Мне остаётся только помнить...

Папа… Мне остаётся только помнить, когда мне говорил «прощай». «Так вот, какое это чувство…» Теперь сама судьбу решай. Теперь я одиноким волком скитаюсь в поисках луны. И долго думать, как же плохо, когда объятия нужны. Когда от слёз устали веки, когда не движется рука, когда хотелось только верить, что наша связь с тобой крепка. Когда мечтала я ночами, что ты обнимешь, позовёшь и, может, даже ты однажды свою мне душу изольёшь о том, что раньше было плохо, о том, что жизнь полна дерьма, но выбираться нужно быстро и верить только лишь в себя. И на себя поставить в гонке, не дать обидеть никому. И отправлять любимым редко — раз в год — по строчке, по письму. Идти по жизни гордо, смело, врагу по роже настучать. Не уставать, не ныть, не плакать, но можно тихо побурчать о том, что всё несправедливо, о том, что хочется домой придти однажды не подбитой — с улыбкой милой и живой. Пройти дорогу и вернуться сюда чрез сотню, может две. Вернуться Лорой — деткой хрупкой, и прошуршать ногой в листве. Но так нельзя. Я дочь солдата, в бою погибшем за меня. Прости! Прости, мой грубый папа… Меня боятся, как огня. И как тебя боялись люди, но были те, кто верно ждал. Кто жил, любил и, обнимая, наверно Джеймса точно знал. Того, кого не суждено мне понять теперь уж никогда. Прости, но я не обещаю не причинять другим вреда…