Эй, Манобан! Время правды!

POV/Jungkook По всей видимости, сдаваться так просто Манобан не намерена. Что значит «потом поговорим»? Нам больше нельзя разговаривать. Нужно это прекратить. Черт, при всей абсурдности этой ситуации нам действительно «надо» это прекратить. Мой идиотский план не сработал. Она не отступит просто так. Я должен что-то сделать. Что-то, из-за чего она прекратит меня спасать, что-то, из-за чего не захочет больше видеть, что-то, что разобьёт ей сердце. POV/Lisa Наркотики? Боже, когда он успел в это влипнуть? Его взгляд... он просто пустой. Господи, что обычно делают девушки, чьи парни ввязываются в такое? Стоит ли мне кому-то говорить? Как теперь ему помочь? Он намеренно пытается отстраниться, используя агрессию в мою сторону, а я даже не знаю почему. Естественно я не сдамся просто так. Попробую выловить его где-нибудь завтра и поговорить насчёт врача. Да и вообще хоть кого-нибудь, кто смог бы помочь. Еnd. Лалиса сидела в своей комнате на полу, обняв ноги руками и думала. О том, какими словами ей поговорить с Чоном завтра. Как подтолкнуть его к отказу от этой дряни и последующему лечению. Помимо этого, она очень переживает за него. Лалиса знает, что в данный момент Чон дома, но по словам его сестры он днями пропадает? Но где? С кем общается? И не натворит ли он чего-то  до завтра? Оторваться от этих мыслей помог брякнувший телефон, лежащий на кровати. Лиса резко дернулась и посмотрела на экран. А: «Интересно, твой парень знает, что у него есть девушка? Ведь прямо сейчас он зажимается с Хёнай и ни о ком другом, кажется, думать не может». И тут пульс участился. Волна страха накрыла Лису с головой. Она открыла рот в удивлении и просто уставилась на экран. Она не могла поверить какой-то дуратской анонимной смске,  но почему то перед глазами всё отчётливей виднелись картинки как он... и она... Фантазия рисовала просто невероятные вещи, которые с каждой секундой норовили стать правдой. Она не растерялась. Ей страшно, но ведь это все не точно, верно? Вдруг, это какая-то ошибка? Шутка?! Или... неудачный розыгрыш, хотя это почти одно и тоже. Lisa:  «Я не верю» A: «Приезжай и посмотри. Сейчас скину адрес.» *** Чем ближе Манобан подходила к назначенному месту, тем больше росла уверенность в том, что всё это— правда. Внутри девушки начала зарождаться злость и обида. Про накопившиеся слезы можно даже не упоминать. Она просто шла и будто знала, что там увидит, но остановиться уже не могла. Лиса должна убедиться. Увидеть. Сама. Она зашла в дом, где громкость музыки превышала, кажется, все существующие децибелы и остановилась. Идти дальше даже не пришлось. Она и отсюда могла наблюдать чудовищную картину. Они у лестницы. Он целует её. Прямо в губы. Он сминает их так страстно, так желанно, будто она одна ему только и нужна. Будто только эти губы он и готов целовать всю свою жизнь. Боль сковала сердце и теперь ему трудно биться. Слезы заполонили глаза и теперь им трудно видеть. Ноги остолбенели и вросли в пол так, что теперь им трудно бежать. Больше ничего не осталось. Он отстраняется, улыбается ей, берет за руку и уводит наверх, одаривая потемневшим взглядом. Это желание? Похоть? Неважно. Этого достаточно. Дальше можно не продолжать, потому что это будет бессмысленно. Это ведь предательство. А предательство —всегда невыносимая боль. И хотя боль—неотъемлемая  часть жизни, но всему есть предел. И у Лисы он есть. И это её предел. Это уже второй самый родной человек в её жизни, который наплевательски к ней отнесся. Который кинул в ту самую пропасть, хотя должен был быть первым, кто вытащит оттуда. Который плюнул в душу, вырвал сердце и ушёл, даже не соизволив обернуться и сказать «прости». *** Лиса рыдала всю ночь. Её плач был похож скорее на паническую атаку. Она с жадностью брала воздух, норовя им просто подавиться и скулила так, будто она самая несчастная дворняжка, брошенная на улице на произвол судьбы. Она сломана. Разбита. Манобан видела все своими глазами, но по прежнему пытается найти хоть какое-то оправдание случившемуся. Она знает, что его нет, но продолжает искать. Как и все люди, которым трудно признать действительность. Она не стала идти к ним. Не стала показываться ему на глаза, потому что это было слишком больно. Видеть его там было слишком больно. Она была пустая, когда пришла в школу на следующий день. Её глаза, как и лицо в целом, не выражали абсолютно ничего. Даже после того, как она увидела Чонгука, зашедшего в класс. Они сидели за одной партой весь урок, но ни один из них не посмел посмотреть в сторону друг друга. Будто у обоих были шоры на лице, прямо как у лошадей. Они не могут смотреть по бокам. Только прямо. Их состояние было одинаково плохим. Только один был под кайфом, а другой нет. Лиса не выдержала. Она была бы не Манобан если бы не сделала того, что сделала. Lisa: «Нужно поговорить. Прямо сейчас. Возле моего шкафчика». — Извините, можно выйти?- тут же спросила она у преподавателя. Тот не стал отвлекаться  от объяснений и кивнул в знак согласия. То же самое он сделал и с Чоном, который так же попросился выйти. Весь путь от класса до шкафчиков казался вечностью. Будто два человека проходят тысячи километров в одиночестве, несмотря на то, что идут вместе. Остановившись, она обернулась и наконец посмотрела в его глаза. Чон скрестил руки и прислонился к шкафчикам плечом, понимая, что сейчас нужно будет использовать все свои навыки лгуна. Его чёлка спала ему на глаза, но это не помешало девушке увидеть в них этот блеск. Они всегда блестели. Это его особенность. Такой же блеск исходил из его серёжек в виде креста, которые так символично подходят для сердца Лисы в данный момент. Ведь это на похороны именно её сердца они сейчас и собрались. —Я знаю про Хёну.-сказала она с каменным выражением лица. Будто это больше не больно. Будто она не рыдала всю ночь в подушку, проклиная тот день, когда Юна не предложила ей умереть вместе, не забрала ее с собой. В мир, где больно не будет никогда. —Хорошо.-холодным, безразличным голосом сказал он. Лиса закрыла глаза. Она не знала что хуже. Что он ей изменил, или то, что он сейчас этого не отрицает... И снова душераздирающая тишина. Лалиса больше ничего не может. Движение одностороннее. —Мы расстаёмся?-сказала она таким голосом, от которого его сердце сжалось и почувствовало, что значит настоящая боль. Лиса еле сдерживала свои слезы и пыталась понять хоть что-то, но было видно, что она слишком расстроена. Этот вопрос звучал так странно, ведь ответ уже очевиден, а нотки надежды до сих пор не ушли. —Это не я сказал.- безэмоционально с наружи ответил Гук и проклял день, когда решил, что мог бы быть счастлив хоть когда-либо. Неужели это карма за то, что он сделал с отцом? Неужели он действительно заслуживает всё это? —Да. Не ты.-подчеркнула она грубо. Боже, как же Лиса устала. Устала от всей этой ситуации и от такого Чонгука. Она не понимает как все к этому пришло и по какой причине, но понимает, что скорее всего сделать уже ничего не сможет.—Но ты создал все условия для того, чтобы это сказала я.-слезы катятся по щекам и уже не «предательски», потому что  Манобан больше их не держит. Ей не стыдно сейчас. Ей очень больно. Снова. Она не может поверить, что Чонгук изменил ей. До сих пор не может. Сама мысль о том, что он целовал и трогал другую — сводит с ума. Убивает. Медленно. Мучительно. Лиса знала, что любовь зла и что чувства — это плохо, но каждый раз давала им шанс на то, чтобы случалось что-то, что угодно, что позволило бы ей передумать. Она плачет. Ну и пусть видит как ей больно, пусть видит, что он натворил. —Боже это невыносимо. Ты говорил, что любишь меня...-не понимала она, пытаясь ухватиться за последние вопросы, которые только могла придумать, чтобы оттянуть момент того, как они разойдутся насовсем. Момент, когда скажут «прощай». — Что же ты натворил Чонгук? Что произошло? —Мало ли... что я тебе говорил.-выдавливает из себя Чон, сто раз подумав не рассказать ли ей всю правду, ведь это слишком больно. Быть сейчас здесь. Смотреть в её глаза. И так врать. Её слезы словно ножевые ранения для него. Поверь так надо. Кричи ори ругайся Только пожалуйста не плачь и не смотри... не смотри на меня так... — Я поиграл, мне надоело. Вот что произошло. Это была всего лишь роль. Я разве не упоминал, что собираюсь поступать в театральный? —Что?-непонимающе покосилась Лиса. —Манобан, обычно ты играешь с парнями, а тут поиграли с тобой. Что, не можешь смириться? Она замерла на месте, готовясь к новому удару. —- Ладно, я объясню тебе. -показывал все своё ложное раздражение Гук. Как же он бы хотел сейчас отрезать свой язык, чтобы тот ни за что не продолжал помогать ему говорить. Говорить этот бред ей.—Думаю игра закончилась. Можно и открыть все карты. Лиса, я просто поспорил.-что он несёт. Он и  не понимает, что заходит слишком далеко, но ему очень страшно. Из-за того, что нет выбора. —Что?- слабо бездыханно. Новый удар, когда казалось, что хуже уже не может быть. Господи я идиот —Я не люблю тебя.- Больше всех на свете люблю. —Я поспорил с пацанами, что трахну тебя, такую высокомерную, идеальную, новенькую сучку, притворяющуюся влюбленной в О Сехуна! Я блять поспорил! А потом мне понравилось играть и мы придумали новую цель: заставить тебя влюбиться в меня и бросить. Теперь ты поняла?! Лиса больше не слушала. Или не слышала... Я люблю тебя больше всего на свете, но если есть хоть малейший шанс тебя потерять, то я уничтожу их все, чтобы этого ни за что не случилось. —Боже. Ты несёшь какой-то бред. Нет. Скажи мне что ты врешь!-Лиса не могла сдерживать слез, из-за которых было ничего не видно, но она в упор продолжала смотреть на Чона взглядом искренней надежды. Надежды на этот последний, хоть малюсенький шанс, что это ложь. Ну пожалуйста. Всего лишь ложь. Ложь— это ведь легко, да? Прямо как сейчас. Кто нибудь подтвердите. Это ведь похоже на ложь?! Прямо в глаза. Ее мир рушился. Ее сердце разрывалось от боли. Хотелось просто вырвать его себе, чтобы оно не болело так сильно. Грудную клетку сдавливало так, что она не могла даже вздохнуть. Как тогда. В день, когда Юна умерла... Боль проходит насквозь и словно острыми лезвиями пронизывает все внутри. Каждую клеточку, каждый нерв. Тебя обманули. Тебя задели. Больно. Снова... Ты навсегда останешься одна. Ты никому не нужна. Ты—никто. Внутренний голос просто кричал  ей изнутри, а она была не в силах его контролировать. Непонятно кому было хуже. Человеку, который испытал эту боль от любимого, или человеку, который эту боль причинил любимой. Чона разрывало изнутри и он в первый раз в жизни действительно хотел разрыдаться и одновременно разбросать все к черту в этом здании. Убить всех и оставить себя в живых, поскольку после такого он не достоин смерти. Милая, не смотри. Так я умираю ещё мучительнее. Я так боялся тебя потерять, что в итоге потерял. —Обними меня и скажи, что мне это приснилось. Просто обними меня пожалуйста.-шептала она ему как сумасшедшая. — Я больше не люблю тебя! Ты слышишь? Или для того чтобы ты поверила, мне нужно трахнуть кого-нибудь у тебя на глазах?-кричал Чон, пытаясь убить в ней остатки надежды.—Ты больше мне не нужна. Все что я сказал—чистая правда.- ножом прямо в сердце. Она должна поверить окончательно. Это конец их обоих и его собственный. Личный и персональный конец. Считай как самоубийство. Голыми руками уничтожая все, что ты любишь. Ты делаешь это сам своими же руками у себя же на глазах, наступая на сердце своим любимым и смотря на них с жалобным выражением лица, говорящим жалкое «прости».  Но это только в лучшем случае. В худшем же— сотрёшь с лица вину и даже не обернёшься. Она разрывается на две части. С одной стороны она, с другой он. Она не может быть с ним после всего, что он натворил, но и не может его бросить. Особенно сейчас, когда Чон не соображает, что творит. Лиса уже не знает где правда, но факт его наркотической зависимости остаётся фактом. Ей очень больно за себя, но так же безумно страшно за него. Врет он или говорит правду—неважно. Ему нужна помощь. Врач. Он запутался. И Лалиса обязательно поможет, вот только... осознает, что он— любовь всей её жизни, изменил ей с другой и сейчас говорит, что все, что было между ними—лишь игра. Притворство. А ведь Чонгук даже не жалеет. Она плачет, смотрит на него и просто ничего не может. Опять ничего не может. Как в день,когда увидела Юну и было слишком поздно. Лиса боится этого «поздно». Мне кажется я знаю, почему она убила себя. Она не хотела жить в мире, где человек может просто попользоваться тобой, предать, приказать. Это слишком жестоко, это слишком... — Мне больно, Чонгук...-все что смогла вымолвить она. А мне ещё больнее, Лиса. Манобан не могла больше выдерживать его взгляда, больше не могла находиться с ним рядом, больше не могла рыдать и развернулась, чтобы уйти. Она сделала пару шагов от него и вдруг обида покинула её. На смену ей пришло полное отчаяние. Отчаяние, потому что сделать ничего уже нельзя. Потому что пленку назад не отмотать. Нельзя сесть в машину времени и предостеречь себя вчерашнюю о разочаровании с которым столкнёшся завтра. Так нельзя. И вот сейчас ей снова не оставили выбора. Она не знает правда ли то, что он её использовал, ведь это всего лишь слова, но она знает точно, что видела его с Хёной. И именно Это самое больное, что сейчас есть. Что сейчас можно осознать. Она вытерла слезы рукой, собралась, развернулась и быстрыми шагами, цокая каблуками, уверенной походкой вернулась к Чонгуку. —Знаешь какое у меня самое большое желание?-яростно спросила она, заглядывая прямо в глубину его темных глаз.—Обернуть время вспять и ни за что не встретить тебя. Никогда. Никогда не слышать твоего имени и не видеть твоих глаз. Никогда не касаться тебя и не целовать так, будто ты последнее, что у меня вообще осталось. Никогда! Слышишь?! -она подходила к нему ближе.—Потому что я ненавижу тебя, понимаешь? Ударила она его кулачком в грудь.—Ты понимаешь как я тебя ненавижу?!-уже двумя руками била она его в грудь. Он просто стоял. Стоял, опустив голову и руки и пытался заставить себя не умереть прямо здесь. Прямо перед ней. Да уж, люди пережившие расставание— настоящие боги. Манобан кричала это от обиды. Она не могла поверить, что Чонгук изменил ей. Сама мысль о том, что он целовал и трогал другую сводила с ума даже больше, чем то, что он просто использовал и обманул её. Наверное, это уже нехорошая любовь. Раз ставишь ЕГО все равно на первое место. И что даже в этой ситуации думаешь о нем, а не о той, которой просто попользовались. О себе.