Gerçeğin ruhu

Айше медленно шла по коридору, сомкнув ладони в замок в попытке унять нервную дрожь, эхо собственных шагов отдавалось в ушах громкими ударами собственного сердца, лёгкая тошнота незаметно собиралась комом в горле. Тёмное платье свободно сидело на тонкой фигуре султанши, делая молодую женщину немного бледнее. Или дело в том, что водоворот противоречивых эмоций затягивал по мере приближения к опочивальне падишаха? Казалось, словно прошлое окружило плотным коконом,– последний раз она шла по этому пути в день, когда Фарья получила долгожданные доказательства, что именно Айше причастна к покушению, которое привело к потере султанского ребёнка и дальнейшим трагическим происшествиям в столице. Снова слышала, будто смотрела сквозь стекло, свои собственные оправдания, глупые и совершенно бесполезные под убойной жёсткой хваткой и злыми глазами Мурада, испытывая не только едкий страх перед встречей с этим мужчиной, но и презрение в первую очередь к своей тошнотворной слабости в тот день, к тому, что бросалась ему в ноги, едва расплата подступила к ней сзади. Не нужно быть очень умным человеком, достаточно немного здравомыслия, чтобы посмотреть на ситуацию без предубеждений и наверняка знать: не будь она беременна в тот день, он убил бы мать своих детей без капли сожаления. Как правителя страны она могла легко понять его мотивы, но не как того человека, с которым её связывало столько воспоминаний, и трое общих детей. От Силахтара султанша узнала по пути в Амасью чистую правду, навсегда разбив иллюзию относительно любви султана: он собирался её убить и отдал приказ своему визирю покончить с ней, солгав ей самой накануне о ссылке, чтобы не сбежала или не наделала глупостей; если бы позже Мурад случайно не застал Фарью в кабинете Силахтара, читающей приказ, Айше никогда не выбралась бы из этого живой. Наверное, злость на жену перевесила желание немедленной расправы. В тёмных маленьких покоях в Амасье, сжавшись в комок на потёртых коврах или жёсткой тахте, она не спала ночи напролет, задыхаясь от верёвок воображаемых палачей, слушая малейший скрип старого дерева, но убийцы так и не пришли, видно Мурад навестил детей, искренне разбитых без матери, и решил не давать волю своей ненависти к ней. Захотел бы он посмотреть на казнь матери своих детей, не будь в тот день нарушены его первоначальные планы? Нельзя больше думать, если она планировала предстать перед ним гордой, не выказывая позорного страха: падишах может сколько угодно высказывать к ней презрение, но Айше изменилась и потому больше не упадёт на колени под его взглядом. Раньше, чем она была готова, предстала перед глазами знакомая дверь. Но если подумать, иногда следует идти без подготовки, иначе никогда не решиться покинуть с виду безопасное убежище, а ей и вовсе некуда бежать. – Повелитель хотел поговорить со мной,– холодным голосом произнесла Айше, поражаясь про себя, что голос мог не дрожать и звучать ровно. – Проходите, султанша. Повелитель вас ждёт,— почтительно заявил стражник, открыв перед ней дверь, которая – будь её воля – должна была оставаться запертой по крайней мере вечность, пока она не готова будет опять утонуть в отчаянном водовороте прошлых иллюзий. Султанша не стала останавливаться ни на секунду, чтобы не создавать впечатление, словно боится увидеть этого человека вновь. В порыве отчаянной смелости Айше немедленно вошла внутрь и поклонилась, отметив боковым зрением, что в покоях стало гораздо темнее и мрачнее, нежели было последний раз, когда султанша последний раз была в этих стенах, а на столе лежали высокие кучи документов и несколько пыльных книг. В комнате стоял резкий аромат лекарств, и весь комод и впрямь был уставлен многочисленными колбами. – Значит ты здесь...– хриплый голос, исходивший от кровати едва не заставил молодую женщину подпрыгнуть.– Я думал, что никогда больше не придётся тебя видеть. Айше сдержала свой первоначальный порыв и медленно повернулась, увидев воочию человека, которого годами жаждала вычеркнуть из памяти. Султан Мурад выглядел больным, под глазами пролегли глубокие тени, он сел в постели и даже это казалось стоило ему огромных усилий. Молодая женщина настолько шокирована была таким видом человека, некогда воплощения молодости и грубой силы, что даже не обратила внимание на грубое высказывание, которое неожиданно причинило боль. Но разве она могла ждать другого? Направляясь во дворец Айше словно мантру повторяла себе, что султан Мурад ненавидит её и у него очень серьёзный повод вызвать мать своих детей, если конечно намерением не было завершить старое дело и убить по пути. Реальность ударила мгновенно: никакая болезнь не могла удержать султана Мурада в кровати, если только он до сих пор мог держаться на ногах; он вызвал её в столицу, потому что его жизнь висит на волоске и ему что-то от неё нужно; в вероятность того, что он желает проститься с ней, не верилось, как впрочем и в то, что он действительно может взять и исчезнуть однажды, будто и не было. Как может человек, к которому она питала такое количество любви и ненависти, обиды и сожалений, просто уйти? Если что-то ещё она помнила про мужчину, который несколько лет назад из любимого превратился в незнакомца, то больше чем попытку вызвать жалость, он ненавидел, когда пытались жалеть его самого, потому понимала, что длинная пауза разозлит правителя. – Повелитель, мне сказали, вы звали меня, потому я здесь,– сухо проговорила Айше. Она смотрела на попытки султана сидеть в постели, несмотря на то, что это явно причиняло сильную боль, чего ему не удавалось скрыть. Желание сказать что-то резкое мгновенно исчезло. Возможно, это была жалость, возможно, знание того, что раненый зверь даже опаснее (ведь плохое состояние не помешало отдать приказ насчёт казни шехзаде Ибрагима); другие варианты рассматривать просто не хотелось, хотя в глубине души она знала правду: можно сколько угодно ненавидеть Мурада, но это вовсе не значит, что она перестала его любить. Он злился и смотрел на неё с раздражением, словно именно её вина в том, что он не может встать с постели и настолько борется со своими непослушными конечностями. К её глубочайшему изумлению, рука султана тянулась к полному бокалу вина, который ему таки удалось взять, хотя пальцы продолжали дрожать и немного вина выплеснулось на чистые простыни и шёлковую пижаму. – Не смотри на меня так!– грубо приказал султан с таким видом, будто одно присутствие женщины бесконечно оскорбляло его достоинство.– Ты последняя... Мне не нужна твоя жалость. Только моя милость подарила тебе жизнь. Я...– мужчина неожиданно застонал, падая обратно на подушки, окончательно разливая остаток содержимого бокала, большую часть которого он таки успел выпить. Тогда онемевшие ноги султанши вернули способность ходить и несмотря на всю его браваду, Айше таки подошла ближе и убрала бокал, а затем подложила несколько подушек под спину мужчины. Пусть он и скрежетал зубами от досады, всячески показывая своё недовольство, но позволил себе помочь. – Я не жалею вас, и прекрасно знаю, почему до сих пор жива. Но вам что-то от меня нужно, иначе вы не стали бы ждать, пока я вернусь сюда, чтобы отдать приказ о казни,– неожиданно спокойно заявила Айше, пусть он и высказал явную угрозу. Это спокойствие очевидно ошеломило Мурада и он впервые посмотрел на женщину перед ним, похожую на себя прежнюю разве что лицом, но не манерами и выдержкой. Она сильно похудела и больше не было лёгкой сутулости, свойственной ей ранее, волосы больше не вились по спине, а были собраны в тугой узел, но главным отличием пожалуй было то, что девушку больше не пугал его хмурый взгляд и резкий тон. Раньше Айше никогда не могла соревноваться с ним в силе духа, всегда пыталась вызвать жалость, что злило куда больше, нежели сам проступок, а теперь он обнаружил, что совсем не знает мать своих детей. Да и знал ли когда-то? — Ты изменилась,– констатировал он,– и ты права, я вызвал тебя не просто так. Очевидно, в ссылке у тебя появилась капля ума, потому ты наверное поняла, в каком я состоянии. Скоро взойдёт солнце нового падишаха османской империи. Ахмед – мой единственный наследник, я сделал всё для этого. – Ты убил своих братьев...– подтвердила Айше, не заметив, что перешла на неформальное общение, что позволяла себе только в лучшее их время, давно прошедшее. – Как может убийца стольких людей осуждать меня за то, что я сделал для блага своего сына? – хрипло рассмеялся Мурад, заметив, как собеседница вздрогнула.– Много лет назад, вскоре после рождения моих сыновей от Фарьи, один мудрый человек сказал мне, что они не задержатся в мире надолго, и остальные, сколько бы у меня не было сыновей, последуют за ним. Он сказал, останется только один, и даже он падёт от руки одного из моих братьев, если они останутся в живых. Сначала я не верил, но потом Селим и Сулейман ушли... Гюльбахар и предатель Синан убили их. После этого я перестал вызывать к себе наложниц, не было смысла рожать тех, кому не суждено жить. Я приказал казнить Касыма, моя мать мечтала посадить его на трон вместо меня, строила планы, он казался наиболее вероятным конкурентом, но ей удалось спасти Ибрагима. Ему было плохо, он почти потерял свой разум, но ей было наплевать. Я должен был спасти династию от этой женщины, потому казнь Ибрагима... Я не хотел забирать их жизни, это единственный способ лишить Кёсем её власти. Дядя Мустафа... Он и не жил, столько лет в этой клетке, я едва не обезумел всего за несколько часов в этой обители. Я однажды провёл там пару часов, когда она пыталась свергнуть меня с трона. Это она довела меня до такого состояния, она месяцами подливала мне отраву. И сейчас продолжает, я знаю, что ей по-прежнему как-то удаётся это сделать. Вино развязало его язык, или он просто хотел доказать тяжесть её собственных поступков, Айше не знала, однако рассказ оказался познавательным, потому что в Амасье до неё доходили разве что слухи, и те с опозданием. Мужчина и впрямь отбросил презрение, которым сочился его тон ранее, вероятно настолько задумчивый и уставший, что забыл свою роль. – Кёсем-султан хотела убить собственного сына? – переспросила Айше, потому что всё ещё не могла поверить, что женщина может пойти настолько далеко. – У неё нет больше сыновей или внуков, есть только пешки, которых она надеется использовать в своей игре. Женщина играет османским государством, она никого не любит, кроме своей власти. Она попытается прибрать власть себе, когда Ахмед окажется на троне. Я пытался избавиться от всех её соратников, но это бессмысленно, их слишком много, можно победить только устранив лидера. Именно потому ты здесь... Как только придёт час, когда Ахмед возьмёт на себя бремя власти, сделай вид, что согласна на все её условия, чтобы она не заподозрила, что у тебя могут быть другие намерения. А потом, как только у тебя появится возможность, убей Кёсем. Только так у государства и у нашего сына будет шанс на жизнь. После этих слов султана в покоях воцарилась тишина, помимо тяжёлого дыхания Мурада, которого изрядно утомил долгий разговор. Айше сидела на краю кровати и молчала, зная, что никакие слова сейчас не будут уместны: она вызвана в столицу, дабы стать убийцей Валиде Султан.