Эксцесс

      Даже если бы Дазай и Ацуши захотели, они бы не смогли сделать вид, будто ничего не произошло. Коллеги по-разному встретили сладкую парочку на работе: Куникида допытывался, не произошло ли каких казусов, в порядке ли Накаджима, не сделал ли Осаму чего неприемлемого, на что альфа и омега постарались отмахнуться, умолчав о всех неприятностях, с которыми они столкнулись; Акико дружелюбно пихалась локтями и подшучивала, вгоняя Ацуши в краску, семья Танизаки вместе с Кекой просто были рады видеть его, живого и здорового. Только Рампо и Кенджи, казалось, было наплевать — они занимались своими обыденными делами, бросив в сторону коллег дежурные улыбки и приветствия.       Несмотря на всю эту дружелюбную атмосферу, Дазай чувствовал на себе как минимум три пары глаз, сверлящие его острым взглядом, которые ясно давали понять: «Если бы мы знали, что ты сделал, твой труп бы уже разлагался в ближайшей канаве». К счастью, беззаботная глуповатая маска на лице Осаму работала, и домашняя рутина сменилась рабочей — менее пугающей, но более гнетущей бесконечной скукой, от которой хотелось волком выть и не подниматься с дивана, тем более проведенная с омегой течка сильно его утомила, как физически, так и морально, поэтому в ближайшую неделю от Дазая можно было не ждать высоких результатов. Впрочем... от него и так никогда ничего не ждали, только если ситуация не была критической.       И все же кое-что изменилось. Ацуши и Осаму стали проводить больше времени вместе — на обеденных перерывах, командных заданиях; пару раз они даже задерживались в офисе после окончания рабочего дня, потому что Куникиде нужно было, чтобы Дазай работал, а Накаджима оставался добровольно, чтобы помочь с бумажной работой. Заканчивалось это, правда, неоднозначными прикосновениями, а разок даже — сухими поцелуями в щеки и шею. Близость и внимание альфы были теплыми и приятными, хотя в сердце неприятно кололо от их недостаточности. Ацуши старался быть реалистом и не строил никаких надежд, но сам гладил ногой чужую ногу под столом, пряча игривую улыбку за прядью пепельных волос, и засматривался, теряя нужную для работы концентрацию.       Чем больше времени проходило, тем более напряженными они становились. И дело было не в нарастающей недосказанности о роде их отношений, который после течки стал неопределенным, нет. Накаджиме нужно было сделать тест на беременность через две недели после их совершенной ошибки, и оба надеялись, что не роковой.       — Осталось два дня, да? — спросил Осаму будто между прочим, пока они спускались в кафе на обеденный перерыв.       — Ага, — ответил Ацуши, слегка поежившись — он хотел не поднимать эту тему как можно дольше, чтобы нервничать меньше. — Я уже купил тест, — сказал он, разминая шею.       — Я купил пять, — проговорил Дазай серьезно, и омега тихо рассмеялся, засовывая руки в карманы. — А что? Вдруг какой-нибудь будет бракованным?       — Знаешь, я думал, ты вообще не волнуешься, но теперь вижу — ты переживаешь даже еще больше, чем я, — выдал Накаджима мягко, ощущая нежный прилив тепла в груди.       — Сложно не переживать за... тебя, — успел исправиться Осаму, прежде чем сказать «свою омегу». Мысль появилась, царапая черепную коробку изнутри, но свой ненавязчивый собственнический порыв Дазай задушил, не позволив ему подать голос. Он не мог назвать Ацуши своим, ведь Накаджима до сих пор никому не принадлежал. — Хорошо, что Куникида ничего не знает, иначе он бы высчитал твой цикл по лунному календарю и, в соответствии с положением звезд и планет, нашел бы самый благоприятный день для того, чтобы сделать тест.       — И подарил бы целую коробку этих тестов, — усмехнулся омега, прикрывая кулаком рот. — Наверное, мы не очень, м-м-м... — он пытался подобрать слово, — красиво поступили, никому не рассказав о том, что случилось.       — С одной стороны, ты прав, — нехотя признал Осаму: они откровенно лгали своим коллегам, ставшим им почти что семьей, прямо в лицо, говоря, что все прошло хорошо, что все остались довольны и не переживали из-за возможной беременности, потому что, по легенде, она была исключена по всем фронтам. — А с другой... Ну, меня бы сожрали с потрохами, а на тебя бы посыпалась куча непрошенных советов о том, как поступить: сделать аборт или оставить ребенка. А в Агентстве у каждого на это свое мнение. Так что мы, считай, защитили себя от этого.       — А если... если тест окажется положительным? — спросил Ацуши, замедляя шаг и останавливаясь в лестничном пролете. Тревожность вновь проснулась в нем, завертелась в животе, петляя меж кишок и стягиваясь вокруг них узлом, и Дазай встал напротив, заглядывая мнущемуся парню в лицо. — Если... Нет, конечно, я знаю, у нас только один выход, но...       — Ацуши, — Осаму приблизился и положил ладони на его плечи. — Не переживай из-за того, чего еще не случилось. Что бы ни произошло, я поддержу тебя и буду рядом, понял?       — Понял, — облегченно выдохнул Накаджима с тонкой улыбкой, и Дазай запечатлел теплый поцелуй на его губах, отстраняясь.       Что ж, альфа слегка поубавил тревогу, но больно сжал сердце своими ласковыми словами. Наверное, рано или поздно им нужно будет об этом поговорить — обо всех этих поцелуях, объятиях, прикосновениях. Ацуши знал, что ему отношения не светят, да он их в общем-то и не хотел... по большей части. Он не был против такого тесного общения, ведь это было приятно и даже желанно, но омега будто чувствовал, как изнутри покрывался трещинами от тяжелой недосказанности, а вечно подклеивать себя самообладанием и терпением он не мог.       Прошло чуть больше пары дней до момента, когда можно было получить достоверный результат. Осаму и Накаджима решили повременить до выходных, чтобы не спешить на работу, ведь тест нужно было сделать утром, и, вне зависимости от того, положительным он окажется или отрицательным, им нужно было время — чтобы порадоваться или, наоборот, напрячься, решая, что дальше делать.       — Ацуши! — Дазай стоял за дверью квартиры и звал его, одновременно с этим стуча; параллельно бренчал будильник, заведенный на семь утра. Омега разлепил глаза и тяжело поднялся, чтобы открыть — Осаму тут же ворвался внутрь, разуваясь. — Я пришел.       — Твоей сегодняшней пунктуальности сам Куникида позавидовал бы, — буркнул Накаджима и зевнул, проходя вглубь квартиры. — Боже, я почти не спал...       — А я не спал совсем! — энергично воскликнул Дазай и сел за низкий столик, вытряхивая из карманов своего плаща целых шесть упаковок с тестами. — Давай, жду не дождусь.       — Я думал, ты взял пять... — проговорил Ацуши, достав свой купленный тест и уставившись на гору, принесенную Осаму.       — Ну, я волновался и заказал еще один — у нас во всей Японии нет такой марки!       — Боже, давай уже покончим с этим, — парень сгреб все упаковки и направился в сторону ванной, — я как раз дико хочу в туалет.       Он скрылся в другой комнате, и Дазай вздохнул, постукивая пальцами по столу и кусая губы. Каждая прошедшая минута казалась вечностью, мысли заполонили голову, и Осаму не успевал одергивать себя — всю его рациональность как будто смыли в унитаз, впихнув в руки эмоциональность с побочками в виде тревоги, подавленности и бессонницы. Прошло две минуты, три. У Ацуши же есть кофе? Альфа поднялся и начал рыскать по кухонным ящикам, ища заветную баночку, и, на удивление, нашел, поэтому сразу поставил на плиту чайник и достал кружку. Немного подумав, он поставил рядом с ней и вторую. Омега же пьет кофе с молоком и сахаром, да?       Еще через минуту закипела вода, тридцать секунд — и Дазай вновь сидел за столом, сделав кофе им обоим. Господи, почему так долго?       Наконец Накаджима вышел из ванной комнаты, зажав все тесты между пальцами одной руки, достал из кухонного ящика над плитой салфетку и, усевшись за стол, разложил их на ней.       — Так... Этот — через две минуты, этот — через пять, а этот — через десять, — начал перечислять Ацуши, показывая пальцем на нужные тесты. — Электронный дал минус, так что я уже не волнуюсь и просто хочу спать, — проговорил он устало, но заметил кружку кофе, который Осаму для него сделал, поэтому тяжело вздохнул, пододвигая ее к себе.       — А я волнуюсь, — ответил Дазай, наблюдая, как Накаджима все-таки отпивает.       — В последний раз видел тебя таким волнующимся, когда лошадь, на которую ты поставил, чуть не продула, — хмыкнул парень, потирая глаза пальцами. — Все равно нужно будет повторить, если моя течка задержится. А она задержится, я тебе это гарантирую.       — Почему? — жалобно спросил Дазай, нервно пялясь на тесты. Два из оставшихся шести уже показывали однозначный отрицательный результат, остальным еще нужно было время.       — Потому что я выпил эскапел, вот почему. У меня по-любому собъется цикл, и я не знаю, два месяца мне ждать до следующей течки, или три, или вообще полгода, — объяснил Ацуши, отпивая еще кофе. Оказывается, Осаму знает, что ему нравится приторно-сладкий...       — Боже, я так с ума сойду.       — Мы оба сойдем с ума, — Накаджима закатил глаза, напряженно вздыхая, — поэтому еще через неделю я сдам кровь, и на этом все. Я уже устал переживать.       Прошло еще несколько бесконечно тянущихся минут в густой топкой тишине, и Дазай наконец шумно вздохнул, дождавшись окончательных результатов — все отрицательные. Он вымученно улыбнулся и посмотрел на невыспавшегося Ацуши, протягивая ему руку, в которую тот медленно вложил свою ладонь.       — Что может быть лучше горячего крепкого кофе с утра пораньше и одной полоски семь раз подряд? — мурлыкнул он, склоняя голову, и Накаджима недоуменно поднял бровь.       — Эм... Сон?       — Нет, я тебе скажу, — Осаму поставил кружку на стол и потянулся во внутренний карман плаща, доставая флягу. — Горячий крепкий кофе с ликером!       — Серьезно? С самого утра? — спросил Ацуши скептически, наблюдая, как альфа щедро вливает в свою наполовину опустевшую кружку алкоголь, и встречая чужой вопросительный взгляд. — Мне тоже подлей. Может, хоть так я смогу уснуть.       Дазай заулыбался шире, сплетая с омегой пальцы, и добавил в его приторно-сладкий кофе не менее сладкий ликер. Любой другой человек скривился бы от обилия сахара в получившемся напитке, но Накаджима не повел и бровью — только блаженно выдохнул, облизывая губы после глотка и ощущая распространяющееся по телу тепло. От сердца отлегло, по крайней мере, сейчас, но Ацуши нахмурился, опуская взгляд в стол.       Им нужно было поговорить. Ему нужно было узнать, что у Осаму на уме.       — Дазай... — омега решился поднять на него свои красные, болящие от недосыпа глаза. — Какие у нас отношения сейчас?       Они, разделенные столом, все еще держались за руки, но Накаджима ощущал между ними необъятную пропасть, которую сам же и сотворил. Он хотел ответа настолько же сильно, насколько и боялся его.       — В каком смысле? — Осаму либо играл в дурачка, либо искренне не понимал суть вопроса. В любом случае у Ацуши не было сил ни злиться, ни расстраиваться.       — Мы... Мы обнимаемся, целуемся. Держимся за руки, — начал омега и расплел пальцы с чужими, сжимая свои ладони между бедер. — Ты делаешь мне комплименты, заботишься обо мне... Ты рядом. Мы не встречаемся, но мы уже и не просто друзья и коллеги, и... — Накаджима задумался, судорожно пытаясь подобрать хоть какие-нибудь слова, чтобы ничего не испортить. — И мне нужна определенность в том, кто мы теперь друг другу. Потому что я уже на грани, Дазай, — сказал он серьезно. — Потому что я ни на что не надеюсь и ничего не ожидаю слишком долго, и с каждым днем это становится все труднее и труднее.       И Осаму напрягся, крепко стиснув зубы. Он смотрел Ацуши глаза в глаза, понимая, что свои чувства он не сможет объяснить как минимум потому, что не умеет ими делиться, а как максимум — потому что сам понятия не имеет, что чувствует. Все это время Дазай был с омегой, потому что только хотел поддержать его перед сдачей тестов на беременность? Или потому что неровно дышал к нему, ведь проведенная течка оставила свой отпечаток привязанности, которая с корнями вплелась в сердце? После того, через что они прошли, после тех слов, что сказали друг другу... Неужели он мог остаться равнодушным?       Накаджима был прав, сказав, что Осаму не видел ничего у себя под носом, глядя куда-то вдаль, мысля широко и глубоко. Потому что альфа не замечал, как прекрасен и искренен был Ацуши, даже до проведенной вместе течки, даже в самую их первую встречу. Дазай просто боялся своих чувств и бежал от них, оттягивая момент, в который нужно будет принять решение... А омеге это решение было нужно уже сейчас.       Осаму понятия не имел, как облечь все свои неоднозначные мысли в простые и понятные слова. Поэтому вздохнул, опуская смурной словно туча взгляд.       — Я постараюсь быть с тобой откровенным, Ацуши, — произнес он, поджимая губы. — Ты мне нравишься. Но я не знаю, смогу ли я дать тебе то, чего ты заслуживаешь. Я ненадежный, я не хочу связываться, потому что боюсь, что кто-то из нас об этом рано или поздно пожалеет... Я провожу время с тобой не потому, что чувствую себя обязанным, а потому что мне действительно приятно быть рядом. — Дазай наконец поднял глаза, чтобы посмотреть в чужие, уже наполняющиеся слезами, и сердце сжалось, пропуская болезненный удар. — Ты самый замечательный, открытый, честный и светлый человек в моей жизни. Я и в подметки тебе не гожусь.       — Перестань так принижать себя, — Накаджима нахмурился, глядя на Осаму со всем отчаянием, что накопилось в нем за прошедшие недели. — Я не понимаю, почему ты так уверен, что отношения обязательно должны закончиться связыванием. Люди влюбляются, встречаются и расходятся, если чувства остывают, и они ничего не теряют и идут своими путями...       — Я разобью тебе сердце, Ацуши, — сказал Дазай тихо, мрачно. Омега шумно вдохнул, стискивая зубы.       — Почему ты в этом так уверен? — и этот вопрос ошеломил, лишая всякой опоры. Осаму уже открыл рот, чтобы попытаться ответить, но Накаджима даже не дал ему начать: — И даже не смей говорить, что дело в тебе и в твоем мудачестве. Нас двое, Дазай. Одного крайнего в паре не бывает.       — Ну, у меня, в отличие от тебя, были отношения, — сказал альфа прежде, чем подумать, — и, поверь, бывает.       Ацуши поджал губы и зло утер глаза, не позволяя слезам брызнуть из глаз. Именно в этот момент Осаму решил пожурить его отсутствием опыта? Серьезно? Можно было бы выбрать более остроумный способ сделать ему больно и показать всю несостоятельность отношений с ним так, чтобы Накаджима даже не рассматривал их вариант. Но этим Дазай его не убедил. Омега приподнялся и уперся ладонями в стол, нависая над ним, заглядывая Осаму прямо в глаза.       — Тогда я не хочу отношений с тобой. — Ацуши склонил голову, почти касаясь носом чужого носа. — Я просто хочу тебя.       Он схватил Дазая за ворот рубашки и притянул к себе, впиваясь в его губы требовательным, отчаянным поцелуем. Осаму чуть дернулся, попытавшись отстраниться, но Накаджима не позволил, крепко держа его, поэтому альфа расслабился, зарываясь рукой меж пепельных прядей волос на затылке, ведя языком по горячему языку, отвечая, сдаваясь без боя. Они отстранились, тяжело дыша, и Ацуши уткнулся лбом в чужой лоб, прикрыв глаза.       — Ты просто бежишь. От себя, от меня, от ответственности, — сказал Накаджима тихо, облизываясь. — И знаешь что? К черту ответственность. — Он разлепил веки, всматриваясь в Дазая хищным взглядом сияющей в тени желто-лиловой радужки. — Я буду с тобой, пока ты не захочешь это прекратить. Или, кто знает... может, я сам этого захочу. Это не важно. Я же нравлюсь тебе?       — ...Нравишься, — ответил Осаму, не сводя с Ацуши глаз.       — И ты мне нравишься. И даже если это закончится, даже если мы сделаем друг другу больно... Я не буду жалеть. На это ты согласен?       Накаджима смотрел с мольбой и терпкой горечью, но с такой силы надеждой, что сопротивляться не хотелось. Дазай метался между желанием продолжать эти отношения без обязательств и страхом, что Ацуши в этих отношениях ни капли счастья не получит. Он — сплошное разочарование, для затерявшейся в прошлом семьи, для бывших партнеров, для брошенных друзей; так или иначе все люди, побывавшие в жизни Осаму, покинули ее, полные сожаления или злости. Тяжело было поверить словам Накаджимы. Но он — человек, живущий без сожалений, не держащий ни на кого злости, искренне прощающий врагов и во всем поддерживающих близких. И Ацуши хотел называть Осаму близким. Ближе, чем кого бы то ни было. Даже зная, что это никогда не превратится в «возлюбленный» или «связанный», даже если это может стать «бывший».       — Согласен на отношения без обязательств? — переспросил Дазай, грустно усмехаясь. — Без ответственности, без будущего? Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой.       — По сути ничего не изменится, — пожал плечами Накаджима, отстраняясь и вновь усаживаясь на подушку. — Просто мне будет не так больно.       — Может, тогда лучше и не начинать? — и вот это уже начинало злить.       — Ты вообще меня слушал?! — Ацуши вновь нахмурился, сжимая пальцы в кулаки и выпрямляясь натянутой струной.       — Я не хочу тебя мучить! — ответил Осаму истошно, едва подаваясь вперед. — И не хочу, чтобы ты себя мучал!       — Ты хочешь сделать для меня как можно лучше и делаешь ровно наоборот! — выпалил Накаджима, чуть ли не задыхаясь от горячей обиды. — Ты можешь с легкостью придумать, как спасти город, страну, целый, блядь, мир, но понятия не имеешь, как сделать счастливым одного-единственного человека. — Он перевел дух, дыша неглубоко, но часто. — И я говорю не про себя!       Дазай пораженно замер, не моргая, бегая взглядом по чужому покрасневшему лицу. Может, Ацуши и говорил, что никогда не сможет его понять, но снова и снова он залезал в душу, попадал по пульсирующим эмоциональным нарывам и будто бы говорил: «Вот твоя проблема». И оказывался прав.       — Ты боишься собственного счастья, Дазай, — в итоге сказал Ацуши, будто поставил ему диагноз. — Но я — не одна из тех портовых шлюх, с которыми ты когда-то спал. И не один из твоих бывших партнеров, которые... не знаю, предали тебя? Бросили? Умерли?       — Ацуши...       — Я не хочу какого-то гипотетически достойного и лучшего для меня альфы! Я хочу тебя! Столько, сколько ты мне можешь дать. Я хочу для тебя счастья так же, как ты хочешь его для меня, поэтому... — Накаджима опустил глаза и нащупал руками чужие, сплетая их в крепкий, влажный от пота замок. — Давай постараемся продлить его настолько, насколько это возможно. Ты хочешь этого?       — Хочу... Наверное, — выдохнул Осаму, прикрывая глаза. — Я не знаю, Ацуши. Я понятия не имею, что такое любовь. Или нормальные отношения.       — Нам не понадобится это знание. — Накаджима покачал головой, тускло улыбаясь. — Пусть все идет своим чередом. Не важно, любовь это, или похоть, или притяжение... Не важно, нормальные это отношения или нет. Есть только ты и я. Больше ничего не должно иметь значения.       Ацуши расплел их пальцы, только чтобы сделать пару больших глотков из своей кружки и облегченно вздохнуть, окончательно расслабляясь. Ему это было нужно. Боль теперь не так сильно стискивала влюбленное сердце и, пусть легче стало не от надежды на совместное светлое будущее, а от возможности счастливого настоящего, все равно это было хоть что-то. Определенное, простое и понятное.       — Я хочу, чтобы... ты кое-что мне пообещал, — сказал Накаджима, поднимаясь, чтобы встать и сесть рядом, плечом к плечу. — Если ты потеряешь ко мне интерес, если захочешь прекратить... Скажи мне об этом. Сразу.       — Обещаю, — промолвил Дазай, приобнимая его за плечи. — Только если ты тоже это обещаешь.       — Конечно.       И они скрепили это обещание поцелуем. Теплым, нежным. С привкусом кофе и приторно-сладкого ликера.