Двойственность

      844-й. Леви ненавидит Эрвина Смита. Но он должен выполнять его приказы.       — Я никуда не пойду.       Он молча стоит в одной позе, отвернувшись от командира и упрямо скрестив руки на груди.       — Пойдёшь, иначе вылетишь отсюда быстрее, чем успеешь схватиться за УПМ.       — Да пошёл ты к чёрту со своим разведкорпусом. Мне как-то похрену на тебя и на всех вас! Они находятся в коридоре на втором этаже, в здании, предназначенном для временного проживания разведчиков. С принудительного вступления Леви в отряд прошло чуть больше двух месяцев, и теперь Эрвин чуть ли не каждый день безуспешно пытался заставить его прийти на тренировку новичков, чтобы показать его безупречные навыки. Впрочем, поучиться у Леви не помешало бы даже «старикам», ибо он значительно превосходил даже лучших бойцов разведкорпуса. Во всём, кроме поведения. Нецензурная брань, отказ выполнять приказы, постоянные попытки избить товарищей — и Эрвина в том числе. Особенно Эрвина. Такое ощущение, что ему всегда было абсолютно наплевать, кто из них старше по званию. Так же и сейчас. Свидетелями утренней перепалки между самым терпеливым командиром и самым непослушным подчинённым стали Моблит, Ханджи и еще пара разведчиков, некстати оказавшихся в том же коридоре. — Не забывай, что ты преступник, и я могу отправить тебя в тюрьму, если захочу, — раздражённо парировал Эрвин. Его ещё никто не видел настолько злым, как сейчас. Кажется, только Леви умеет выводить его из себя. Последней каплей сегодня стало то, что этот идиот с утра нагрубил двум солдатам Королевской гвардии, и теперь они наверняка расскажут своим товарищам, что все разведчики неадекватные. Эрвин ведь прекрасно понимает, что заменить Леви никем невозможно, ведь всего за какие-то два месяца он уничтожил больше титанов, чем любой бывалый солдат, и уже стал местным героем среди населения. Тем не менее, иногда у Эрвина возникает почти неостановимое желание заклеить «этому коротышке» рот скотчем, чтобы хоть как-то поставить его на место. — Лучше в тюрьме гнить, чем видеть твою стрёмную рожу каждый день, — Леви фыркнул и, небрежно бросив прощальный жест ладонью, медленно направился по коридору к выходу. Эрвин застыл на месте, уставившись в спину уходящего Аккермана нечитаемым взглядом. Случайные свидетели сего действа совершенно притихли и более всего желали сейчас слиться со стенами, лишь Ханджи нервно похихикивала: «Ой, что сейчас будет?». Смеяться она, впрочем, перестала очень быстро, заметив, как Эрвин медленным шагом двинулся по направлению к Аккерману, с намерением избить того до полусмерти у всех на глазах. Терпения у этого несчастного Эрвина уже ни на что не хватало, и порой хотелось хорошенько кого-нибудь отлупить. Только вот он перестал бы быть командиром, если бы позволил себе делать такое с подчинёнными. Даже с такими отбитыми, как Леви Аккерман, который даже не повернулся, услышав позади себя шаги — потому что мысленно уже был готов к удару. Опыт сказывался. Однако, Эрвин оказался чуть менее предсказуемым, чем это полагалось человеку его возраста и звания.       — Что ты себе позволяешь?! — закричал Леви и начал усиленно брыкаться всеми конечностями. — А ну поставь меня на место, выродок!       — Ты же сказал, что не можешь пойти, значит, я тебя понесу, товарищи должны помогать друг другу, — коварно ухмыльнулся Эрвин и поднял Леви на руки, одной держа под коленями, а второй под спиной — совсем как жених невесту на свадьбе. В конце концов, он был намного выше и сильнее, поэтому, как бы Леви ни кричал, карабкался и материл всех подряд, выбраться из стальной хватки у него не получится.       — Уёбок, поставь меня на место сейчас же, пока я тебе шею не свернул!       — Не дотянешься же, — с этими словами Эрвин удалился из помещения, продолжая держать Леви, безумно ругающегося и краснеющего от стыда.       — Ханджи-сан, успокойтесь, пожалуйста! — умолял Моблит, похлопывая учёную по спине. Её хохот был слышен далеко за пределами стены Розы…       845-й.       Вечер. Леви выпрямляется и вытирает пот со лба, косится на настенные часы. Полседьмого. Чёртов Эрвин, как всегда, где-то задерживается, но сегодня это даже хорошо — Леви не хочет, чтобы он увидел его в своей комнате моющим полы. Уборка для Леви — не только полезное занятие, но способ отвлечься от навязчивых мыслей и неприятных воспоминаний, которые, порой, сложно выкинуть из головы. И пусть Ханджи продолжает шутить над тем, что он маниакальный чистюля, Леви с этой привычкой бороться не собирается, хотя иногда это и становится невыносимым. Сегодня он тоже не смог удержаться — вот не смог, и всё тут, когда зашёл в кабинет Эрвина и не обнаружил его самого на месте. «Наверняка празднует где-то. Ну и пошёл он к чёрту», — подумал тогда Леви, а спустя две минуты уже стирал пыль со всех полок небольшой, но почти пустующей комнаты. Это не первый раз, когда он позволил себе такие вольности, но Эрвин обычно возвращался сюда таким уставшим, что даже не замечал трудов своего подчинённого с особыми привилегиями. Леви эта анонимность вполне устраивала — иначе пришлось бы долго и громко объяснять одному занятому идиоту, что он, вообще-то, хотел помочь, а не рылся в важных документах. Примерно без пяти восемь всё в кабинете Эрвина уже блестело до такой степени, что казалось сделанным из чистого серебра. Эрвин, правда, к этому времени так и не вернулся, на что Леви очень сильно обиделся, воспринимая это как личное оскорбление. Он волновался — он определённо точно волновался, но объяснить самому себе причину этого волнения не мог. Да и не хотел об этом думать. К чёрту Эрвина. И часы на его стене тоже к чёрту. Не будет он на них больше смотреть, чтобы убедиться в том, что Эрвин безбожно опаздывает… Вздохнув, Леви в последний раз покосился на маленький циферблат настенных часов и присел на небольшой тёмно-красный диван, обитый чем-то вроде кожи. Кроме него и маленького деревянного стола, в этой комнате были только кровать и пара высоких шкафов, доверху забитых книгами, картами и важными бумагами, в содержимое которых Леви никогда не вдумывался — его дело убивать чудовищ, а с деловой частью пусть разбираются командиры. Единственное, что Аккермана во всём этом смущало — скромность внутреннего убранства. У Эрвина было бы достаточно денег, чтобы позволить себе нормальное, даже дорогое жильё, но большую часть своего времени он либо проводил в походах, либо разрабатывал очередную стратегию, поэтому предпочитал именно эту маленькую, но уютную, комнату.       Ах да… чёрт с ним. Чёрт с этим грёбанным Эрвином Смитом. С чего Леви вообще возомнил себя его личной уборщицей, он и сам понять не мог. Как и причину своего волнения. Необходимо было срочно уйти из этого кабинета во избежание дурных мыслей в голове — и он так и сделал, мгновенно остановившись возле дверной ручки, заметив на ней слой незамеченной им пыли. Внезапно дверь распахнулась и в комнату влетел Эрвин, больно ударив его по плечу. В одной руке он держал какой-то свёрток, а в другой лист бумаги, и, кажется, был полностью погружён в раздумья — это Леви понял по морщинам, пролегающим между его бровей и по тяжёлому, усталому взгляду. Вообще, Аккерман и сам не помнил, когда научился читать эмоции Эрвина, в какой момент стал беспокоиться о нём, стараясь помогать в чём-бы-то ни было, даже в простой уборке. Он ведь хотел убить Эрвина. Хотел, чтобы получить свободу для себя и своих друзей, только вот теперь они мертвы, а свобода ограничена уже не подземельем, а гигантскими стенами с бушующими за ними титанами.       Уткнувшись взглядом в лист бумаги, Эрвин медленно зашёл внутрь комнаты, проигнорировав «гостя». Издевается, значит. Ну хорошо, значит, и Леви поиздевается. Размахнувшись, Леви сильно толкнул Эрвина в бок ногой. Тот остановился и удивлённо опустил глаза.       — Ой, я тебя не заметил.       — Я почему-то даже не удивлён, — прошипел Аккерман, поднимая взгляд.       — Извини, был полностью погружён в это, — Эрвин кивнул головой на бумагу, — Результаты новых исследований Ханджи по поводу…       — Мне неинтересно, — перебил Леви и вырвал лист из рук ошарашенного Эрвина. На самом деле, ему было бы интересно послушать, что там ещё выяснила эта четырёхглазая, но не в этой ситуации — сейчас он разъярён, как бык, которому показали красную тряпку. — Уже почти ночь, где ты шлялся? Я пришёл в шесть, как ты и сказал, и ждал тут целую вечность, чёрт тебя дери. Теперь ты зашёл и игнорируешь меня. Думаешь, я буду такое терпеть, а, Эрвин? Ты совсем охренел?!       Замахнувшись, Аккерман намерился ударить Эрвина ногой в живот, но тот ловко остановил его, схватив рукой за лодыжку.       — Успокойся, — заметив что-то потустороннее в глазах Леви, он поспешно добавил: — Прости, у меня действительно из головы вылетело. После церемонии зашел к Ханджи и с головой погрузился в ее рассказ. Не заметил, что прошло так много времени.       Всё так же держа Леви за ногу — с ним шутки плохи, когда он злой, лучше перестраховаться, Эрвин аккуратно отступил внутрь комнаты и закрыл дверь. — Ты главное не злись, мне ещё нужен этот кабинет…       С этими словами Эрвин, наконец, отпустил его ногу и, сев на диван, устало откинулся на мягкую спинку, закрыв глаза. Леви видел, что он действительно измождён, всё же, сегодняшний день был для него изнурительным. Сам Леви не пришёл на церемонию назначения, потому что не любил шумные места, да и не хотел показывать, что он рад тому, что Эрвин теперь главнокомандующий. Противоречивые чувства опять захлестнули его — с одной стороны, он так и не простил Эрвину гибель друзей в прошлом году, но при этом, где-то в глубине души, понимал, что в этом всё же был виноват не Эрвин, а он сам… — Ты как всегда в своём репертуаре, — усталый голос возвращает Аккермана в реальность. — Неужели ждал меня тут почти три часа?       — Ты же сказал, что хочешь поговорить. Вот я и пришёл, — Леви выходит из тени комнаты и оказывается прямо перед столиком. — А потом увидел у тебя пыль на полках, и решил убить время, пока ты шляешься хрен пойми где.       Эрвин по-доброму смеётся и открывает глаза. Он уже давно привык к странностям Леви, но тот, тем не менее, никогда не переставал его удивлять.        — Здесь и вправду стало чисто, даже дышать легче. Спасибо.       Леви горделиво приподнимает голову и хмыкает.       — Ещё бы. Между прочим, я два часа убил на уборку в этом свинарнике, вместо того чтобы отдыхать у себя, попивая чай. Зачем ты меня сегодня звал, а? Если этот разговор не стоит моих усилий, — он присел на столик и в привычном движении закинул ногу за ногу, — я тебе руки сломаю.       — Хотел сказать, что теперь ты командир отряда, — вздыхает Эрвин и тянется рукой к свёртку, который ранее поставил на этот же столик. — Я же главнокомандующий, а значит, отряд теперь твой.       Развернув свёрток, он достаёт оттуда небольшую бутылку с густой жидкостью тёмно-бежевого, почти коричневого, цвета.       — Это ликёр, — сообщает Эрвин в ответ на вопрошающий взгляд Леви. — Пиксис угостил в честь назначения, уж он-то знает толк в хорошей выпивке. Присоединишься?       — Хочешь так вину загладить за то, что я зря трудился? — встав, Леви хватает швабру и ведро, которое так и стоит посередине комнаты. — Отнесу это, переоденусь, — он брезгливо кивает на запачканный пылью белый фартук, — И вернусь. Может быть. Но пить не буду, хочу послушать про то, что эта сумасшедшая выяснила.       Достав из кармана скомканный лист бумаги, который ранее вырвал из рук Эрвина, Аккерман гордо кинул его в командира и так же гордо удалился из кабинета. Спустя двадцать минут, приняв душ и смыв с себя всю грязь, он, наконец, вернулся обратно. Эрвин, как и прежде, сидел на диване в расслабленной позе, но теперь с бокалом в руке, и сосредоточенно всматривался в кое-как разглаженный кусок бумаги, будто хотел прожечь его взглядом.       — Ты читать не умеешь? — с порога спросил Леви, не спеша проходя в комнату, и громко захлопнул за собой дверь. — Я ушел полчаса назад, а ты так и смотришь в эту бумажку. Буквы сложные? Давай помогу.       — Я удивлён, что ты умеешь читать. Думал, в подземном городе этому не учат, — невозмутимо ответил Эрвин, не отводя взгляда от писанины.       — Ты нарываешься, — вспыхнув, Леви в два счёта подпрыгнул к дивану и сел рядом с Эрвином, вновь вырывая у того лист из рук. — Тут всего лишь страница текста, какого чёрта ты в неё таращишься так пристально, совсем идиот?       — Опять грубишь, — Эрвин отреагировал совершенно спокойно, лишь слегка отпивая жидкость из бокала. — Я пытаюсь понять, почему всё именно так, как там написано. Может, ты объяснишь мне, раз такой умный?       Спустя пятнадцать минут, Леви, упрямо читающий написанное Ханджи и пытающийся понять хоть что-то среди беспорядочного текста, каких-то графиков и математических обозначений (откуда она вообще это взяла в исследовании про титанов?), наконец сдаётся. Ему не хочется признавать поражение, но от такого количества умных слов уже голова раскалывается.       — Бред какой-то, — он протянул листок Эрвину, который всё это время потягивал ликёр из бокала и с ехидной улыбкой наблюдал за тщетными попытками Леви казаться умным. — У меня голова от этого болит. Дай своё пойло, может, оно поможет.        С этими словами он потянулся рукой к бутылке, явно собираясь сегодня распрощаться с трезвенной девственностью.        — А стакан есть?       — Второго нет, но можешь взять мой бокал, если так хочешь.       — Давай.        Эрвин скептически приподнял бровь, наблюдая за тем, как Леви наливает полный бокал. Это чудо хоть пить умеет? Не может же он сейчас… ох, чёрт, неужели может?       — Что ты творишь?! — воскликнул Эрвин с широко раскрытыми от удивления глазами, смотря на то, как Аккерман залпом выпивает всё содержимое бокала. — Какого хрена ты сейчас выпил дорогущий ликёр как обычное дешевое пойло?       — Ну и гадость, горько и вязко, — совершенно проигнорировав Эрвина, Леви с громким звоном поставил бокал на место. — Как ты вообще это пьешь?       «Боже, дай мне сил с этим придурком», — подумал Эрвин и отодвинул бутылку от греха подальше. — Больше не дам, а то опьянеешь, и завтра будешь чувствовать себя, как съеденный титаном. — С чего это вдруг я опьянею от одного чёртового бокала? Я ребенок, по-твоему? — Леви слегка расслабился и, закинув ногу за ногу, кивнул на злополучный кусок бумаги. — Расскажи лучше уже про эту хрень… Следующие полчаса Эрвин рассказывает всё то, что услышал от Ханджи, строит свои теории и догадки по поводу её исследований. Леви иногда вставляет пару слов, но больше слушает. Усталость постепенно берёт над ним верх, особенно под действием непривычного для его организма алкоголя.       — И вот, по поводу того, что титаны могут быть разумными, — продолжает рассказывать Эрвин, выписывая что-то на обложке взятой им с полки книги. — Я думаю, что… Леви? — внезапно он почувствовал тяжесть справа и, повернувшись, увидел, что Леви заснул, упав головой прямо на его плечо. Он заснул сидя, в той же позе — со скрещёнными на груди руками, и выглядел совершенно умиротворённым. — Не думал, что алкоголь на тебя так действует, — тихо сказал Эрвин, боясь разбудить спящего Аккермана. Он впервые видел Леви таким спокойным, обычно напряжённые мышцы его лица расслабились во сне, разгладив все морщины, и Эрвин с каким-то запоздалым удивлением понял, что Леви вообще-то ещё молод. Моложе, чем он. Он аккуратно встал с дивана, придерживая Аккермана за шею, чтобы тот не упал, и слегка развернув его, плавно уложил на спину, ткнув ему под голову подушку. Леви злобно засопел, но не проснулся — видимо, алкоголь сделал своё дело. Эрвин вздохнул и оглянулся. Диван был весьма маленьким, но Леви его вполне хватило, чтобы растянуться в полную длину, жаль, что места не осталось. «А мне ещё отчёты заполнять вместо него», — грустно подумал Эрвин, уставившись на спящего Аккермана. Можно было бы конечно разбудить Леви, в конце концов, это его работа, но что-то Эрвин не хотел злить этого вспыльчивого идиота, особенно когда он пьяный — а то еще руку откусит. Тяжело вздохнув, он достал из шкафа кипу нужных бумаг, зажёг лампу и вернулся к дивану. — Завтра он меня убьёт, — шёпотом произнёс Эрвин и, усевшись на диван, положил ноги Леви себе на колени.       — Убью, — сонно пообещал Леви, слегка повернулся и толкнул его коленкой в живот.– Одеяло принеси, а то холодно…       848-й.       Леви всё ещё снятся кошмары. Почти каждую ночь, когда он один, снова и снова. Причудливые силуэты друзей и товарищей, погибших по его вине. Они улыбаются ему, а потом их лица заливает кровью. Их вновь убивают, жестоко и медленно отрывая каждый кусок их плоти, а он стоит рядом и не может пошевелиться, не может их спасти, смотрит за их гибелью. Затем оторванные головы, обезображенные тела вдруг оживают и смотрят на него, ползут к нему, открывают свои уродливые рты и двигают губами, словно пытаясь что-то сказать. Они оказываются всё ближе и ближе, изуродованные и ужасные, и гул их голосов становится всё громче. «Это твоя вина», — шепчет каждый из них, мёртвыми глазами смотря прямо ему в душу. И тогда он кричит, в слезах хватается за голову, будто надеясь прогнать их воплем, но они всё ближе, тянут свои руки к нему и вот-вот схватят… — Леви, ты в порядке? — он резко просыпается и садится на кровати. Один. Их здесь нету, это всего лишь сон. Здесь никого нету, кроме… Эрвин стоит рядом с кроватью и обеспокоенно смотрит на него. Он одет в полный комплект формы разведчиков и выглядит взволнованным. Да, точно. Ужас медленно отступает, и к Леви возвращается память — они сейчас за стеной, на ночь остановились в полуразрушенном здании, чтобы отдохнуть. — Ты кричал во сне, — Эрвин садится рядом и протягивает руку, касаясь его лба. — А ещё ты весь потный, возможно, у тебя был жар. — Кошмар приснился, — коротко отвечает Аккерман и обессиленно падает головой на подушку. — Иди спи, скоро рассвет. — Я уже поспал сегодня, когда вы с Майком дежурили, — Эрвин качает головой и с лёгкой грустью смотрит на изнурённого кошмарами Леви. — А вот тебе не мешало бы, сегодня будет сложный день, ты нужен в хорошей форме. — Не хочу, чтобы мне снова это приснилось, — он произносит это так тихо, будто не хочет, чтобы кто-то услышал. Лучший боец человечества тоже уязвим. Перед этими кошмарами, перед ответственностью, которая лежит на его плечах. Он всегда пытался скрыть свои эмоции, не дать никому увидеть себя слабым, потому что боялся, что человечество перестанет в него верить. И того, что в него перестанет верить Эрвин. — Я посижу с тобой и разбужу, если увижу, что тебе плохо, — Эрвин вновь слабо улыбается, и в лунном свете Леви замечает глубокие морщины, пролегающие у него вокруг глаз. Врёт — он не спал во время их дежурства. Потому что ему тоже снятся кошмары. — Ладно, — это всё, что он может ответить. Леви закрывает глаза и поворачивается лицом к стене, чтобы Эрвин не видел его лица. Леви хочет спасти его. Так, как мог спасти своих друзей. Только вот Эрвин ему не друг, а командир, который ради победы готов пойти на любую жертву, в том числе и свою. С этим Леви совершенно не может смириться, поэтому во всех сражениях старается не терять командира из вида, и, если тот куда-то пропадает или их разделяют титаны, прорубает себе путь сквозь их гигантские тела. Эрвин часто хвалит его, улыбается и говорит, что Леви — главная надежда человечества, но даже не подозревает, что он сам — главная надежда для Леви. А Леви не понимает, когда всё зашло так далеко: ещё пару лет назад он желал его смерти, а теперь не допустит её. Любой ценой. За окном, кажется, начинается гроза, и Леви, наконец, засыпает, убаюканный мелодией дождя. Сквозь сон он чувствует, как Эрвин мягко касается его руки, переплетает их пальцы. Он не один.       Сегодня кошмары ему не снятся.       849-й.       — Тридцать четвёртая! Понимаешь?! Уже тридцать четвёртая!       — Не ори так громко, дура очкастая, всех титанов распугаешь. — беззлобно говорит Леви и отмахивается рукой от радостной Ханджи Зоэ, которая, как всегда, слишком восхищена этими чудовищами. — С коня упадёшь — сожрут, ты этого добиваешься?       — Ханджи-сан, — слёзно просит Моблит. — Успокойтесь, пожалуйста, вы, кажется, в слишком весёлом настроении…       — В весёлом?! — Ханджи буквально подскакивает на лошади и поворачивается лицом к своему подчинённому, который от испуга сам едва не падает на землю. — Ты абсолютно прав, я в экстазе! Это тридцать четвёртая экспедиция за стену, и на этот раз мы имеем шанс поймать титана живьём, понимаешь? Эрвин! Ты же дашь мне это сделать?       Эрвин, который всё это время ехал чуть впереди отряда, тяжело вздохнул. С одной стороны, таких энтузиастов, как Ханджи Зоэ, в разведкорпусе почти нет, к тому же она является одним из лучших бойцов, имеет высокий (может быть, даже слишком) уровень интеллекта и физической подготовки. С другой стороны, как же сложно руководить, когда одна из твоих лучших бойцов, откровенно говоря, двинутая, а второй… Леви Аккерман.

***       — Капитан! Не хотите ли послушать мой удивительно интересный и совершенно не надоедливый рассказ про то, как я вчера всю ночь изучала…       — Не лапай меня своими грязными руками, четырёхглазая! И не ходи сюда, здесь пол помыт, — как-то так обычно начинается мирное утро в разведкорпусе, с криков и воплей двух самых ценных бойцов. Если бы это услышал посторонний человек, то наверняка решил бы, что спорят два особо опасных пациента психлечебницы. Разведчики же к такому уже давно привыкли, и даже те, кому не нравились постоянные перепалки Леви и Ханджи, вряд ли решились бы высказать это им в лицо — лучше уж сразу залезть в рот титану. Единственный, кто мог хоть что-то сделать — Эрвин, но он обычно старался не вмешиваться, если дело не доходило до рукоприкладства. Или до криков, разносящихся по всему чёртовому корпусу, мешающих ему работать над изучением ценного дневника Ильзы Лагнер, который был найден во время прошлой экспедиции. Спокойствие, только спокойствие. Главное в такой ситуации — не злиться…       Встав из-за стола, Эрвин медленно направился в сторону доносящихся воплей.       — Ещё один шаг, и я засуну тебе эту швабру в…       — О-о-о, Ривай, хочешь подраться? — Ханджи радостно махает руками и пытается проскочить в комнату, только вот проход туда закрывает Леви своим телом. — Я как раз хотела выяснить, кто из нас сильнее!..       — Доброе утро, — вкрадчиво произносит чей-то голос, и ругающиеся, обернувшись, видят в коридоре Эрвина. Командир выглядит, мягко говоря, раздражённым, его обычно аккуратная причёска взлохмачена, а под глазами пролегают глубокие синяки. Кажется, вместо сна он всю ночь читал этот дневник. — Чем занимаетесь?       — Что-то я вспомнила, у меня сегодня дела, пойду-ка я с Моблитом поговорю, да… Доброе утро, Эрвин, отлично выглядишь! — с этими словами очкастая поспешно ретировалась из помещения. Главнокомандующего разозлить сложно, а если ты уже его разозлил, беги и не останавливайся.       — Дура, — Леви мрачно посмотрел ей вслед. Теперь ему одному со злым Эрвином разбираться. Он перевёл на него взгляд. — Ты не спал.       — Не заметил, как провёл всю ночь за чтением, — Эрвин вздохнул и зевнул, прикрыв рот ладонью.       Опять врёт. Леви это прекрасно видит — Эрвин не спал из-за кошмаров. Всё же, уже почти четыре года прошло с тех пор, как он стал главнокомандующим, а за это время число жертв и выживших, ненавидящих его, значительно прибавилось. Леви никогда не видел его спящим, зато всё чаще заставал с очередным бокалом дорогой выпивки. У них обоих было средство, чтобы забыться… только вот алкоголь куда более опасен, чем уборка.       — И как успехи? Узнал что-то интересное?       — Сколько бы я ни читал её записку о разумном титане, не могу поверить, что это — правда, — Эрвин улыбается привычной мягкой улыбкой и устало двигает плечами — от долгого сидения мышцы затекли и теперь наверняка болят.       — Отдохнуть тебе надо, — Леви внимательно, с некоторым беспокойством, смотрит на командира. — Выглядишь, будто помер вчера.       Эрвин смеётся и, оттолкнувшись от дверного проёма, на который опирался, подходит ближе.       — С твоей стороны это звучит, как комплимент. Отдохнул бы, но дел по горло. Кстати, у тебя здесь кровь, — говорит Эрвин и мягко проводит по щеке Леви тыльной стороной ладони.       — Четырёхглазая царапнула, — тихо отвечает Леви. Эрвин, почему-то, не убирает руку, так и стоит, рассеянно смотря на его лицо, словно пытаясь понять, о чём Леви сейчас думает.       — Хочешь, я сам заполню свои отчёты, — растерянно предлагает Аккерман, почему-то чувствуя себя неловко в таком положении. — А ты поспи лучше.       — Не знал, что ты такой заботливый, — Эрвин ещё несколько долгих секунд внимательно смотрит на Леви, после чего приподнимает его лицо за подбородок и, наклонившись, накрывает его губы своими.       Губы Эрвина холодные и мягкие, и этот поцелуй такой нежный, что Леви чувствует, как разум покидает его и без того бренное тело. Он закрывает глаза, поддавшись чувствам, и так проходит всего несколько мгновений, после чего Эрвин отстраняется от него и выходит из комнаты, оставив Аккермана в гордом одиночестве и к тому же в полном недоумении. Лишь спустя несколько минут до Леви доходит, что он стоит на том же месте с полуоткрытым ртом и бессмысленно пялится в дверной проём. Что это только что было? В течение всего дня Эрвин старается не пересекаться с Леви, и этому очень кстати способствует встреча с высокопоставленными чинами — как главнокомандующему, ему теперь приходится постоянно общаться с такими людьми, хотя он предпочёл бы с ними никогда не видеться. Вернувшись в корпус поздно вечером, он долго заполняет важные бумаги, а затем ловит себя на том, что несколько минут смотрит в одну точку. Зачем он… поцеловал Леви? Он помнил всё: как стёр с лица Леви кровь, увидел его сухие потрескавшиеся губы, а затем накрыл их своими… но эти воспоминания будто принадлежали кому-то другому, Эрвин видел всё это будто со стороны.       Честно говоря, это уже не первый раз, когда у него возникает подобное желание. Эрвину почему-то постоянно хочется то погладить Аккермана по руке, то приобнять, но он никогда не позволял себе такое, как сегодня. Чёрт, об этом лучше не думать, надо выпить. Он снимает куртку и ремни, за день впившиеся в тело, трясёт головой, отгоняя коварную мысль, встаёт из-за стола и, достав из шкафа так кстати припрятанную бутылку коньяка, с тяжелым вздохом садится на диван. Наливает на дно рюмки, затем, подумав, доливает до половины … и добавляет еще чуть-чуть, вспомнив сегодняшнее событие. Спустя пару секунд дверь распахивается от сильного удара ногой, и в комнату входит разъярённый Леви Аккерман. — Эр-р-рвин, — произносит он, буквально прорычав первую согласную и, сжав кулаки, направляется прямо к знатно охреневшему от такого поворота Эрвину. — Ты в край ебанулся? «Вот и смерть моя пришла», — отстранённо подумал Эрвин с каким-то странным равнодушием, наблюдая, как Леви в приступе ярости подбирается ближе, толкая ногой несчастный столик. «Хорошо хоть, что он без швабры». Леви остановился всего в нескольких сантиметрах, нависая над сидящим Эрвином. — Что это сегодня было, а? Думаешь, можешь себе такое позволить со мной? — под взглядом этих темных глаз Эрвин внезапно чувствует себя, как маленький двухметровый титан, который обидел лучшего воина человечества. — Послушай, я… — Леви не даёт ему договорить, резким движением залезает к нему на колени, больно хватает за плечи и впивается ему в рот жёстким требовательным поцелуем. Эрвин несколько секунд просто смотрит на него округлёнными от удивления глазами, а затем обнимает за талию, притягивая ближе, и отвечает на поцелуй, перехватив инициативу, проникает в чужой рот языком. Леви за это больно кусает его за нижнюю губу, наверняка до крови, и внезапно отстраняется. — Я думал, ты пошутил со мной сегодня, — он переводит дыхание и затуманенным взглядом смотрит ему прямо в глаза. — Выбесил меня тем, что так быстро ушёл, придуро… ммм, отпусти, у тебя кровь идёт, вымажешь меня. — Эрвин опять попытался поцеловать его, но капрал дал ему пощёчину и отодвинулся, тем не менее, оставаясь у него на коленях. — Больно вообще-то, — Эрвин обиженно держится за щёку, а Леви вдруг достает из кармана куртки аккуратно сложенную салфетку и начинает усердными движениями вытирать ему кровь, стекающую с подбородка.        — Ещё чуть-чуть и насквозь прокусил бы, — Аккерман смеряет его уничижительным взглядом, и Эрвин замолкает. — Нечего было со мной играться, я такое не потерплю. — Хватит, больно, — вздохнув, Эрвин перехватывает руку Леви. — Я не игрался с тобой, просто подумал, что тебе это не нравится. — Индюк тоже думал, — Аккерман опускает взгляд на грудь Эрвина. — На рубашку капнуло, стирать придётся… Завтра утром зайду к тебе и постираю, так уж и быть. Но ты этого не заслужил. Закончив, Леви попытался было слезть с коленей Эрвина, но не удалось — тот крепко держал его за талию, а второй рукой беззастенчиво поглаживал по внутренней стороне бедра. Вот и всё, приехали. — Ты сегодня здесь спишь, Леви. — Эрвин утверждает, а не спрашивает, мило улыбается, но в его глазах пляшут опасные огоньки. — Думаешь, я тебя отпущу после такого? — Что? О нет… — в глазах Леви мелькает искреннее удивление, когда Эрвин одним быстрым движением кладёт его спиной на диван и нависает сверху, удобно устраиваясь между его разведённых ног. — Допрыгался, капрал. Кажется, спать сегодня Эрвин опять не будет…       850-й.       Эрвин Смит безнадёжно влюблён в победу. Это заметно по безумному блеску в его глазах, когда он впервые видит Эрена в форме титана. Хмурится, долго наблюдает за подростком, и со стороны кажется, будто он настроен враждебно. Леви знает, что это не так. Знает, что Эрвин внутри почти ликует от счастья, видит в этом мальчишке ключ к победе, который был так сильно нужен человечеству все эти годы.       — Это наша возможность. — произносит он едва слышно, не отводя взгляд от Эрена, так, что слышит только стоящий рядом Леви.       Возможность. Вернуть свободу, которую забрали у них титаны, жестоко и беспощадно расправляясь с невинными людьми. Отомстить за павших в бою, покончить с этим кровавым безумием и бесполезными жертвами. Леви был бы рад избавиться от криков, эхом раздающихся в голове, от кошмаров, преследующих его, медленно и верно сводя с ума, но в глубине души понимал, что вряд ли у человечества когда-то будет такой шанс.       Эрвин же, наоборот, искал возможности там, где никто бы даже не подумал искать, продумывал всё до мелочей и был готов идти на любые жертвы. За это многие называли его чудовищем, а безутешные вдовы и родственники тех солдат, которых командир разведкорпуса когда-то отправил на гибель, до сих пор ненавидят его так сильно, что готовы убить. Но Леви знает, что пойдёт за Эрвином, куда бы тот ни направился, и будет сражаться за него, даже если его самого разорвут на части. Потому что настоящее чудовище — это он.       — Ты сегодня какой-то задумчивый, — Леви вздрагивает от внезапного голоса Эрвина, отвлечённый от собственных мыслей. Тот сидит за столиком напротив, и, слегка приподняв бровь, с легким укором смотрит прямо на него. Уже вечер, весь разведотряд собрался в старом здании, чтобы отдохнуть перед предстоящим походом за стену. На улице идёт сильный дождь, но даже громкие звуки падающих капель не могут заглушить восторженные крики Ханджи Зоэ, которая, кажется, абсолютно увлечена изучением титана Эрена. Сам Эрен сейчас находится здесь же, в общей столовой, и с совершенно оторопевшим видом слушает её рассказы.       — Тебе показалось. — коротко отвечает Леви, наблюдая за учёной, окончательно слетевшей с катушек после сегодняшней тренировки. — Вот расшумелась-то, четырёхглазая.       — Последние дни были слишком насыщенными. Для всех нас, — Эрвин вздохнул, откинувшись на спинку деревянного стула, и расслабленно закрыл глаза. — А следующие дни обещают быть еще более насыщенными.       — Хочу отпуск. И чай, — Леви с некоторым разочарованием встряхивает давно остывшую чашку. — Этот дерьмовый на вкус. — Завтра попрошу у Нила пару пачек нормального, — Эрвин слегка приоткрывает один глаз. — Но только, если будешь себя хорошо вести. — Подумаешь, избил его слегка. Мальчишка сам нарывался, — фыркнул Леви и, скривившись, всё же выпил холодный чай.

*** — Я сегодня с тобой сплю, — то ли спрашивает, то ли констатирует факт. Он стоит на балконе, наблюдая за чистым звёздным небом, Эрвин здесь же, сидит на стуле в извечно задумчивой позе. Остальные давно разошлись по своим комнатам, и наверняка уже спят, набираются сил перед следующей миссией. Такой важной и такой сложной. Возможно, эта миссия станет решающей для всего человечества. Может, заберёт их жизни. Леви не знает этого, но знает, что будет бороться до конца. Потому что ему есть за что бороться. — По-моему, ты весь последний год спишь со мной, и ни разу до этого не спрашивал разрешения. Совсем замёрз? — тёплые руки Эрвина неожиданно обнимают его за талию, и сам он прижимается грудью к его спине.– Какой ты всё-таки маленький. — Сейчас же забери свои последние слова обратно, или завтра пойдёшь на совещание со сломанными ногами, — Леви, однако, мимолётно улыбается, когда Эрвин в отместку за грубость слабо кусает его мочку уха. — Щекотно же…       850. 2.       Леви любит Эрвина Смита.       Любит, потому что вставляет его имя в каждом диалоге, ждёт его в кабинете по нескольку часов, чтобы заснуть у него на плече, не дослушав рассказ. Любит, потому что рядом с ним ему не снятся кошмары.       Любит, поэтому отпускает его одного за стену, проклинает Эрена, женскую особь и особенно себя за ранение, из-за которого не может участвовать в следующей экспедиции. Кричит, запершись у себя в комнате, чтобы никто не слышал, и думает, что убьёт Эрвина, если тот посмеет не вернуться. А он возвращается — без руки, но всё такой же, как и прежде, с азартным блеском в глазах, под которыми за все эти годы прибавилось множество морщин, со слабой извиняющейся улыбкой на лице. Леви любит, поэтому ухаживает за ним, кормит с ложечки, как ребёнка, помогает привыкнуть к жизни без руки.       С более-менее мирной жизнью для них навсегда покончено. Леви прекрасно это понимает, но в глубине души надеется, что когда-нибудь этот год, воспринимающийся как сплошной кошмар, закончится. На сегодняшнем совещании как раз обсуждают предстоящую экспедицию — на этот раз, действительно, самую важную в истории человечества. Он понимает, что вряд ли они одержат победу в этой войне и вряд ли смогут пожить спокойно. Знает, что Эрвин страдает. Из-за своей руки, из-за мертвецов, которых принёс в жертву во имя победы. Страдает, но никогда не показывает этого, даже когда его собираются повесить и жестоко избивают на глазах у мирного населения.       Леви уже давно понял, что не сможет его спасти. Просто не мог смириться с тем, что именно эта экспедиция станет для Эрвина последней. Голоса в комнате постепенно замолкают — совещание закончилось.       Лучший воин человечества медленно закрывает за Ханджи дверь и смотрит на сидящего перед ним лучшего командира разведкорпуса. — Ты никуда не поедешь. Я тебе ноги переломаю, — абсолютно спокоен, но в голосе чувствуются нотки зарождающейся истерики. Эрвин слабо смеётся и, избегая тяжёлого, пробирающего до дрожи взгляда тёмных глаз Леви, опускает голову. Это конец, и они оба это прекрасно понимают. — Поеду. Я должен там быть.       Леви любит Эрвина Смита. Но он должен выполнять его приказы.