***
А второй, помнишь? Второй раз. Идёшь туда намеренно, ровно на то же место. Ты запомнил расположение пирсов, надписи на камнях. Ты запомнил, чтобы прийти сюда снова. Снова ночь, воющее море, и он. Если сомнения еще щекотали где-то внутри, то теперь и след их простыл. Существо на том же месте, что и прошлой ночью, однако в этот раз оно не ранено — лежит на животе, сложив под подбородком ладони, изредка поднимая и плавно опуская хвост. Оно смотрит в упор еще издалека, будто знает, уже давно все знает. Ты подходишь, но не слишком близко, хочешь рассмотреть получше. Видишь красивый изумрудно-синий хвост, покрытый крупной чешуей, точно как та, что ты нашел в своих ладонях прошлым утром. Она красиво отливает серебром в свете луны, ежеминутно омываемая водой. Видишь заостренные плавники по бокам и ровно посередине. Поднимаешься глазами выше, где чешуя медленно сходит на нет, смотришь на жемчужного цвета кожу, мерцающую, точно звездное небо. Она так манит, околдовывает, но ты ещё пока не знаешь, да? Не знаешь ведь, что дальше — хуже. Но ты вспоминаешь, вспышкой вспоминаешь, возвращаешь взгляд хвосту — ни царапины. — Почему? — Посмотри на меня, — оно говорит, слегка повернув в твою сторону голову и слабо приподняв уголки губ. Этот голос. О, ты помнишь, как туманил разум этот голос? Сладкий, мелодичный, околдовывающий. Ты был готов пасть на колени и умолять говорить еще, еще и еще, пока не испустил бы последний вздох. И ты смотришь, и глаза его — бездна. Туда падаешь, там тонешь, задыхаешься. Существо говорит снова, и каждый звук музыкой затекает тебе в уши. — Я Чонгук. Русал, — Оно протягивает руку, касается ладони. Помнишь, как тебя прошило током? — Твой русал. Оно… Он. Теперь он. Он — русал. Русал — Чонгук. Чонгук растопыривает пальцы, слегка царапая когтями, пропускает их между твоих. Медленно. Уязвимо глядя в глаза. Ты не сопротивляешься, не можешь или не хочешь — не имеет значения. Важно только то, что ты позволил. Ты позволил, а он чувствует, понимает, также медленно сжимает твою ладонь в своей. А ты — в ответ. Не можешь иначе. Или не хочешь? — Ты мой, — шепчет он. И ты не помнишь, было ли когда-либо иначе.***
Остаток ночи ты слушал его. Слушал, впитывал, иногда что-то отвечал, что-то спрашивал. Затем ты снова отключился, а пришел в себя ближе к обеду. Все, что от него осталось — все еще изумрудная полупрозрачная чешуя. Он столько всего говорил, говорил и говорил, а что ты помнишь из рассказанного? Хоть что-то помнишь? Помнишь только то, что связь ваша с ним теперь крепкая, потому что ты бросился в ту ночь его спасать без раздумий, и мысли твои были о том, действительно ли такая это редкость? Или ты, мальчик, один из многих других? Сердце ноет, все нутро тянется к воде, тоска съедает, а мысль о том, что необходимо дождаться ночи и вовсе ломает хребет. Остается коротать часы, копаясь в воспоминаниях и собирая портрет в голове по кусочкам. Ты помнишь его холодную руку, крепко держащую твою. Помнишь, как ветер с моря путался в его темных волосах с синими концами. Его открытый лоб, на котором посередине изображен перевернутый на манер чаши полумесяц, по краям от него будто цепочкой на нет сходили черные точки, от той, что побольше, к самой маленькой. Его длинные густые ресницы, похожие на распахнутые крылья бабочки. Блеск на его скулах, будто звезды с неба, осыпались прямо ему на лицо. Помнишь, как кончиками пальцев коснулся его кожи? Ты пропал. Так чертовски сильно разбился о скалы этой магии, которой тебя окутал русал. На третий раз уже ты дожидаешься его. Еще с заката сидишь на берегу один и ждешь. В этот раз море тихое, пугающе тихое, у тебя на сердце тревожно, жутко. Чонгук выплывает прямо из легкой волны, пена медленно растворяется вокруг него, выглядит русал богоподобно, у тебя спирает дыхание, помнишь? Ты же не мог вздохнуть. Он запел, запел, как же тебе справиться с этим? Теряешь голову, встаёшь, будто ты кобра, а он — твой факир. Ты, может, и смертоносная змея, но он управляет тобой, так кто же в чьей власти? Он смотрит на тебя так же, как и ты на него, ты знаешь? Только ты не поешь, не гипнотизируешь. То есть, конечно, манишь его, но без магии. Может, это было бы взаимно, если бы было иначе, без чар, иллюзий, обмана. Его глаза сверкают, но звезд на небе совсем нет, оно непроглядно черное, ты точно знаешь, ты смотрел на него, пока не было твоего русала. Но ты смотришь в свое персональное, со звездами, галактиками, и тебе достаточно. Откуда в них это сияние, раз небо этой ночью — черная дыра? Неужели, твое отражение? Его пение резко прерывается, переливается в мелодичный легкий смех. — Разденься же, Тэхен, — он протягивает одну руку, призывно перебирая пальцами, — разденься и иди ко мне, Тэхен. Он смотрит в глаза, говорит тихо, мягко, но ты так безволен перед его властью над тобой. Помнишь, как слабли колени после каждого шага? Ты помнишь, как обнаженный ступал по песку в лапы своего русала? Он ждал, он звал и все продолжал петь, иногда прерываясь на повторяющиеся просьбы. — Иди же ко мне, мой человек. Ты идешь, а как иначе? Ты все ступаешь, шаг за шагом ближе к воде, но не к нему, он отплывает назад, продолжая звать. Все идешь и идешь, уже по пояс в воде, а он теперь застыл на месте. Море все такое же тихое, ты отталкиваешься ногами и стараешься плыть бесшумно, не рушить волшебство момента. Когда оказываешься достаточно близко, он замолкает, песня обрывается, а ты не приходишь в себя. Почему? Почему ты не можешь опомниться? Очнись же! А лицо твоего русала расслабляется, он находит твои ладони своими, переплетает пальцы и сжимает сильно, а тебя, что и вчера, прошибает током. Он приближается, ты боишься шевелиться, а твой русал просто резко взмахивает хвостом под водой и сталкивает ваши губы. Как же так? Как же теперь? Как ты это переживёшь? А есть ли разница? Закрываешь глаза, желая утонуть в нем, в своем мальчике, но… Слышишь? Ты так неосторожен в своих желаниях. Не можешь вздохнуть, сознание покидает тебя медленно, толчками, ты открываешь глаза, и видишь. Видишь мутную синеву вокруг, волосы твоего русала красиво переливаются под лунным светом сквозь толщу воды. Луна на его лице, раньше черная, теперь светится синим. Ты закрываешь глаза, помнишь? Насовсем.