Нет большей любви, как если кто отдаст жизнь свою за друга своего.
От Иоанна 15:13
Рюкзак. Талисман. Красная нить. Человек в опере. Человек у турникета. Инвертированная пуля. Обмякшее тело. И чертова кровь под маской. Блять. Это был он. Это всегда был он. — Нил, постой! Ты не мог позволить ему уйти вот так. Не тогда, когда ты знал, что он собирался пойти и умереть за тебя. Ты не мог просить его о подобном. Нил развернулся и посмотрел на тебя с той самой улыбкой. Эта чертова улыбка. Она как бы говорила: я знаю, что ты скажешь. — Мы спасли мир, — сказал Нил. — Нельзя надеяться на случай. Понимал ли он, что получит пулю за тебя? И если да, то почему вел себя так беспечно? Что Нил знал такого, чего не знал ты? — Но можно ли все изменить, если сделать иначе? — спросил ты, и в голосе твоем только отчаяние и безнадега. Ты не мог позволить ему умереть за тебя. — Что произошло, то произошло, — Нил пожал плечами. — Это выражение веры в механике мира. А не оправдание бездействию. На свою же беду Нил слишком самоотвержен. — Веры? — Называй как хочешь. — А как называешь ты? — Реальность, — Нил снова улыбнулся, и ты хотел попросить его остаться, но он произнес: — А теперь отпусти меня. И несмотря на то, что ты ни хрена не понимал, ты каким-то образом знал, что должен сделать то, о чем тебя просили. Нил развернулся, и красная нить с бронзовым талисманом стала покачиваться в такт его движениям. Ты снова подумал об опере и о человеке, который спас тебя. О человеке, который все это время был Нилом. — Эй, — крикнул ты. Нил остановился и встал вполоборота, чтобы встретиться с тобой взглядом. — Ты так и не сказал мне, кто тебя нанял. Лицо Нила расплылось в улыбке. — Ты еще не догадался? — он засмеялся, и этот звук показался таким чужеродным в этой русской пустоши. — Ты! Только не тогда, когда ты думал. У тебя есть будущее в прошлом. Годы назад для меня – через годы для тебя. Твое сердце забилось в тысячи раз сильнее, а в уголках глаз стали скапливаться слезы. — Ты знаешь меня много лет? — спросил ты, затаив дыхание. — Для меня, я думаю, это конец прекрасной дружбы, — на губах Нила все та же улыбка, и когда слова слетели с его губ, перекрикивая шум вихря из грязи и обломков, ты, наконец, понимаешь. — Для меня это только начало, — растерянно ответил ты. Тебе трудно было во все это поверить, потому что раньше ты думал, что время двигалось только в одну сторону – всегда вперед. Нил снова зашагал, но теперь уже спиной вперед и лицом к тебе. И заставить свои ноги идти за ним следом ты не мог. Ты думал, что, возможно, не смог бы пойти за ним, даже если бы попытался. — Мы еще с тобой оторвемся. Тебе понравится, я обещаю. Вот увидишь. Вся эта операция – встречное движение во времени, — прокричал Нил, пытаясь заглушить шум вертолета. — Чья она? — Твоя! Ты еще на полпути. Встретимся в начале, друг. И потом, когда Нил, покрепче ухватившись за лямку своего рюкзака, отвернулся, до тебя наконец дошло: ты никогда больше не увидишь его таким. И ты понял, что будешь любить его. В этой временной шкале вы знакомы всего лишь две недели, но ты знал, знал, что будешь любить его и во всех других. В сотнях временных линиях. Может быть, и в тысячах. Возможно, ты уже любил его. Во всех красочных значениях этого слова. Ты не знал, когда именно это случилось, но был уверен, что так оно и было. Словно твоя нынешняя душа переплелась с прошлой и будущей и теперь взывали к тебе из пустоты пространства-времени, шепча: этот человек, этот человек твой навеки. Ты любил его, и теперь он уходил, чтобы спасти твою жизнь во второй раз. Ты любил его и все же позволил ему умереть за тебя.*
Когда ты увидел его в следующий раз, ты был на задании в Каире. Ты встретил его в баре, похожем на тот, что находился в Мумбаи. Для Нила это ваша первая встреча, для тебя – вторая. Он моложе. Он тебя не помнит. Но он жив. И это все, что имело значение. Ты заказал ему джин с тоником. — Я больше предпочитаю мартини, приятель, — растерянно произнес Нил. Твои губы растянулись в улыбке. — Неправда.