Мелодия скрипки
4 ноября 2020 г. в 23:50
17 мая, 1756 год.
Бледные лучи послеполуденного солнца, скупые на тепло даже в преддверии скорого лета, преломлялись сквозь витражные стёкла в вычурной железной окантовке и падали на покрытый сложным рисунком ковёр. В светлых полосах по воздуху в неизведанном танце скользили едва заметные пылинки, кружась и словно вовсе не желая прекращать свой полёт.
Но, пролетая мимо книжных стеллажей, что полностью, до самого потолка, занимали собой две длинные стены комнаты, одна за другой они оседали на корешки томов, мягкую обивку кресел цвета берлинской лазури, покрытие столика из красного дерева и прочий интерьер, вновь становясь невидимыми.
В просторной библиотеке вступила в свои полноценные права тишина. Нет, не такая тишина, из-за которой воздух становится спёртым и давящим, появляется звон в ушах и невольный страх, пробирающий холодом и вонзающийся в мозг — а не лишился ли я слуха? А жив ли я ещё? «Мёртвая» тишина, как говорят, хоть это и не совсем правда.
Нет, что вы, вовсе нет. Здесь тишину прерывало и словно бы дробило на осколки размеренное постукивание стрелок часов. Тонкая игла секундной оборачивала всё новые и новые круги по циферблату, а минутная безуспешно силилась догнать свою младшую подругу.
Кроме того, откуда-то с улицы доносился шум большого города. Говор людей, цоканье лошадиных копыт и прочие звуки, что сливались в единый тихий гул, привычный для жителей столицы.
Словно осенние листья, что вот вот сорвутся с тонкого абажура ветвей, шелестели страницы книги, перелистываемые облачёнными в чёрные кружева перчатки длинными тонкими пальцами с выступающими костяшками и фалангами, которые придавали руке ещё больший вид эстетичной хрупкости и утончённости. Вот эти пальцы, едва касаясь, пробежались по ровным строчкам английских букв, а после убрали со лба выбившуюся тёмную прядь волос.
Взгляд глубоких тёмно-синих глаз, обрамлённых пышными от природы ресницами, устремился в сторону стоящих на каминной полке часов, что буквально в эту же секунду стали отбивать удары.
Первый.
Аккуратно сложила книгу, загнув уголок одной из страниц. Отложила томик на читальный стол по правую руку.
Второй.
Кончиками пальцев поправила изящное кольцо монокля на поблескивающей золотом цепочке.
Два часа пополудни.
Девушка, хотя нет, вернее было назвать её женщиной, но никто бы не осмелился сделать это, взяла в руки ещё вчера вскрытый конверт. Несмотря на возраст, ей по факту не являлось около полусотни лет. А для страны это и вовсе относительно немного.
Вновь она читает строчки письма, что уже запомнились наизусть. Желтоватая шершавая бумага, кругляшок вычурной восковой печатки, по-детски размашистый, но ровный почерк.
Chère Britty.
Je te rendrai visite demain, vers 16 heures. J'ai une conversation importante. J'espère que vous ne refusez pas et ne m'acceptez pas.
François.
(с фр. — Дорогая Бритти. Я навещу тебя завтра, около 16 часов. Есть важный разговор. Надеюсь, ты не откажешь и примешь меня. Франсуа.)
Отложив конверт, Британия вздохнула, встала с кресла и оправила юбку тёмно-синего простого платья с элементами готического стиля — одно из тех, в которых она обыкновенно проводила свободное время.
Хотела она встречи с французом или нет, но хотя бы из чистой вежливости должна была принять его. Девушка уже догадывалась о теме «важного разговора», что послужил причиной приезда старого знакомого, и прекрасно понимала, что следует решить этот вопрос.
Стычки между их колонистами в Северной Америке ещё с 1754-го года не давали покоя обоим. И никто не собирался уступать.
Её отец, Англия, ещё в 1607-м году усыновил Америку — маленького мальчишку из индейского племени. А спустя тысячу лет, на момент 1707-го — года её рождения, Америка был достаточно развит, чтобы считаться ведущей колонией Англии. И, придя к власти, Великобритания обещала, в первую очередь самой себе, быть ничуть не хуже отца.
Размышляя над этим, девушка вышла из библиотеки, намереваясь направляться в свою спальню, чтобы приготовиться к приёму. Как только она затворила двери, этажом выше раздались первые аккорды скрипки и с начальных нот полилась знакомая ей мелодия «Времена года». Ох, Вивальди, как прекрасны твои произведения, что их уже сейчас знали и любили не только в Венеции!
В игре сразу чувствовалось мастерство, выработанное годами, но слишком резкие, слишком порывистые движения смычком, что, казалось, разорвут струны, вырывая из них звуки.
Эмоции. О да, чем отличалась игра Америки, так это чистые чувства, преображённые в мелодию благодаря посреднику-скрипке. Они настолько явно выражались, буквально кричали о себе, так что не составляло труда проникнуться душевным состоянием и мыслями парня, что словно были написаны чёрным по белому.
Сколько же было здесь злости, борьбы и безысходности. Уж не связано ли как-то с произошедшим чуть менее двух месяцев назад штурмом и взятием французами форта Булл?
Великобритания не признавала такой игры, несмотря на всю искренность и красоту. Она в принципе считала недопустимой вольностью такой показ эмоций и сама брала в руки инструмент лишь для того, чтобы сосредоточиться на работе мыслей, ну и, за редким исключением, ради простого эстетического удовольствия.
Британия, одной рукой придерживая подол платья, а второй касаясь вычурных перил, поднялась по лестнице, что вела в отведённое юноше крыло, чтобы сначала переговорить с ним.
С каждым шагом, что отдавался чуть слышным эхом и сопровождался новым аккордом, музыка становилась всё громче и явственнее. Проскользнув взглядом по знакомым ей картинам на стенах второго этажа, девушка оказалась у приоткрытой двери комнаты Америки.
В этот момент на какую-то секунду наступила звенящая от прошлых звуков тишина. Он понял, что к нему гости, и даже догадался, кто именно, но тут же продолжил игру. Ведь не оставлять же мелодию, тем более такую, незаконченной.
Британия лишь приподняла уголок рта в лёгкой полуухмылке и, приотворив дверь движением руки, остановилась в проёме. Каждое её движение сопровождалось порывистым жестом смычка по струнам, словно выражая этим своё волнение, связанное с приходом Великобритании.
У этих двоих были довольно сложные взаимоотношения. По факту, Америка приходился девушке братом, хоть и не родным. Если учитывать год основания как страны, то старшим, а по условно человеческому возрасту — младшим.
Во времена, когда Англия был его опекуном, юноше жилось вольно. Он мог делать буквально что пожелает, англичанин лишь направлял его ну и, конечно, обучал и воспитывал. Великобритания же считала Америку лишь своей собственностью, не более. Развитие в плане колонии продолжалось, но сам парень недолюбливал ту, кто руководила этим. А особенно юноше не нравилось то, что он был буквально связан по рукам и ногам, ведь рядом с Британией его слово не имело никакой власти. Отец их предпочитал не вмешиваться в дела детей, ведь не являлся уже, так сказать, действующей страной, хоть территория Великобритании продолжала делиться на Англию и Шотландию.
В общем, суть в том, что у Британии и Америки очень редко выдавались моменты, когда они могли поговорить по душам, либо же, например, прогуляться вместе и спокойно поболтать, как ни в чём не бывало, снимая на недолгое время те маски, надевая которые, представали обычно перед миром. Или вынуждены были надевать?
Закончив играть, юноша резко отдёрнул смычок от скрипки, а после — медленно сам инструмент от плеча. На каблуках туфель развернулся лицом к гостье и чуть склонил голову в знак выдержанного приветствия.
Британия, холодно кивнув ему в ответ и, подождав пока Америка уберёт инструмент, прошла далее внутрь комнаты, следуя невербальному приглашению.
— Сожалею, что мне пришлось оторвать тебя от дел, но хотела предупредить насчёт кое-чего.
Парень лишь усмехнулся краем рта, обернувшись к ней полубоком и кладя на стол футляр со скрипкой, что до этого всё ещё держал в руках.
После небольшой выдержанной паузы, Британия продолжила:
— Вечером приедет Франция. Возможно, он захочет тебя видеть, а, зная его — захочет. И, хотя бы ради приличия, тебе нужно будет поприветствовать его и, если не захочешь присутствовать при нашем разговоре, сможешь уйти. Так что, будь готов.
— Ты так говоришь, будто я маленький ребёнок, которого нужно учить правилам этикета, — огрызнулся парень, кинув на неё холодный взгляд.
— Поверь, дорогой, если я так говорю, значит — так и есть, — не менее холодно ответила собеседница, развернулась и вышла из комнаты, специально не дождавшись ответа, чтобы последнее слово осталось за ней.