Fashion AU: Ему одному

— Твою ж мать!!! — воскликнул за спиной Джастин. Рокэ от неожиданности вздрогнул, маркер в пальцах вильнул вбок и жирным черным штрихом убил почти готовый эскиз лебединого платья. — Твою ж мать! — много тише, но не менее выразительно воскликнул кутюрье и, закурив, откинулся на спинку кресла. Отправив в потолок несколько струек дыма, он совершенно успокоился и вернулся в благостное расположение духа, в коем пребывал последние шесть месяцев. Да что там месяцы, он помнил точное число — сто двадцать пять дней прошло с тех пор, как он впустил в свое сердце Тино Придда. И всё в мире наконец-то встало на свои места. Рочикко Алва и сам не ожидал, что в тридцатый день рождения на обочине трассы Оллария-Эпинэ в обшарпанном нухэтском баре вдруг встретит часть себя. Деталь, без которой ни сесть, ни встать, ни жизни порадоваться. Просто до встречи с Тино он не понимал, насколько убого живёт, сколь малым довольствуется. Зато теперь понял и... — взгляд за спину, — ... можно уже ни о чем не волноваться. Все, что нужно для счастья — всегда под рукой. Отвернувшись к столу, Рокэ удовлетворенно потянулся, поднес сигарету к губам и одной затяжкой расправился с ней. Зажав в зубах огрызок фильтра, смахнул на пол испорченный эскиз и за несколько минут наваял новый. И, естественно, он оказался лучше прежнего. Потому что новьо вдохновлял нереально. Как ангел-хранитель, спустился в небес и каждым взмахом ресниц овевал Рокэ волнами вдохновения и заряжал энергией оргазмов. Впрочем, присутствие темных эманаций в Тино тоже ощущалось. И тем и был прекрасен, ведь истинная муза сочетает в себе божественно-чистое с демонически-порочным. По крайней мере, таковы были представления Рокэ о музах, и от контрастного обаяния Тино у него захватывало дух. Он не мог противостоять ему ни в чем, как будто снова стал подростком и втрескался до полной дурости, до наивного идиотизма, когда в предвкушении счастья и бабочки в животе, и кролики в сердце, и сам ты как бабочка и кролик, то порхаешь в небесах, то хочешь трахаться до потери пульса. Вот какой неповтормый эффект производил на него изгнанник из унылого семейства Приддов. Даже банальное «твою ж мать» из его изящных уст, его звонким нежным голосом инициировало внутри Рокэ маленькое кровоизлияние в член. А если бы постарался? Мог бы и до инфаркта довести... Рокэ усмехнулся и, вспомнив об окурке, наконец-то выкинул его. Прекрасно поставленный голос возлюбленного некоторые недалекие личности считали слишком резким и высоким — от зависти и несмыслия в прекрасном, полагал Рокэ. Да и хуй бы с ними. Рокэ взглянул на часы. Часы показывали, что уже без пяти минут ужин. Предполагалось, что они отправятся в ресторан, но в какой — еще не решили. Лично Рокэ сгодился бы любой вариант: во-первых, вкус еды он в последнее время не ощущал — совсем, словно рецепторы во рту сломались. Во-вторых, в обществе Тино даже самые заезженные и скучные заведения виделись ему иначе, сквозь радужно-сверкающую призму счастья... Убрав удачный эскиз в папку, довольный собой и жизнью кутюрье направился к психоделично окрашенному дивану. Из всех его любовников, о которых теперь и вспоминать-то было неловко, лишь Тино отжал себе право находиться в кабинете, когда он за работой. Более того — в лучших традициях Спрутов, захватчик поспешил запустить шупальца в самые глубины, и установил в кабинете лилово-салатовый диван, категорически не вписывающийся в обстановку. На коем теперь и распростерся со всеми удобствами — на полу возле стройной ноги высилась початая бутылка шампанского, на широком подлокотнике — фужеры, а сам Тино возлежал на подушках, едва прикрыв срам шелковым халатом и котом, и листал очередной сценарий. — Ну-ка, кыш, кара мэрде*! — скомандовал Рокэ коту. Ответом ему было едва заметное шевеление вибриссов. Рокэ повторил требование, но без толку — кот неспешно приоткрыл глаза, смерил его уничижительным взглядом, и... закрыл глаза. Естественно, руки зачесались проучить наглую тварь, но Рокэ сдержался. Тино дорожил угольно-черным кошаком по кличке Октопусс, как будто тот был бриллиантовый — обращаться с ним «неуважительно» было строжайше запрещено. Этот момент в их отношениях очевидным образом требовал проработки — Рокэ намеревался заняться перевоспитанием обоих: и новьо и его домашней скотины. Но это требовало времени, которым он пока не располагал — увы! И проще было забивать. Так что кот продолжил строить из себя черного льва, а Рокэ сел рядом и налил шампанского. Джастин свой фужер опорожнил залпом — был сильно не в духе. — Что стряслось, в честь чего нервы? — спросил Рокэ, ласково приникая губами к затылку новьо. Тино лизнул пальцы, перевернул ещё несколько страниц и с раздражением отшвырнул сценарий в угол дивана. Рокэ не мог не умилиться — какая понятная пантомима! Всё ясно без слов: надоела тупость. Когда начинающий актер Тино Придд сыграл дебютную роль в фильме «Марк и Лаконий» и сразу же отхватил за неё статуэтку Августа — самую престижную премию в отрасли, — это стало сенсацией. Популярность Тино возросла до небес и, как водится, новорожденную звезду начали забрасывать новыми однотипными предложениями. Проекты так или иначе клонились к социальной тематике, а некоторые почти покадрово копировали пронзительную драму юноши Лакония, наркомана и проститутки, покончившего с собой в туалете больницы для умалишённых. Тино, наивная душа, ждал предложений более разнообразных и расценивал происходящее негативно. — Что стряслось, что стряслось, — брюзгливо передразнил он. И безотчетно кокетливым движением заправил за ухо отросшую челку. — Опять мой зад популярнее меня, вот что стряслось. Начало вроде бы интересное, интресные диалоги, а потом вдруг ремарочка, что разговоры ведутся в постели и мой персонаж без трусов! Я интересую продюсеров, только когда снимаю штаны! А в остальном все хорошо. — Ай-я-яй, — сочувственно протянул Рокэ. И сочувственно же поцеловал Тино в шею. — Б, — сердито буркнул тот. И оттолкнул любовника, недовольный, что его драму не понимают. Рокэ улыбнулся и, придвинувшись ещё ближе, погладил Тино по кончику изящного носа. Любовник был не в духе, но в каждом движении, даже во взмахах ресниц, ощущалось, что дурное настроение можно и нужно развеять... — Не дуйся: на сердитых воду возят. Возлюбленный пересилил себя и отзеркалил улыбку. — Хочу работать. Актером, а не копировальной бумажкой. Вот скажи, неужели так сложно написать сценарий, где нет постельных сцен? — Не суди их строго, — они же всего лишь люди. Когда видят твой умопомрачительный роскошный зад... Кстати, ты знаешь? Такой восхитительной задницы больше нет ни у кого — во всем мире. Дабы придать весомости смелому утверждению, Рокэ подкрепил его делом — скользнул ладонью под шелк халата, откинул в сторону и легонько прикусил обнажившуюся ягодицу. — Бедные дрочилы, они просто не могут устоять перед соблазном раздеть тебя. Хотя бы на бумаге, в своих влажных фантазиях... — продолжая вещать в том же духе, Рокэ постепенно уложил возлюбленного на живот. Тот безропотно принял нужную ему позу и сам приподнял стройные бедра, чтобы Рокэ было удобнее ласкать место укуса. Сначала он делал это пальцами, потом губами и языком, и с каждым прикосновением всё глубже осознавал, что какой нахуй ресторан, когда перед тобой распростерт во всей своей доверчивой красе девятнадцатилетний любовник, чье тело подобно гальтарской статуе, глаза как весенние фиалки, и весь он лучится и сочится желанием отдаваться и отдавать??? Вскоре он уже проникал тремя пальцами в нежный, податливый, готовый ко всему (а как иначе после их безумных ночей?) зад. Чтобы максимально смягчить грядущее вторжение, прибегал к помощи языка, дразня и вылизывая растянутый вход. Но лишь когда новьо начал громко и страстно упрашивать, Рокэ встал на колени и резко, одним движением насадил его на член. — О, Змий, да... Нет... Резче! Ро... Да!! Так!! Тино был неповторим и непостижим во всем, в постели тоже. Иногда он хотел очень жесткий секс, иногда ванильно-нежный, а порой он не хотел близости вовсе, и на красивом лице появлялась гримаса боли и отвращения перед любым плотским поползновением любовника. Он был травмирован прошлыми отношениями, не хотел говорить об этом, и Рокэ относился к его тайне с затаеной ревностью и злостью, но и с бережным терпением в тоже время. Рочикко был не просто влюблен в этого парня, он истинно полюбил, и готов был ждать таяния льдов бесконечно. Но что поделаешь, природа есть природа — он вожделел своего новьо, страстно, по-кэналлийски, до искр из глаз. И, угрызаясь виной, при каждом благоприятном моменте норовил завалить Тино в горизонталь — порой не зная, прокатит или не прокатит, согласится — не согласится. Когда соглашался, им обоим стабильно было хорошо. Джастин достался ему почти девственником, но зато сам Рокэ рано вышел на дистанцию, без устали нарабатывал трахательный опыт и к своим тридцати разгадал все загадки физической стороны любви. Для него это было простой арифметикой — сделать так, чтобы соитие осталось в памяти любовника ярким событием, наслаждением, которое будешь вспоминать, краснея и бледнея. И от ощущения, что доставил удовольствие тому, кто нравится, мог нехило кайфануть и сам. Например, когда видел, что новьо отдается потоку его страсти, плывет по волнам его воли — с нежной улыбкой и широко распахнутыми глазами, и кончает с тихими прерывистыми стонами. В такие мгновения Рокэ обожал смотреть в душу Тино — сквозь радужки цвета аметиста и колодцы расширенных зрачков. И после секса был как пьяный — словно окунулся в океан вечности и подхватил на дне кессонную болезнь. Но все же это было не совсем то. Чтобы испытать не просто оргазм, а экстаз, он нуждался во встречном движении. И иногда Тино баловал его этой взаимной страстью. Актер от Создателя на экране и на сцене, в постели он обманывать не умел. Когда Тино самому хотелось, когда в нем самом разгоралась искра — это был другой Тино. И в этот раз вышло именно так — они занялись любовью, которой жаждали оба и на равных, и получили яркий искрящийся оргазм глаза-в-глаза, один на двоих. Эротичные стоны, провокационные позы, сверхъестественная растяжка и открытый чистый взор — Тино мог бы свести его с ума, если бы постарался. Потому что только демоны умеют быть невинными и порочными одновременно, и заставляют верить в неверуемое и трахать то, что должно покоиться на алтаре. Рокэ по сто сорок раз кончал и закуривал от осознания, что этот демонический океан теперь и навеки принадлежит ему. Ему одному. — Что, аметист моего сердца? — спросил он с льющейся из самого сердца нежностью, когда немного отошёл, выдохнул, и, задев ногой дурацкий сценарий, свалил его на пол. — Простим писак? Я лично склонен не прощать — ты прикасался к их дрочеву глазами. Это оскорбление чести и достоинства, повинны смерти. — Да ладно, я уже забыл о них... — Правда? — подтянувшись наверх, Рокэ заключил в ладони лицо любовника и поцеловал сначала в один глаз, потом в другой. — Правда-правда, — Тино светло улыбнулся, зажмурился, и подставил лицо для новых поцелуев. Ему всегда не хватало любви — не хватало в детстве, не хватало теперь, в его хрупкие неполные девятнадцать. В семейке Приддов, сами того не ведая, уродуя и калеча, взрастили прекрасный солнечный цветок, сокровище, о котором другой мальчик, из не менее уебанской семьи, подсознательно мечтал всю жизнь, всем собою. С самой ранней юности, с первого ожога любови, Рочикко Алва знал — он будет счастлив только с таким же, как он сам. С любовником-пропастью, любовником-колодцем. Только многодневный проливной дождь любви способен наполнить эту пустоту — и значит, вечно есть, к чему стремиться, кому отдавать... — Ты хоть когда-нибудь не думаешь о сексе? Ведь только что было так хорошо-о-о... — то ли посетовал, то ли восхитился Джастин, отвечая на очередное прикосновение томной улыбкой и лёгкой дрожью сомкнутых век. — Так я же кэналлиец, — отозвался Рокэ. — Забыл? Мне хорошего много не бывает... И это было так. Снова и снова покрывая любимые губы поцелуями, ему даже пришло на ум загадать желание — на момент. Никогда не поступал так, и вдруг захотелось диалога с мирозданием. Зажмурившись, как Тино, он попросил вселенную, чтобы они были вместе вечно. Ни много, ни мало — ведь только вечность могла бы ему помочь. Одной жизни точно не хватит, чтобы постичь всю красоту, глубину, грацию этой души. Только жажда несбыточного придает жизни истинный смысл. Он хотел бы отразить в искусстве все, чем прекрасен Джастин, запечатлеть неповторимость его мыслей и тела во всех предметах, от новой одежды, до новых небесных светил. А будет непросто даже начать, даже создать один-единственный эскиз — потому что невероятно сложно уместить целый мир в маленькую клетку материальности. Жизни не хватит... Но кому-то и полутора часов хватило, — с веселой злостью подумал Рокэ. Его и бесило, и смешило, что Тино брали как куклу и пихали в свои грязные сюжетцы всякие недостойные мудаки. И ему было плевать, сколько Августов они за это отхватили. Поверхностные бездари, что они могли понять об истинном потенциале его Тино? Он в сотню раз глубже, тоньше, нежнее, наполненнее той серой массы, из которой они привыкли лепить свои "шедевры". Масштаб Джастина таков, что они смогли разглядеть лишь часть, эффектную оболочку. А целое проглядели и даже не поняли, что он ещё не картина, а загрунтованый холст. Рокэ был абсолютно уверен и не уставал повторять — жизни предстоит написать такую картину, что весь мир ахнет и падет ниц. Перед его Джастином. Таким неопытным, но таким мудрым — в науке любви без оглядки, без скрытых уловок и лишних слов... — У тебя снова холодные руки, любовь моя... — Так я же северянин, — отозвался Тино, смеясь. — Забыл? Чтобы был горячим, нужно качественно и бесперебойно согревать. — Это запросто... Заключив Тино в объятия, успокоив голову на его плече, Рокэ незаметно отпихинул ногой кота, вознамерившегося прыгнуть к ним третьим. И на душе стало тихо-тихо, мирно-мирно. Он то ли знал, то ли чувствовал, что мироздание услышало его и не имеет ничего против — Тино будет принадлежать ему. Всегда. Ему одному.