i love you for what i'm not

Телефон тошнит пронзительным звоном уже минуту, а может даже две. — Иду я, иду, — ворчит Курт, поднимаясь с дивана и снимая трубку, — Да? “Кобейн, ты в курсе, что сегодня воскресенье?” — приглушенный голос на другом конце провода звучит немного рассерженно и даже расстроенно. — Бля, уже? Вчера же был вторник, — конечно, он в курсе, что сегодня воскресенье. И в курсе, что они с Дэйвом снова планировали пойти вдвоем бухать, как и предыдущее бесчисленное количество воскресений. В курсе, что утром должен был встать, выйти из дома и встретить на перекрестке Грола. Только не смог заставить себя это сделать. Сил хватило только доползти с кровати до дивана, выкурить пачку сигарет и в одно лицо допить все пиво в доме, которое осталось. Он чувствовал, да и до сих пор чувствует себя настолько опустошенным, усталым, пустым, даже, в какой-то степени, мертвым, что не способен на простые рутинные действия. И уж точно не способен сейчас нормально себя вести с Дэйвом. “Хватит прикалываться. Ты прекрасно знаешь, что нарушать традиции — хуевая привычка. Так что поднимай свою тупую ленивую задницу и выходи из своей гребанной норы. Я жду.” — Дэээйв, бля, оставь меня в покое. Я устал, умоляю, если ты вытащишь меня из дома, я сдохну прям на твоих глазах. Вот че ты тогда будешь делать? “Пиздану тебя палкой. Не собираюсь я оставлять тебя в покое. Если ты сейчас же не выйдешь, я приду к тебе и вынесу твою чертову дверь.” — Тогда мне ничего не остается, кроме как повесить трубку и ждать рокового момента выноса чертовой двери. Ты просто прикончишь ее чуть раньше, чем она отвалится сама. “Ну ты и охуевший” — Пива купи, если ко мне соберешься! — кидает ему вдогонку Курт, перед тем, как Дэйв бросает трубку. — Нарушать традиции хуевая привычка, говоришь… — задумчиво и в пустоту протягивает Курт. Он как будто весь соткан из этих “хуевых привычек”. Интересно, разрушать близкое общение со всеми людьми это тоже хуевая привычка? Или хуевая черта характера? Больше похоже на второе. До того, как Дэйв дотащится до лачуги осталось минут пятнадцать. Курт уверен, что он сдержит свое обещание-тире-угрозу и реально придет. Только, может, дверь выламывать не будет. Если Курт ему откроет. А он, вроде, планирует. Все таки, не хотелось бы жить в доме без двери, да и новая будет дороговато стоить. Зачем Дэйв вообще так уперто возится с Куртом? Приятно ему, разве, каждое воскресенье выслушивать это нытье без конца и края, странные, дурацкие мысли, терпеть бесконечное игнорирование и “хуевые привычки”? Почему он не жалеет, что ввязался в это? Почему до сих пор держится рядом, зачем? Это так тяготит. Курту было бы гораздо легче, если бы Дэйв просто в один момент ушел, не сказав ни слова. Тогда бы Кобейн остался в одиночестве. Одиночество — это круто. Никто не придет и не начнет ебать мозги своими принципами, традициями и бла-бла-бла. А еще ты никому не сможешь навредить своим тупым мразотным эгоистичным характером, и разрушать общение будет не с кем, и никому, кроме себя, ты не будешь в тягость. Наверное, если бы все люди вдруг перестали замечать Курта, как владелец того бара не замечает их с Дэйвом каждое воскресенье, ему было бы гораздо, гораздо легче жить. Стук в дверь прерывает размышления о прекрасном. Курт поднимается с дивана и тащится к двери. Щелчок, поворот ручки и вот перед глазами предстает Дэйв, уже занесший руку для того, чтобы постучать еще раз, рассерженный и мокрый. Оказывается, на улице дождь… Курт его не слышал, даже несмотря на то, что капли лупасили по крыше неслабо. Черные, длинные волосы Дэйва смешно прилипли к его лицу и представляли из себя жалкую картину. Можно было бы выебнуться и назвать их похожими на змей, но нет. На змей они не были похожи даже близко. Скорее, на сопли. Какой же большой сейчас соблазн послать Дэйва куда подальше и не пускать в дом, отправить обратно в противный, до костей пробирающий дождь обратно, откуда бы он ни шел. Вместо этого Кобейн посторонился и пропустил друга в теплую, грязную и слабо освещенную комнату. — Ну у тебя и дыра тут, — Дэйв говорил так каждый раз, когда приходил, хотя за время его отсутствия ничего, в общем, и не менялось. Разве что, на полу появлялся новый слой мусора или на стенах новые рисунки. Надо отдать этим рисункам должное — несмотря на всю свою абсурдность, они очень неплохи. Абсурдность - она во всем. Курт изображает каких-то странных существ, вроде личинки с порезанными венами (потом он пытался перерисовать ее на штаны акрилом, но все смазал и их пришлось выбросить) или стрекозы, пожирающей души, или просто человеческой почки, или даже бычьего пузыря. Все это он развешивает на стенах и гордо демонстрирует всем гостям. Тех, как правило, и так немного, а после посещения этой обители сумасшествия и вовсе не остается. Терпит, кажется, только Дэйв. — Дыра и дыра. Ты каждый раз бубнишь, как будто не был тут никогда, — Вежливость? На нее нет времени и сил. — Пиво, — Грол ставит пакет со стукающимися друг о друга банками прямо на пол. — Круть, — все таки нет на свете звука приятнее, чем стук пивных банок друг о друга. Ну, может, с ним может посоревноваться только шипение крышечки. -- Не хочешь обьяснить, схуяли в этот отвратительный, противнейший дождливый день ты решил остаться в своем насквозь прокуренном и пропитанном алкоголем и наркотическими веществами, с позволения сказать, доме? — Слышу ответ в самом вопросе. — Ну тебя, скучный, — по лицу Дэйва проскальзывает еле заметная тень улыбки. Все таки этот парень совсем не умеет злиться. Курт открывает пиво и протягивает другу, прихватывая банку и себе. Кажется, это уже десятая за день. Курт все еще чувствует себя отвратительно трезвым, как будто перепутал алкогольное с нулевкой. Отвратительно. Минут, наверное, сорок, говорили ни о чем, как будто обычные воскресные барные разговоры переехали сегодня к Курту на кухню. Наконец слова, приглушенные, как будто из радио, перестали звучать и воцарилась тишина, нарушаемая глотками и неистовым стуком капель по крыше, потому что дождь только усилился. Интересное вообще явление — тишина. Люди называют ей все, в чем не звучат их голоса. Но правда ли это тишина? Существует ли она вообще? Ведь всегда будет что-то звучать, дождь, птица, цикады, падающие листья… но люди упорно называют тишиной все, где не звучат их голоса. Это даже обидно. Наверное, отсюда и появилось выражение «слушать тишину». Потому что всегда в тишине есть, что слушать. А иногда так хотелось бы выключить сразу все звуки… — Курт, я не могу так больше, — спустя некоторое время, произносит Дэйв, делая глоток пива. — Заезженная пластинка. Следующую поставь. — Дебил, я серьезно. — Ладно, поверю в твою серьезность. Только умоляю, давай ты сейчас не будешь делать из меня своего психотерапевта. В какой-нибудь другой день, — Курт прикрывает глаза и закуривает. Все ставки на то, что сейчас Дэйв попытается снова выяснить, кто же они друг другу на самом деле. Курта какое-то время, в общем, тоже интересовал этот вопрос, но не найдя на него однозначного ответа он решил поступить по человечески и просто-напросто забил. — Нахуя вообще это все нам? — М? — Ну мы каждое воскресенье куда-то премся, бухаем, творим какую-то околодружескую хуйню, но зачем? Что значит, — Дэйв ведет рукой в воздухе, будто описывая что-то, — вот это все? — А хер его, в общем, знает. «Это все» вроде должно приносить нам какие-никакие эмоции. И вообще, идея твоя была. — Ты и не сопротивлялся. — Переводишь. — Сука. Курт делает еще затяжку и гасит сигарету об стол. Встает с обшарпанного и потрескавшегося стула, проходит по кухне. Взгляд скользит по горам мусора - упаковкам от еды, которые никто не собирался и не собирается выбрасывать, пустым банкам из-под пива и газировки, смятым листкам бумаги, вдоль и поперек исписанным чем угодно, кроме полезной информации, синим кухонным шкафчикам, таким же грязным, как и все остальные в этом доме. Цепляется за выемку от отвалившейся плитки, ненадолго задерживается и скользит дальше. Как же приелась эта обстановка! А ведь Курт этого даже не замечал. — Знаешь… ты, может, и прав. Нахер это все? Бесполезней событий в жизни не видел. Ничего не приносят, ничего не забирают, просто… ничего. Рутина, да и только. Никакого разнообразия, все такое. — Ага. Никакого разнообразия, все такое. — Так может, и пошло оно туда, откуда пришло? — Курт изо всех сил пытается скрыть нотки агрессии в голосе. Получается, откровенно говоря, плохо. Его реально выбешивает этот разговор, да и вообще вся ситуация - дурацкая, несуразная, бессмысленная. Зачем тогда, два года назад (или сколько там прошло времени? Оба перестали считать достаточно давно, чтобы не помнить), Дэйв пришел к нему под дверь? Зачем Курт поверил, что не сможет без него? Оба знали прекрасно, что рано или поздно опять все сведется к тому, что происходит сейчас. Абсолютно бесполезное общение двух человек, которые толком двумя словами перекинуться не могут. Держатся друг за друга просто потому, что больше держаться не за кого, — Да! Пошло оно! Кулак врезается в стену. Курт не чувствует боли, не чувствует, как хрустнули костяшки, не чувствует, как стекает тонкая струйка крови по пальцам. Бить бедные стены, которые скоро трескаться начнут, стало ему уже привычным занятием. Таким же привычным, как эта кухня, как сигареты, которые уже давно не приносят того наслаждения и превратились в бесполезную плохую привычку, как алкоголь, как одиночество, как бедность… Дэйв вскакивает со стула и в момент оказывается рядом с пусто смотрящим на кровь на своей ладони Кобейном. — Ахуел?! У тебя мозги вообще есть? Где пластыри? — Судорожно открывает и закрывает шкафчики в поиске аптечки. Пусто, пусто, снова не то. Рана даже не настолько значительна, кровь перестает идти и наутро от истерики останутся только в напоминание о том, что не всегда Курту удается сдерживать эмоции, которых и так немного совсем, красные костяшки. — Нет у меня пластырей блядских! — Тряпки хотя бы или полотенца?! — Да ничего у меня нет!!! Оставь меня в блядском покое!! Уйди!!! — Блядский, Курт, успокойся! — незаметно Дэйв пытается собой закрыть замеченный им единственный имеющийся в доме нож. Мало ли, что может в голову взбрести Кобейну в таком состоянии. — Я спокоен, как ебаный бык на родео! Съебись быстро, иначе следующий кулак прилетит не в стену, а тебя!! — Курт, послушай… — Вон!!! ВОН!!! Ливень так и не закончился. Похож на аномалию даже, идет и идет, сильный, бешеный, неистовый. Ему плевать, кто под него попал, кто закрывает в панике окна, кто ждет, когда начнется гроза. Идет и идет… как же Дэйв хочет, чтоб ему сейчас было плевать. Как хочет сейчас стать ливнем. Неплохая альтернатива реальной жизни, реальным эмоциям. А реальным ли? А реален ли он сам? Что вообще реально? Слово какое дурацкое - реальность… Он уже не вернется. В следующий раз не придет, не скажет бесполезное «давай все вернем». Нет, нет, не скажет! Незачем так держаться за прошлое, незачем, незачем! Пытаться раз за разом придумать что-то, как будто это не бесполезно, как будто это лучший вариант… Нет, он уже не вернется.