него, совсем близко — протяни только руку — щипал траву молодой олень, у которого ещё даже пятна с боков не сошли. Его тонкие копыта мирно перестукивали по деревянному настилу веранды.       Гэвин фыркнул, покачав головой, и осторожно подошёл к Андерсону, обняв его за талию со спины. Коннор улыбнулся, чуть повернув голову, и Рид коснулся губами его плеча. Колючий узел сомнений окончательно развязался внутри, когда солнце, поднимающееся на востоке над руинами, осветило жемчужно-розовыми лучами то место, где его жизнь обнулилась и началась заново.