Кровь на берегу

      Последний час за едой за столиком полицейских не накатывали волны споров и стихали до штилей раздумий. Они часто что-то переписывали и зачеркивали на своей бумаге, Патрик возмущался из-за вертлявости месье Гилиса, но также старательно умалчивал о просьбе месье Пури, оно и ясно, Нок пытался найти что-то общее между записями показаний, но каждый раз получалась мешанина, и даже небольшой перерыв не смог помочь, как он надеялся. Пьер же, после чуть более получаса, не мог конструктивно участвовать в обсуждении, ведь на складе неожиданно нашли завалявшийся абсент. В конце концов они пришли к одному: первым делом нужно отыскать, так называемую, «жену» Чарльза Дюпона. А с Пури Патрик разберется чуть позже, может вечером. Завтра. А может его просто послать?       Селин Дюпон жила чуть севернее от кладбища святой Марии и чуть левее от выходного рынка, находившегося совсем недалеко.       Троица полицейских в самый светлый и яркий период дня торопились добраться до адреса, который по счастливому стечению обстоятельств всё же решили указать в деле. Пьер, к слову, всё ещё был под действием алкоголя, но достаточно слабым чтобы не молоть чушь. Остальные же двое пытались расспросить всех, кого могли встретить о такой неизвестной особе как Селин. Найдя соседей ещё недавно живого Чарльза, им с неохотой рассказали про эту женщину, как отметил на бумаге Патрик: «ничего особенного, кроме того, что она всё ещё живет в доме Дюпона и не часто выходит на улицу, но почти каждый на этой улице узнает её в лицо.»

***

      Глухой стук кулака о дверь раздался с первого этажа, Мари-Селин Фурье в это время сидела перед открытым окном перечитывая письма, что пришли неделей ранее. В основном они приходились на имя Чарльза, но и парочка адресовались ей: в этот раз от старой подруги, она конечно ответит ей, но вряд ли они ещё когда-нибудь встретятся. Жизнь дала ей второй шанс и отберет, если та сделает ошибку. Её русые волосы чуть-чуть доставали до простого домашнего платья, аккуратное и чутка округлое лицо держалось на шее со старыми вжатыми ранами в основании. А руки изображали в движениях ещё не отточенную грацию. Когда стук пробился наверх ещё раз, Селин отложила чужую писанину и спустилась ко входу, за дверью которого её не ждало ничего хорошего. — Здравствуйте, — голос девушки ослабел, завидев полицейского через щель, в которую можно просунуть целую руку. — Здравствуйте. Селин Дюпон, не ошибаюсь? — Патрик аккуратно подступил ближе и поставил ногу рядом с дверью, чего Селин не заметила и не могла бы из-за своей натуры. — Д-да. Тут же Нока передернуло от услышанного имени, до этого он спрашивал у жителей улицы лишь о мадам Дюпон, но, похоже, он никак не хотел задумываться об имени девушки в те минуты. Да и в этом не было нужды, людей на государственной службе знают слишком многие, от них всегда могут чего-то хотеть, а их близких знают ещё больше. Пьер, заметив содрогание Кельвина, наклонился к его уху со злорадной улыбкой. — А ты думал Селин — такое редкое имя? Привыкай, к этим воспоминаниям и будешь как я. С притворным испугом Нок посмотрел на него и чуть не шлёпнул Пьера по плечу. — Избавьте меня от этого удовольствия. — Ну не в полной же мере, — «Хоть отвлечь его получилось.» — Я — Патрик Леру, комиссар полиции южного округа Гавра. Позволите пройти? Это по поводу вашего мужа. Её охватила паника, она била тревогу и била её до трещин черепа. Но если это показать, жизнь точно посчитает это твоей ошибкой. — Извините, я не знаю о ком вы, ничем не могу помочь. — Селин уже стала закрывать дверь, но та отчего-то не поддавалась, петли вроде бы были в порядке, может доска подскочила? Руки безудержно потряхивало, а все силы уже давно ушли на поддержание невозмутимого лица простой девушки. «Вот и проверили на верность...» — Зачем вы врёте, мадам? Вы — Селин Дюпон и ваш муж — Чарльз Дюпон. Я думал вам будет важно узнать вести о нём. Он же уже как почти неделю не появлялся в своём доме, вы должны, наверное, страшно волноваться, — «Убежит? Закричит? Попытается прогнать или подкупить? А может и вовсе сознается? Лучше быть готовым ко всему». — Всё не совсем так. — Может лучше внутри? Дрожь потихоньку уходила, но на девушку падал пристальный взгляд полицейского, который старался не спугнуть её. Будто глупая дичь смотрела на обмазанного грязью охотника в кустах и не улавливала запах опасности. Это пугало её ещё сильнее. — П-пожалуйста.       Дверь перед ними открылась с еле уловимым скрипом, и Патрик шагнул глубже в дом, следуя за дверью. Интерьер дома месье Дюпона не пестрил особым шиком, простой паркет, зато с минималистично изящной мебелью на нём — узоры проступали местами, но её конструкция подталкивала глаза застывать именно на них, подсвечники отсвечивали мягким коричневым цветом, а на одной из стен висели двое палашей с выгравированной, прикованной насадкой на конце ножен, серебряная защита кисти извивалась своими узорами, как непредсказуемая волна при несильном шторме, а между ними находился тромблон и кавалерийский пистолет. Всё это, скорее всего, выражало его отношение к своему происхождению и воспитанию, но чего рассуждать о внутреннем мире мертвеца, нужно думать о тех кто нужен расследованию, кстати о Тех. Селин стояла недвижимым валуном посреди залы и даже не знала о чём думать: о жестоком допросе или очередном провальном плане побега. — Итак, — начал Патрик, — куда мы можем присесть? Дабы вести диалог в самом приятном месте.       Валун сдвинулся и девушка неуверенно, чуть ли не дрожа, пригласила их в гостиную с одним единственным окном по левую руку от входа. Патрик уселся сразу поудобнее на край дивана, облокотившись на подлокотник и сложив ладони в конверт. Пьер с мыслью: «Правильно, в другие ведь не поместишься.» присел на то кресло, что было накрыто толстым шерстяным пледом. Нок же решил посидеть на диване с Леру, но как можно дальше, на другой стороне дивана. Вы шло не слишком далеко. — Ну что вы, мадам, присядьте, прошу вас, — Пьер подскочил, заметив неурядицу в комнате, но и подходить к мадам Дюпон было незачем, та встрепенулась и заняла место поближе к выходу. Немного нетерпеливо, но как можно вежливее попытался начать Нок — Прошу прощения, могу я узнать… Но его решил проигнорировать и перебить Патрик. — Кем вам приходится Чарльз Дюпон? Девушка ещё раз поправила своё положение в кресле и ответила голосом будто и не дрожала всеми ощутимыми ей частями тела последние несколько минут. — Думаю вы догадываетесь, что прихожусь я ему женой и никем иначе. — Я не пытаюсь отрицать или ставить под сомнения ваши слова, хоть и имею на это свои основания, но знайте, что мы вам сейчас верим, — «Твоя легенда рассыпется быстрее, чем ты её расскажешь.» — Спасибо за доверие. — Конечно. Продолжим, когда в последний раз месье Дюпон появлялся дома? Селин пришлось немного задуматься, оно и ясно, обычно люди не задумываются над этим — Неделю назад, да, так пропадать обычно для него. И Чарльз обещал вернуться послезавтра. — Но больше не вернётся, — пробормотал Пьер как можно тише, но того было недостаточно, ведь короткие моменты тишины можно разразить и мелким писком блохи, сидящей на плече, как самая тёмная часть личности. — Что? — откликнулась девушка и вместе с ней Нок своим взглядом пырнул его в бок. Абсолютно неуместные слова и катастрофически не вовремя. — Ничего, прошу прощения, — надежда, что Селин его не услышала, теплилась сильнее всего именно у Хемери, но наворачивающиеся слёзы мадам Дюпон тушили этот огонёк десятиметровыми волнами. — Вы… позволите мне побыть одной? — Конечно, мы приносим глубочайшие извинения, — Патрик аккуратно, с неохотой поднялся с удобнейшего места и вывел незадачливую группу наружу, спросив небольшой, но не менее важный вопрос. — Когда мы можем продолжить наш разговор? — Пожалуйста, зайдите завтра утром, время не имеет значения, я постараюсь вам помочь, — дверь в этот раз поддалась руке девушки намного легче и, как занавес, неожиданно закрылся между ними, оставляя конец истории открытым. — Ну что, гений? Показал искусство мягкости с женщинами? Скрывать такие новости, конечно, нельзя, но даже я найду способ деликатнее их сообщить. — Я не понимаю, вы ещё пьяны?! — разбушевался Нок. — Вовсе нет! Я протрезвел ещё пол часа назад, — Пьер чуть ли не жалобно пытался всё объяснить. — Я не собирался ей рассказывать. — Конечно не собирался, а в итоге? — Не могу поверить, — снова выкрикнул Нок, вскидывая руки будто это были кожаные ремешки, а никак не части тела.        Селин, вытирая уголки глаз, упала на место где недавно сама и сидела. Всё неожиданно закрутилось перед глазами, размылилось, и теперь никакие узоры на мебели ни вид из окон, ни еда, которая была всегда в достатке, ни одежда, о которой она просила изредка и не много, не имели значения. Такие обыденности жизни всё ещё оставались непривычны мадам Фурье и она теперь снова одна. Она от этого не бежала, страшилась частой жестокости одиночества, но не бежала, ведь оно даёт не меньше возможностей. Мари-Селин Фурье — обычная попрошайка и куртизанка из Амьена, которой внезапно повезло, и за везение она была также благодарна жизни, как благодарна Чарльзу за его выбор. Каждый раз она становилась всё счастливее, с каждой мелочью: совместной прогулкой в любое место, которое мог предложить этот городок, подарками любого размера, которые вселяли в неё чувство вины и того, что она этого не заслужила. Но это было её, её новая жизнь с новым собственным счастливым будущим, которое обвалилось слишком резко. Она знала, что не допускала ни одной ошибки с момента их встречи, правда, этому миру не нужна именно её ошибка чтобы перевернуть мир человека. Ему нужна лишь случайность. Теперь эта девушка могла быть хоть Селин, хоть Мари, хоть Фурье или Дюпон — женщиной без имени, да хоть самой переродившейся Маргаритой Анжуйской — всё равно не к кому обратиться и некого винить.        Как бы человек не настрадался за свою жизнь — он будет плакать, если отобрать у него опору и жестоко бросить в ночное море. Служанки придут только вечером, ушедшие утром на поручения от Чарльза и Селин, у неё были хорошие отношения с ними, но того же нельзя было сказать о родственниках второго круга будущего мужа. Можно сказать, они даже не были знакомы, а какого же будет их удивление, когда их известят о смерти Чарльза, приедут и они узнают — кем является возлюбленная их обожаемого сына, брата или кого-либо ещё. Они выпрут её без сомнений, сожалений и других чувств, которые должны быть у людей, видящих бедственное положение другого, а может и обвинят её и засудят, но и их можно понять, жаль что делать это у Селин не было ни малейшего желания. Ей нужно было думать — что делать дальше, но она была готова только тереть глаза, сдерживая очередной порыв. Мари-Селин поднялась обратно в комнату, по пути осматривая дом, в котором она так долго находилась и полюбила, последний раз такое было… давно, память не дала никаких подсказок, но давно, оно и к лучшему — фото и вещи мужа, что они хранили для самих себя в старости. Уже в комнате ей понадобилось сесть, ведь перед глазами уже почти всё замутнело влажной плёнкой, и её всхлипы могли слышать лишь пол, подушки, книги и случайный прохожий под самыми окнами.        К вечеру, у участка, под отголоски музыки с мягко освещённой аллеи Патрик отделился от своих подчинённых, чтобы заполнить небольшой отчёт и передать всё — что «он» успел нарыть. При этом у него не было ни малейшего желания вернуться к полицейским, его день заканчивался на этом. Не работа, а мечта — получать определённо выше среднего и оставаться без громадного объёма работы. Обычно так и происходит, если удовлетворения нет даже от большинства еды. И Форрестер был не против, он считал Леру ответственным и исполнительным: серьёзные недоработки были ему не характерны, конечно, жаль, что его энтузиазм пропал, но покуда его показатели оставались на том же уровне, Патрик был полезен.        Пьер, сидя под тем самым тёплым вечернем светом абсолютно один, затягивал сигарету пересчитывая оставшиеся в упаковке от Gitanes: «Ещё четырнадцать.» — слушал уличную музыку, наблюдая за жителями Гавра и ожидал, когда вернется Нок, удалившийся посмотреть на реку, которая ещё вчера не была такой особенной. Хемери решил променять наслаждение музыкой на диалог, который иногда ему казался лишним, но всегда оказывался необходимым. — Чего грустишь? — начал резво Пьер, сменив сгоревшее курево на новое. — Да вот думаю, — отрезал его Нок и не смог не продолжить. — Что о вас думать, как бы это резко не звучало. Для ответа ему понадобились лишние две затяжки и плевок в реку от случайно надкусанного фильтра. — Смотря что вспомнишь. — Лучше всё и сразу, нужно же оценить как состоявшегося человека. — Это верно. — Вы невероятно нетактичный человек, иногда невежественный и упрямый, воплощение моих страхов и предрассудков окружающих и непредсказуемы, в самом плохом смысле этого слова, но как у вас получается располагать окружающих к себе? Честностью? — Нет. — Открытостью? — Отчасти, — он отвечал почти одновременно с вопросом, почти автоматически. — Несвойственным изображением доброты? — Это скорее отталкивает. — А чем тогда? — негодование в голосе уменьшалось, ознаменовав, что Нок сдаётся. — Не знаю, честно говоря.       Тишина спасла их обоих: Нок пока ещё не подобрал то, отчего Пьер не смог бы отвертеться, а Хемери хотел подумать о своём, о том, что он кому-то когда-то обещал, вроде совсем недавно, а лучше бы давно, но он предпочёл не вспоминать это ни перед кем, чтобы этот кто-то случайно не вспомнил. Для него время стало измеряться не в минутах и часах и даже не в том, где находилось солнце, Пьер хотел видеть время по-другому: минуты он превращал во вдохи табака, а секунды в рассеивающийся дым перед его глазами, только часы не могли превратиться ни во что подобное, ведь мир в таком времени не проживёт и пятнадцати вдохов вдохов.       Звук течения под ними помогал расслабиться им обоим, даже если Нок бормотал себе под нос, не обращая внимания, что говорит свои мысли вслух, он всё равно отдыхал и иногда — это всё что нужно. Пьер оглянулся назад и через множество голов, прыгающих под разные ритмы, взглянул на знакомую лавку табака и другого курева. «Эх, Селин-Селин.» подумал он и вернулся к последнему, уничтожающему сигаретное время вдоху. «Кстати об обещаниях.» — Знаешь… — обратился он к Ноку, — я ведь не так плох с женщинами. — Кто бы сомневался. — Нет, я серьёзно. Взять хотя бы мадам Дюваль. — Погодите, какую? — Кельвин попытался порыться в памяти, наткнулся глазами на платформу у воды, подумал ещё с несколько секунд и вернулся к Пьеру. — И этим вы её задобрили? — Если ты про интрижки, то я оскорблён… — К тому же у вас ужасный вкус, — не постеснялся перебить Нок. — Может быть даже отвратительный. — Не перевирай и лучше дослушай, — Хемери потёр руками, разминая каждую фалангу и пытаясь вытащить из головы как можно образов из прошлого. — А со вкусом у меня всё нормально! — Да понял я, понял. — Так вот, Селин Дюваль была обворожительной девушкой-британкой, не эталоном красоты или идеалом всего великолепия, но, как говорится, «мужики хвалили», — он захмыкал в порыве собственных смешков. — Она была из неважной семьи, должен сказать: многим это было на руку. А, вспомнил, её отец продавал чернила и инструменты для письма, занятный был дядька, и сама дочка была не прочь отработать своё письмо, да и получалось всегда неожиданно красиво. — Даже как-то не верится. И что вы сами там забыли? — Может, по ходу рассказа поверишь. А вот что на счёт меня, это было… вроде лет десять назад, короче, был чуть старше твоего. Я уехал на небольшой отдых после первого года работы, Форрестера тогда ещё не было на посту, и прошлый глава был помягче, но не суть. Уехал я навестить кое-кого из детства, мы хотели повспоминать прошлые встречи, поделиться чем-нибудь, но в тот раз он так нигде и не появился, без понятия почему. — Но унывать повода не было. — Угадал! — Пьер, хохоча, аккуратно толкнул плечом в плечо сослуживца, чем вызвал непроизвольную улыбку у Нока. — Селин захватила тогда всё моё внимание и сделала так, чтобы я остался ещё на месяц. Проблем тогда было-о, я и не думал, что человека можно так выбесить, но, как я и говорил, это был не Форрестер и начальник всё понял. — У вас довольно странная удача. — Я не жалуюсь, — хмыкнул он на замечание. — Иногда такая же невменяемая, как при нашей встрече. — Эй! Хватит красть мои приёмы, — смех создавал вакуум вокруг полицейских, шум шагов, шебуршание и поток слов больше не доходили до их ушей. — Так, остановился я… — Пьер снова обернулся и снова наткнулся на лавку. — Ах да. Я привёз её сюда, а прибрежная атмосфера нравилась ей, чуть ли не меньше чем каллиграфия, я выучил название к тому времени, и старался помогать тем, что имел понемногу. И вот, на том же месте где сейчас табачная, раньше был очень похожий магазинчик для письма как у семьи Дюваль. Как сейчас помню название: «Lettre d'Hemeri», — Нок решил его не оценивать. — На тех металлических перьях такая гравировка была рельефная. Ну ничего не поделать, — уголки его глаз напряглись и опустились. — Я сделал предложение Селин почти сразу после того, как магазинчик встал на ноги и у неё нее было сомнений. Мы продержались четыре с половиной года, — Пьер отошёл от опоры и снял свою шляпу. — Подожди здесь немного.        Пьер Хемери стоял перед дверью в магазинчик табака, такой знакомый, он вытирал вот эти передние полки за стеклом и выкладывал перья с чернилами. Сейчас же эти полки были не менее чистыми, но стали набиты логотипами табака. «Не об этом ты мечтала. Жаль, что я этого уже не изменю.» С коротким стуком Пьер зашел внутрь: в табачной никого не было, оттого дыма было больше чем обычно. Хемери оставил дверь приоткрытой и подпёр её ведром, которое он уже давно знал где находится. Пока дым выветривался, полицейский осмотрелся и обошёл всё помещение несколько раз, проводя пальцами по полочкам немногочисленных открытых шкафов и выводя носками туфель узоры на полу. На улице, по звуку, что-то угловатое покатилось по брусчатке, и дверь впустила только одну фигуру, а после закрылась. — Я никогда не оставляю дверь открытой. — Если бы были окна, я бы сделал по-твоему. А проветрить это местечко не помешало бы. — Ты обычно о таком не задумывался. — шаги сзади сначала просто стучали, но с каждым новым они гремели всё сильнее. — Я стал проводить больше времени на чистом воздухе. — Селин наконец обошла его и завернула за стойку, но садиться не решалась, незаметно бегая глазами по лицу Пьера. — Навещала в этом году отца? — Да. Только если его могилу. — Мне, — Хемери пытался оценить: стоит ли ему это говорить и имеет ли он право, хотя почему должен не иметь? — очень жаль. Когда это случилось? — Летом прошлого года, — разговор заходил в никуда, как будто у них не было ничего чтобы обсудить. А ведь было, но от мадам Дюваль так легко ответов не добиться. — Хотел у тебя спросить. — Всё же за чем-то пришёл. — Нет, не совсем. Я думал — вдруг у тебя сохранилось то перо и одна из фотографий. Селин оценивающе осматривала бывшего мужа и хотела найти в нём что-то невыносимое, но она не нашла ничего. Пьер не лишился ничего, из того что Селин Хемери помнила: нетипичный, а иногда неприличный, юмор, успокаивающий голос немного охрип, но хуже оттого он не стал, его серьёзный взгляд не давил, скорее заставлял гадать — о чём он думает. А что она? Нет, нет, нет, нет. Пьер не соответствовал тому как выглядел, и она это испытала. Она знала его нередкую поспешность и легкомыслие. Он был виноват в том, какой она стала, виноват в том, что стало с этим магазином и её желаниями. — Перо есть, но что стало с фотографией? — Она упало в воду, когда мы нашли кое-что у реки, — «Лучше соврать так, чем говорить, что он её давно порвал.» — Кое-что? Опять наживаешь себе проблем. — Селин потянулась вниз, к одному из шкафчиков, ожидая, что Пьер расскажет подробности. — Только если немного, — ожидания не оправдались. — Тебе повезло, что та не была моей любимой. — Тебе ещё нравятся наши фотографии? — ехидство прорезалось в голосе Пьера. — Я этого не говорила. Зато похоже тебе — да, — опахало пера было окрашено в бело-коричневый узор из линий, а стержень имел на себе остатки чернил. Перо Пьер засунул себе в шляпу, обведя её по чёрному ремешку. — Скажу, что это мой талисман, — он взял в руки фото не больше его ладони: на нём были он с Селин на одной из праздничных ярмарок на британском берегу — красота в чёрно-белых цветах. Её он вместил внутрь шляпы, засунув края в шов. — А это будет мой личный талисман, — Пьер легонько улыбнулся Селин и хлёстко надел убор на голову, проверяя, как всё держится. — Тебе неожиданно идёт. — Спасибо, — Пьер посмотрел на своё отражение в стекле и заметил, что он ещё не смотрел в лицо бывшей жены больше секунды, ведь старался держать свой взгляд где-нибудь на уровне её плеч. Хемери скорее повернулся к Селин, выискивая ответный взгляд, который уже был на нём. — Прости, что стал слишком тяжёлым грузом. — Знаешь, только сейчас я начинаю тебя понимать, может поздновато, но у меня получается. И хоть я часто вижу тебя на улицах в абсолютно разных состояниях и хочу не говорить, но ты должен знать, что ты не стал хуже, не знаю лучше ли, но не хуже. — Спасибо за честность. Тут в дверь постучали, и та, в ответ, загрохотала эхом внутри. — Похоже мне уже пора, — выдохнул с некоторым сожалением Пьер. — Спасибо, что не достала револьвер сразу. У Селин проступила улыбка на краешках губ, и она, наконец, присела за стойку. — В этот раз тебе повезло. — уже веселее ответила женщина, пробудив в Пьере одно из воспоминаний, которое он быстро загнал обратно. — Подумай на счёт возрождения магазина. — Для этого уже слишком поздно что-то менять. — Меня же было не поздно начать понимать. Верно? — Пьер пропустил посетителя внутрь и сам вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь и поправив шляпу, пошёл к освещённой улице около моста. Селин медленно выдохнула и прошептала себе под нос. — Когда-нибудь я пожалею, что мы разошлись, — и тут же поприветствовала незнакомца. — Добро пожаловать.