***
— Может случилось что-то? За дверью послышались тихие шаги и шорох бумаги. — А ты бессмертный, чтобы зайти? — раздался второй, более низкий и хриплый голос. — Три часа без звуков для Ямады-сан и Осборна норма. Слышал, раньше они месяцами не разговаривали. За окном светало, и Эйми, не найдя в себе сил побороть жажду действий, потянулась так, что захрустели кости. Лежащий на столе в позе студента во время сессии Осборн лениво открыл один глаз, пробежал взглядом по кабинету и снова закрыл его. Три часа? Они просидели здесь всю ночь. И, как обычно делают люди во время гулянок, проспали здоровым сном десять часов из проведенных здесь двенадцати. Голова, вопреки вчерашним ожиданиям, совсем не болела, а взгляд казался куда более ясным, чем обычно. Видимо, бутылка вина и сётю на двоих — доза детская. — Видишь, какие мы серьёзные для окружающих, — шепнула Эйми, не смотря в его сторону и продолжая крутиться в кресле. Осборну в этот момент она показалась очень умиротворённой: расслабленная, со скрещенными на груди руками и прикрытыми глазами. Он улыбнулся: — Мне предоставить отчёт о каждой нашей пьянке и перечислить общее количество выпитого алкоголя? — Не зазнавайся. Мы не рекордсмены. Некоторое время они молчали, слушая только дыхание… Товарища, друга? На данный момент собутыльника. Изредка раздавался за окном приглушённый шум машин и ветра, свистящего между зданиями и бившегося в стекло. Тишь да гладь — так оба могли описать происходящее. — Ямада-сан, хотите шутку? — он лениво улыбнулся, уютнее закутываясь в собственную кожанку. — Ты что, всё ещё пьян? — А вы? — Ясно. Далее разговор не возобновлялся. Оба тяжело выдыхали и каждый, наверное, думал о чём-то своём. Мерно бежали по кругу стрелки часов, медленно оживал мир за дверью кабинета Эйми. А Ямада с Осборном, как самые ответственные работники, уже сорок минут пинали друг другу пустую бутылку из-под вина. Она каждый раз катилась по паркетному полу, каждый раз в одном и том же месте отклоняясь от назначенного курса, упиралась в ногу то одного, то второй и отправлялась обратно. — Люди увидят, глазам не поверят, — не ожидая ответа или реакции сказал Осборн, очевидно имея в виду подобное поведение капитана. Бездушная машина, проклятый монстр — как много лестных характеристик давалось Эйми Ямаде. Тем не менее на деле человеком она была вполне обычным и даже не таким плохим. Эйми задумалась, но не о его словах, а о самом Осборне. Он очень неплохо вписался бы в их с Владимиром Набоковым компанию. Уничтожая всё на своём пути, он притворялся невинным, ощущая только скуку. Хотелось играть одному — настолько мелочными и ничтожными казались противники, настолько приторными были слова лицемеров. Ну, то есть, и его собственные… Зная, что является марионеткой, не стоящей ничего на столе более сильных мира сего, Осборн всё равно продолжал играть на маскараде лжецов отведённую ему роль. И верил… Верил ей, Эйми Ямаде, которая однажды помогла выползти из мрака. Хотя, что в итоге оказалось большей ловушкой, Осборн не до конца понимал. Ямада это знала точно. Осборн делал всё то, чего от него ожидали. И не слушая тех, кто злословил, тех, кто ненавидел его; не обращая внимания на завистливые взгляды; забыв о голосах в собственной голове, он шёл рядом со своим капитаном с гордо поднятой головой. «Удивительный человек». Раздался стук в дверь. Оба одновременно поднялись из своих полулежачих положений и переглянулись. Осборн кивнул, скорее самому себе, и встал. На пару секунд выглянул и с силой захлопнул дверь. — Ямада-сан. Вас зовет Дазай-сан. В лице Эйми не изменилась. Минуты две она смотрела на него, не моргая, и вдруг снова упала головой на стол, протянув тихое и наигранно-жалостливое: — Задрали-и. Осборн уже привычно ухмыльнулся, засовывая руки в рукава и проверяя наличие в кармане пистолета. Эйми медленно встала, натягивая пиджак. И когда они пересеклись взглядами, оба, изобразили на лицах одинаковые усмешки. Шоу продолжалось.***
— Что думаешь? — вопрос, заданный полным удовлетворения голосом и, что самое важное, не понятно кому адресованный. Улыбка Дазая наводила ужас на всех окружающих и именно поэтому большинство мафиози держалось на почтительном расстоянии. Чуя рядом с боссом выглядел не сильно лучше, казалось — секунда — и здание взорвется от всплеска гравитации. — Убью… Самым адекватным человеком из хорошо знакомой всей Портовой мафии троицы, казалась Эйми Ямада. Она даже не вызывала такого отвращения, как в последние несколько дней, ибо только она сейчас являлась гарантом безопастности. — Отвратительно. Дазай засунул руку в карманы и перёвел взгляд на Эйми, сморщившую нос от вида или запаха лежащего перед ними. Все глаза были устремлены на перевернутую набок коробку, из которой выпали не вполне естественно вывернутые конечности. Или остатки этих конечностей… — Озаки-сан? Она прикрыла лицо рукавом кимоно. — Война должна быть завершена. — Да, — задумчиво произнесла Эйми, скорее не отвечая на высказывание Озаки, а просто желая что-то сказать. Никто не двигался и даже, как кому-то казалось, не дышал, чтобы не злить и так взбешённых исполнителей. Эйми Ямада нахмурилась и ответнулась, посмотрев на Осборна. Тот пожал плечами, и она кивнула: не судьба. — Эйми, пойдёшь со мной, — Дазай в добавление к приказу схватил её за руку и потянул за собой. — Разговор есть. Она улыбнулась. Что ж, что теперь должны были сказать люди, обвинявшие её в предательстве. Босс прискакал за ней, даже скрыть этого не пытается. В кабинете, как часто бывало, они остались вдвоём. Он плюхнулся в кресло и положил локти на стол. Нынешний Дазай совсем не отличался ни от того, которого она знала три года назад, во время вступления в Портовую Мафию, ни от ещё более раннего. — Я так устал. — И? Эйми не села и продолжала стоять с другой стороны рабочего стола прямо напротив него. — Это не Мимик. — Вопреки логике, — она положительно кивнула. — Фёдор Достоевский. — Сможешь доказать? — он нахмурился и посмотрел на неё очень пристально. — Если надо, смогу, — она снова кивнула, скрестив руки на груди. — Нам оно надо? — Не думаю? — улыбнулся хитро, но посмотрел на неё всё так же безразлично. — Хороший повод для начала активных действий. Эйми снова кивнула. — Получишь разрешение на деятельность одарённых, — она замолчала, но добавила. — Официальное разрешение. — Да уж, — он пожал плечами. — То, что имеет ценность, обычно становится причиной войн./Flashback/.
Эйми было пятнадцать, когда она стала капитаном разведки Портовой мафии. Масао Хорики удалился сразу и, как Эйми выяснила чуть позже, занял должность одного из глав подконтрольных организаций. Эйми была довольна: так ему поспокойнее. Ей всегда казалось, что старость смерти боится гораздо сильнее. Хотя смерть в любом случае была к нему уж очень близка. И Ямада собственными глазами убедилась в этом уже через два месяца. Она безразлично, холодно осматривала комнату, стены которой были заляпаны кровавыми брызгами почти до потолка. От тела не осталось ничего, только в левом углу, прямо под окном, валялась голова и нога убитого Хорики. Убитого — слабо сказать. — Ямада-сан, без сомнений… Она быстро развернулась на пятках. Молчать, молчать — единственное её указание на данный момент. И взгляд весьма ясно давал понять, что в противном случае часть разведчиков точно также, как и Масао Хорики, расположится по комнате. — Ямада-сан, — Лерой низко поклонился и почти сразу заговорил. — Мимик, Ямада-сан. Это было в первый раз, когда Эйми услышала о нём. Кивнув головой, она поспешила выйти. Здесь разобраться было кому, а ей предстояла бессонная ночь.***
Капитан Хорики был в опасности всегда, или с тех пор, как связался с Портовой мафией. Карма за поступки из прошлого настигла его так скоро, что Эйми и опомниться не успела: перед глазами уже был растерзанный труп, жалкий, оборванный. Она потратила немало времени, прежде чем получить разрешение у Мори. И именно поэтому от слова Мимик начинало сводить даже зубы. В их пункте переговоров — тишина, изредка нарушаемая одним странным, уверенным голосом; человек, говорящий с явным акцентом, в чём-то страстно уверял товарищей. — Не хочу я убивать невинных. Да и вообще… Не желаю я руки в крови пачкать. Эйми почему-то догадывалась — лжёт. Не хотелось верить, что среди этих испорченных жизнью людей вдруг окажется тот, кто слабовольно лишь следует приказам, убивая и мучая. Это грех ещё больший. Уже через мгновение кровь проливается — липкая, отвратительная, чужая. Эйми не чувствует угрызений совести, глядя в глаза убийцам — таким же убийцам, как она сама; не чувствует жалости, слыша предсмертные стоны. Но чувствует интерес вперемешку со странным презрением к этому невзрачному молодому человеку, что заворожённо смотрит на неё, словно не чувствуя: Эйми Ямада — предвестница его скорой гибели. Она тяжело дышит, прижимая нож к чужому горлу, и не понимает: что, что прямо сейчас она хочет узнать от него? Почему не убьёт? Почему не может сделать одно резкое, привычное движение — и покончить со всем разом? — Не встречал я ещё таких девушек… Яростных, — хрипит юноша, усмехаясь, будто не балансируя на грани. И вновь улыбается вымученно, будучи отшвыренным сильной рукой прямо на грязный пол. — И не встретишь больше. Он встаёт почти сразу и отряхивает и без того чистые брюки. — Интересненько.***
— Не помешаю? — Помешаешь. Тем не менее он сел рядом и показательно небрежно уронил цветы на барную стойку. И в цветах этих, принесённых Набоковым, вся горечь и красота мира — краски нежные, ровные, слишком идеальные. Эйми смотрела на букет ошарашенно, не смея прикоснуться, будто боясь, что чудо рассыпется в прах. — Ну что же ты, — мелодично смеялся над ней новый знакомый. — Бери и не стесняйся. Выпьем за тебя и твоё очарование! Эйми вспыхнула на мгновение от гнева и резко отодвинула букет от себя. Набоков, кажется, развеселился лишь больше. — Что-то смущает? — Смущает, — вставая, ответила Эйми делано спокойно. — Смущает то, что ты не тот, за кого себя выдаёшь. И то, что думаешь, будто я верю в твою ложь. — В каком смысле? — неожиданно сбрасывая с лица беззаботную маску, удивлённо спросил Набоков. — Этого не знаю. Но точно уверена в том, что тебе не идёт быть ни клоуном, ни ловеласом./End flasback/.
***
Шум пулемётных дробей, свист пуль, обваливающиеся стены зданий и бесконечные потоки крови. Эйми не слышала и не видела ничего уже минуты три. Стоя в самой гуще событий, она не могла и пальцем пошевелить. Её город превращался в жалкое подобие свалки. Её город переставал существовать из-за неё в том числе. Предательство. Убийство. Смерть. Три сопровождающие всю жизнь слова. — Исчадие ада… Сожги, уничтожь всё на своём пути. Глаза от количества пыли в них болели. А Эйми Ямада уверенно, не смотря на дорогу, шла через самую толпу, наступая на тела — мёртвые и живые. Причём не так важно было кто из них свой, а кто чужой. На автомате крутился в руке кинжал и летели во все стороны брызги крови. «К нему. Скорее… К нему». — Монстр, — Эйми на незнакомый голос обернулась. Расширенные зрачки и плотно сжатые губы. — Ты Ямада Эйми, да? Ты хуже, чем о тебе говорят. Вспыхнул вокруг огонь. — Я машина для убийств. И я уничтожаю грязь, вроде вас. Уничтожаю по собственному желанию и по приказу своего босса. Как выжечь, растоптать в человеке всё человеческое? Как заставить поверить в звериную натуру? Как лишить эмоций при убийстве, как, каким образом убедить в том, что можно покуситься на чужую жизнь? Эйми понимала: можно. Можно и нужно бить первой, если от этого зависит собственное благополучие. Нужно быть первой, чтобы не стать последней. Но сколько ни сражайся, ни дерись, ни подавай голос, остановиться не получится: одно тянет за собой другое. Око за око. Зуб за зуб. Жизнь — за жизнь, чужую, равноценную, поломанную. — Осаму! — собственный голос показался чужим. Но да ладно. Подумать Эйми тоже не успела, только моментально разлились по телу не пойми откуда взявшиеся силы. — Прочь! Вперёд вырвались языки пламени, и Ямаде показалось, что такой силой она никогда и не владела. Резко остановившись, она услышала звук выстрела, свист пули и слабый удар прямо в лоб, но боли не почувствовала. Расплылась по лицу улыбка — Эйми поняла, что произошло. И Исчадие ада стрелой пронзило стрелявшего и расползлось дальше, пожирая каждого встречного. Промелькнуло перед глазами искажённое, удивленное лицо Чуи. Эйми закашлялась, зная, что и из носа, и изо рта и из дыры во лбу течёт кровь. Ямада попыталась найти Дазая, но прежде чем успела обернуться, упала. Почему-то боль в спине показалась слишком сильной. Она продолжала кашлять и явно ощущала, что дышать больше не может. «Пуля прошла насквозь. Почему же так долго?» Она увидела Дазая — скорее не реального — и услышала его голос. Снова всплыл в голове их разговор, тот разговор, когда их отношения ещё можно было назвать сносными. — Человек боится смерти, и в то же время стремится к ней. Что в больших городах, что в литературе, смерть следует за всеми. Только этого момента в жизни нельзя избежать. Именно этого я и желаю.Чего желаешь ты, Эйми? Ямада, сидя в его кресле закрыла глаза и улыбнулась. — Я желаю того, чтобы твоё желание никогда не исполнилось. Её звали и трясли за плечи. Не «Ямада» и даже не «Эйми», именно поэтому она смогла приоткрыть один глаз и снова улыбнуться. — А-а-а… Это во второй раз, когда я счастлива по твоей вине, Осаму. До встречи, — она снова закашлялась и выдавила последнее, еле слышное, — в аду. И догорая огнём собственной силы, рассыпаясь в пепел, семнадцатилетняя Эйми Ямада ни о чём не жалела и была полностью уверена, что уходит вовремя. — О, дарители чёрного бесчестия… Не стоило снова будить меня. И слишком печальным казался им всем полёт Руйко, её широкие и сильные крылья…