What do we do now

Юджин крутил в пальцах трубку и обозревал лужайку перед домом, сидя на навесе под окном своей спальни. В голове его бушевал торнадо, разбрасывавший мысли и воспоминания, словно обломки скал, и Юджин чувствовал себя, как в ловушке, теряя контроль, не в силах ни за что зацепиться. В груди словно сжималась пружина, всё сильнее и сильнее с каждой попыткой подумать о чем-то осмысленном. Если бы зацепиться хоть за одну мысль. Хоть за одну разумную мысль. Трубка. Он провел пальцами по ее гладкому корпусу — привычная форма успокаивала. Поднёс её к носу и вдохнул аромат табака и лакированного дерева. Он позволил своим мыслям унестись вдаль, на этот раз нежно, вспоминая то, как ощущалось всё вокруг в тот момент, когда он вышел из поезда и впервые за слишком долгое время ступил на родную землю. От свежего воздуха после долгой поездки в тесном металлическом ящике с кучей настроенных так же, как он, мужчин, закружилась голова. Тогда пальцы тоже потянулись к трубке. Он медленно переставлял ноги по тротуару — новенькие ботинки жали, и на какую-то секунду он почти пожалел, что он не в тех прохудившихся драных сапогах, к которым так привык. Он увидел лучшего друга, натянул на лицо отрепетированное для него выражения, хотя, возможно, перед Сидом и не нужно было притворяться, ведь он понимал, через что прошел Юджин так же, как и все они. Но, наверное, Юджин еще не был вполне готов перестать притворяться, что всё в норме. Пока ещё нет. Поэтому он привычно усмехнулся ему, закинул рюкзак подальше за плечо и забрался в машину. Юджин подвинулся на своем навесе и прижал к губам ненабитую трубку. Он вдохнул призрак ее вкуса и позволил мыслям дальше бродить среди воспоминаний о том моменте, когда он легкими шагами подошел к парадной двери — он не мог не представить, как бы Дикон принёсся к нему через всю лужайку, вращая хвостом, прыгнул бы ему на руки и радостно начал бы вылизывать лицо. Но это было уже невозможно. Собака не встретила его. Он проделал каждый чертов шаг в сторону дома в одиночестве. Юджин горько усмехнулся сам себе и потер глаз. Тяжесть последних четырех лет снова навалилась ему на грудь и стало трудно дышать. Юджин так долго мечтал об этом моменте, все эти дни на фронте думал, будет ли у него когда-нибудь это счастье, и молился всему, чему только можно, о том, чтобы вернуться. Но, когда это случилось, он чувствовал только ужас перед той секундой, когда родители посмотрят на него, словно он — какой-то ответ, которого они так ждали. Он дома. Он. Вернулся. Домой. И всё, чего он хотел — просто зайти в дом одному. Просто пройти через прихожую без суетящихся вокруг людей и вызываемых ими безумных эмоций. Поэтому он протянул руку и повернул ручку. Щелчок эхом отозвался в ушах и заставил его вздрогнуть, рука инстинктивно потянулась к карману, где так долго был пистолет, эта успокаивающая тяжесть, которая теперь пропала. Он так давно не заходил в здание без оружия под рукой. Даже в Китае при них всегда были пистолеты. Когда он наконец увидел свою мать — Мэри — он подумал только о том, что она выглядела как-то старше, более усталой. Юджин не сомневался, что она за него переживала, непрестанно молилась о нём с тех пор, как он уехал. Он мог только надеяться, что она уже простила его за это решение. Ее объятия ощущались как что-то совершенно новое. Прикосновения другого человека. Конечно, он спал и жил рядом с другими солдатами, и они оказывались гораздо ближе друг к другу, чем позволяли приличия. Но это было совсем другое. Мягкие руки матери обнимали его за плечи, она прижималась к нему теплой щекой. Солдаты никогда его так не трогали. Щелкнула дверь кабинета, и вышел отец. Через секунду он уже был рядом с Юджином и крепко жал ему руку, впрочем, это тут же перешло в новые объятия. Юджин закрыл глаза прежде, чем потекли слёзы. Родители проводили его до спальни, как будто он мог забыть, где она. Мама, казалось, не могла еще выпустить его из своего поля зрения. Она всё трогала его за плечи и поправляла ему форму при каждой возможности. Юджин слышал, как папа шёпотом просил её «дать ему побыть одному» и говорил «ему понадобится время, чтобы привыкнуть». Эти слова просочились ему под кожу, хотелось огрызнуться на них, чтобы не говорили о нём так, словно его тут нет. Но он слишком устал, чтобы переживать об этом. В конце концов папе удалось убедить Мэри выйти и оставить Юджина одного, и его порадовала мысль об одиночестве. Он медленно обошел комнату. Она уже не казалась ему своей. Он присел на краешек кровати — абсолютно чуждое ощущение по сравнению с тем, где он спал почти каждую ночь последние годы. Он почти не говорил с ними во время первого ужина. Если честно, сам факт того, что он ужинал едой, не содержавшей ни одной рисинки, был слишком ошеломляющим, и он не мог думать о чем-то другом. Брат тоже пришёл к ним, но, казалось, он, в отличие от матери, понимал, что Юджину нужна тишина. Он вёл беседу, показывая какие-то вещи, оставшиеся на память с войны, и вспоминая старые времена. Юджин был благодарен за то, что он увёл от него разговор. Может, когда-нибудь Юджин тоже сможет травить за ужином байки о войне. Но не в тот день. Он почти задыхался к тому моменту, как смог извиниться и уйти к себе, попытавшись не обратить внимания на беспокойство, которое мама не сумела скрыть. Он бесцельно шагал по комнате, и звук шагов по деревянному полу громко отдавался в его собственных ушах. Его захлестывали эмоции, поэтому он и упал на колени возле кровати, зарылся в рюкзак и нашел там эту прямоугольную коробочку, поэтому и сидел сейчас на навесе, не в силах зажечь чертову трубку. Холодный ветер вызвал у него мурашки по спине и тем самым вырвал его из мыслей. Уже поздно, подумал он. Нужно залезть обратно в окно и готовиться ко сну. Он снова посмотрел на трубку. Зуд, который заставил его потянуться за ней, уже спадал, а он так и не смог ее набить. С этой трубкой слишком много связано, она стала частью него там — но не здесь. Он завел ее, прежде всего, из-за давней потребности, но с ней покончено. Война окончена. Ощущая горький привкус на языке, он затолкал ее обратно в футляр. Пришло чувство глубокой усталости, накопившейся за долгое время, и он отправился спать. Мягкость матраса — роскошь, которую он не осознавал раньше — теперь только раздражала. Он не знал, на сколько вырубился, прежде чем его глаза распахнулись и он сел на кровати в холодном поту. Попытался облизать губы, но во рту было суше, чем на песчаных берегах Павуву, и он предпочел пойти за водой вместо того, чтобы попытаться заснуть снова. И, пока спускался по лестнице, он делал вид, что не слышит шёпот своих родителей. Они не должны были услышать, что он бродит по дому. «Я знала, что так и будет» «Ему просто нужно время» «...нельзя было его отпускать» «Сейчас только первый день» «Если бы он не уезжал, он по-прежнему был бы нашим мальчиком» «Он наш мальчик» «Не ври себе!» У подножия лестницы скрипит половица — черт, он совсем забыл о ней. Они резко повернули головы к нему, мать машинально поднялась с места. - Вода, - вот и всё объяснение от Юджина. Мать подошла к нему, провела руками по плечам, приглаживая пижамную рубашку. - Отдохни, милый. Она поцеловала его в щеку. Он быстро налил себе воды и пожелал им доброй ночи. Внутри всё будто свинцом налилось, пока шёл обратно. Родители его больше не узнавали. Эта мысль не должна была его так удивлять. В его мозгу дословно сохранились слова отца перед отъездом. - Я не хочу однажды поглядеть тебе в глаза и не увидеть там никакого света, никакой искры, никакой жизни, это разобьет мне сердце. Юджин никогда не мог бы пообещать, что его отец такого не увидит, но теперь, после всего, через что он прошёл, он и надеяться выполнить это обещание перестал. Интересно, воплотился ли страх его отца? Что он сейчас видит в его глазах? Мысли снова куда-то уплывали. Он пообещал себе, что не будет думать о товарищах, но сознание все равно уносило к ним. С ними происходит то же самое? Он представил их лица, почти так же чётко, как если бы они были с ним. Ганни. Бёрджин. Де Лоу. Лейден. Шелтон. В последний раз, когда он видел Мерриэлла Шелтона, тот сидел напротив него в поезде по дороге домой и болтал, расслабленно ухмыляясь. А потом веки Юджина отяжелели, он позволил им закрыться, как казалось, всего на секунду. Но когда он их открыл, в поезде он ехал уже один. Юджин перевернулся на бок и что есть силы уткнулся лицом в подушку, словно так можно было стереть внезапную и слишком знакомую горечь, наполнившую его. … После неполной недели дома кошмары расцвели буйным цветом, и каждую ночь он просыпался, покрытый потом, зачастую не один раз. В итоге стало жутко ложиться спать. Потому что в ту же секунду, когда он закрывал глаза, он снова оказывался в аду. Бежал, паниковал, сражался, убивал, выживал, умирал. Пока не вскакивал с криком, срывавшимся с губ. Всё закончилось — повторял он себе снова и снова. Всё закончилось. Но нервы было не так-то легко убедить. А когда взрывы по ту сторону век грохотали так, что он вскакивал среди ночи, проходило несколько минут, прежде чем он осознавал, что японцы, каким-то образом нашедшие его дом посреди Алабамы и явившиеся отомстить за своих товарищей, не стучатся ему в дверь. Родители ничего не говорили об этом. За завтраком они беседовали о чем угодно, игнорируя его усталые глаза и то, каким дерганым и нервным он был после худших ночей. Он позволял им так себя вести, прекрасно зная, что они его слышат. Он и не пытался обманывать себя — судя по состоянию постели в моменты пробуждений, он явно вёл себя громко. Брат поговорил с ним — за этим явно стояла мать. Но он не мог об этом говорить. Пока не мог. Не мог после того, как вернулся домой лишь с несколькими шрамами, когда многие из его товарищей погибли, так и не увидев вновь своих родных. Не мог после всего, что сотворил из страха, ради самозащиты, от гнева, из чистой ненависти. Он пытался урезонить сам себя. Он всего лишь выполнял свой долг, но дело было не только в этом. Иногда он наслаждался всем этим, чувствуя глубинную жажду — убить как можно больше этих тварей. Иногда ему было плевать, умрет он или нет — инстинкт нападения и убийства был сильнее всего. И уничтожало его теперь не чувство вины. А то, что он не чувствовал её ни на грамм. Иногда он почти слышал, как Снафу смеется над ним за одни только эти мысли. - Поздно уж виниться, Следжхамма, - слышалось в его голове. Он видел его на обратной стороне своих век — эту самоуверенную ухмылку, вызывающую в Юджине желание огрызнуться, что он не чувствует вины, но это того не стоило. Во сне Снафу запускал руку в карман за папиросами, но вместо этого Юджин слышал оттуда стук золотых зубов. А когда отец попытался взять его с собой на охоту, как это было уже много раз до его мобилизации, это оказалось лишь новым источником боли. И вот за это он чувствовал вину. Если отец и расстроился, то хорошо это скрыл. Вернувшись домой, он выдал Юджин пару книжек о видах птиц и еще одну по растениям Алабамы. В итоге Юджин всё свободное время сидел над книгами. Он начал подолгу гулять по лесу, по полям, куда глаза глядели. Это было идеально, когда не спалось. Он одевался и нёс новые книги по покрытым росой полям, чтобы встретить рассвет под веселое чириканье птиц. Он завёл новый дневник, чтобы записывать свои находки и зарисовывать растения и цветы, которые узнавал из книги. Иногда он уходил на несколько часов. Знал, что это волнует мать, но она заговорила об этом лишь через несколько дней. - Пожалуйста, можешь возвращаться вовремя, чтобы не пропускать ужин, как вчера? Завтра приедет твой брат, - заметила мать тем вечером за ужином. Кроме ее слов, был слышен лишь звон металла по фарфору тарелок. - А что, какой-то повод? - спросил Юджин, почти не пытаясь скрыть злость в голосе и не отвечая на ее вопрос. Отец посмотрел на него. Они встретились глазами, но он промолчал. Если отцу и казалось, что Юджин несправедлив к матери, он этого не произнес. - Эдди повысили до начальника отдела в банке, - она смотрела, как он отправляет в рот вилку с едой. - Знаешь, он наверняка мог бы найти тебе там местечко, если ты попросишь. Я уверена, там будет что-нибудь интерес… - Нет, спасибо, - коротко прервал ее Юджин. - Я уже говорил, пока не хочу ничего делать. - Да, милый, но разве не лучше будет, если… - её снова перебили, на этот раз собственный муж. - Мэри, оставь его в покое, мы ведь уже обсуждали это. - Я же не говорю, что он обязан, но просто подумать об этом… - Ему нужно время. Мать начала спорить, и это так раздражало Юджина, что он был готов вмешаться. Но ему не удалось, потому что тут их всех прервал громкий стук в дверь. Наступило молчание, и родители переглянулись с молчаливым вопросом. Отец вытер рот салфеткой и встал, чтобы открыть дверь. Все навострили уши, но ничего не было толком слышно. Так же быстро, как ушел, отец вернулся с напряженным выражением лица. - Юджин, это к тебе, - неловко выговорил он. - Юноша в форме. Юджин нахмурился, глянул на мать, затем встал и медленно подошел к двери. Та отворилась, и глаза Юджина распахнулись, когда он увидел этого юношу в форме. - Вечер добрый, Следжхамма. …… Юджин уставился на него, не моргая, пока ему не начало казаться, что он вовсе разучился это делать. Капрал Мерриэлл «Снафу» Шелтон стоял у него на пороге как ни в чём ни бывало. Взгляд Юджина бродил по хрупкой фигуре товарища. Тот выглядел как-то меньше, форма болталась на нём свободнее и он казался еще более костлявым, чем раньше. Кожа вокруг его глаз была темнее, чем Юджин ее помнил, и он как будто был не совсем собой. Но при всём этом на нём была его привычная раздражающая ухмылка, которую Юджин так хорошо помнил. - Вечер добрый, Следжхамма. Юджин шагнул за дверь и почти захлопнул её за собой. - «Вечер добрый»? - Юджин слегка толкнул Снафу, из-за чего тому пришлось сделать шаг назад. - Господи, что ты тут делаешь? - Он посмотрел ему в лицо, в его затуманенные глаза. - Напился, что ли? Ухмылка не исчезла с лица Снафу, но она подуменьшилась от тона Юджина. - Ты так удивился, что я пришел? Я б и раньше явился, но адресок не записал и забыл напрочь. Стучался тут почти во все двери в округе в поисках твоего дома. Теперь Юджин отчетливо слышал, как смазана его речь, и недоверчиво уставился на него. - Удивился? Я думал, никогда больше тебя не увижу. Снафу с неубедительным смешком отвёл глаза. Теперь он держался чуть менее нагло, но Юджин не был уверен, хорошо это или плохо. - Так ты меня пригласишь или как? - Да ни за что! - фыркнул Юджин. Он заскочил обратно в дом, направился в столовую. Родители смотрели на него, очевидно, ожидая каких-то объяснений. Он схватил куртку со спинки стула и пошел обратно, попросив родителей его не ждать. Затем выбежал обратно, не обращая внимания на то, что мать звала его и говорила что-то про ужин, и утащил Снафу подальше от дома. Когда они вышли за пределы двора и были довольно далеко, он обернулся, столкнулся со Снафу лицом к лицу и оттолкнул его, на этот раз сильнее. - Ты, блядь, серьезно? - выплюнул он. - Осторожно, тощий, зачем так грубо, - полушутливо ответил Снафу. Он внимательно наблюдал за Юджином, но скрыл это за очередной ухмылкой. - Чего? Скучал, что ли? - Не льсти себе, - бросил Юджин. Куртка не спасала его от холодного воздуха, и он отвернулся, чтобы скрыть дрожь, отошел на несколько шагов, потом снова повернулся к нему с яростью. - Зачем ты меня нашел? Когда ты свалил, не сказав ни одного чертового слова, тебе было особо нечего сказать! С чего ты вдруг передумал? - Только не говори, что правда скучал, - попытался съязвить Снафу, но как-то без огонька. Юджину снова захотелось толкнуть его. - Ну ладно, вот я здесь. Покажи мне тут всё. Юджин глянул на него, но Снафу был не из тех, кто смущался под твердым взглядом, и даже сквозь раздражение пробивалось что-то еще, какое-то возбуждение, которое Юджин не был готов подавить в себе. Снафу был здесь. Здесь, прямо перед ним, и Юджин не осмеливался в это поверить, но всё было неважно — потому что он был прямо здесь. Вздохнув, он поманил Снафу за собой, и они отправились по лесной тропинке. Солнце начало садиться, приближалась ночь. Снафу пинал по пути какие-то камушки, и стук эхом отдавался в тишине леса. - Ну и чего ты тут делал, Следжхамма? - Снафу первым нарушил молчание, все еще глядя под ноги, пиная куски засохшей грязи и гальку. - Мало что, надо бы больше, - задумчиво ответил Юджин. Он засунул руки в карманы и смотрел на верхушки деревьев и чирикающих птичек. - Работу нашёл? - надавил на него Снафу. Всё ещё глядя вверх, Юджин покачал головой. - Не знаешь, что с собой делать, да? - Снафу наконец поднял взгляд от земли, чтобы поглядеть куда-то в его сторону. - А какую работу мы должны сейчас найти? - тихо спросил Юджин. После всего произошедшего мысль о простой повседневной работе казалась до странного обыденной. Снафу промычал в ответ. - Жалко, убивать япошек — не профессия, - фыркнул он, запуская руку в карман за пачкой папирос. Юджин не засмеялся. Когда он услышал, как Снафу так говорит вне поля боя, во рту появился горький привкус. Это казалось совсем не к месту в такой спокойной обстановке. Он промолчал, но, кажется, Снафу понял и больше ничего не сказал. Они шли молча, пока сень деревьев не закончилась на краю большого поля, обрамленного деревьями и кустами. Закат окрасил всё вокруг них в глубокие тёплые тона. Само поле было на возвышении по сравнению с окружавшим его городом, и, когда они дошли до середины, открывался вид на несколько миль вокруг, на дороги и дома. - Ну как держишься вообще? - Снафу отошел от Юджина на несколько шагов, снял форменную куртку и уселся на траву. Он бросил куртку сбоку от себя и откинулся назад чтобы посмотреть на небо. На них тихо опускалась тьма. - Только не ври. - Потихоньку, день за днем, - загадочно ответил Юджин. Он сел на траву возле него и подтянул коленки к груди, не откидываясь назад, как Снафу. - Ты виделся со своими? Снафу коротко кивнул. - Они рады, что ты вернулся целиком? - Ага, устроили мне тёплый приём и всё такое, - он мрачно засмеялся, словно его спросили о чем-то дурацком. Юджин повернулся к нему лицом. - Спишь хорошо? - настойчиво спросил он. - Просто, не обижайся, но выглядишь ты дерьмово. - В этот раз смешок Снафу был искренним. Он снова запустил руку в карман за папиросами, вытащил одну, уронил пачку себе на грудь, зажег папиросу и сделал длинную затяжку перед ответом. - Вообще ни крошки не спал, как вернулся, - он потер глаза, но как будто не просто для эффекта. Свободной рукой он потянулся к другому карману брюк и вытащил фляжку. Он поднял ее и встряхнул. Юджин услышал внутри плеск. - Вот пока лучшее лекарство нашёл, - он ухмыльнулся и подвигал бровями. - Пью побольше, иногда вырубаюсь, мне помогает. В мире трезвых мне места нет. - Не так уж он был и пьян, когда явился, но Юджин всё ещё слышал в его голосе невнятность поверх обычного ленивого говорка. Снафу открутил крышечку и глотнул, потом протянул фляжку Юджину. Тот отказался. Снафу пожал плечами и выпил еще один глоток, закрыл и уронил фляжку рядом с папиросами. - Тоже работу не нашел? Снафу помотал головой, расстегнул гимнастерку и закинул руку за голову. - Ни на что я особо не гожусь, и уж точно не хочу учиться идти, - Юджин не очень много знал о его образовании, но не стал вытягивать из него больше, чем Снафу сказал сам, потому что был почти уверен, что тот всё равно либо уйдет от ответа, либо соврёт. - Может, нам поспать тут, - Юджин сменил тему и поглядел на небо — последние лучи солнца исчезли за горизонтом. - Тут я хотя бы никого не разбужу своим криком. - А я, видать, никто, - надулся Снафу, притворно обидевшись. Юджин фыркнул. - Заткнись нахрен, ты только что сказал, что несколько недель не спал. Снафу засмеялся. - Ну да. Юджин сидел тихо, любовался пейзажем, слушал, как Снафу докуривает остатки папиросы, сминает ее и тянется в пачку за новой. Он зажег ее, затянулся и протянул Юджину. Он тряс вытянутой рукой, пока Юджин не перестал отнекиваться и не принял папиросу. От привкуса грязного пепла, который оставлял во рту дым, ему захотелось почувствовать чистый вкус трубки, и он вернул папиросу Снафу, закашлявшись. Они молчали, пока Снафу ее докуривал. - Ты правда кричишь? - наконец заговорил Снафу, вырвав Юджина из его мыслей. Юджин уже привык к тишине, в которой был слышен лишь тихий вечерний воздух. Теперь голос Снафу звучал тише, неувереннее, словно он не знал, стоит ли заводить этот разговор. Юджин подумал, что так и было. - Я думал, может, тебе просто старики так сказали. - Если бы, - с горечью пробормотал Юджин и вздохнул. - Нет. Кричу, потею, плачу, это всё правда. - Снафу посмотрел на него, загасил вторую папиросу и снова открыл фляжку. - Ну ты и нежный цветочек, Следжхамма. - Нахуй иди, Снафу. Они продолжали сидеть на поле, болтать, смотреть на звезды и дышать ночным воздухом. Но вскоре Юджин понял, что надо возвращаться домой, а то у бедной мамы случится сердечный приступ. Он хоть и сказал им не ждать его, но ни на секунду не поверил, что они так и сделают. Он неловко поднялся на ноги и размялся. Снафу последовал его примеру. - Надо обратно идти. Родители будут волноваться, они даже не знают, кто ты, - Юджин подумал, не обидится ли Снафу, что он даже не говорил о нём своим родным, но тот не обиделся. И Юджин молчал не только о нём, он не упоминал никого из своих сослуживцев. Снафу только сделал большой глоток из фляжки и засмеялся. - Я так и понял. Твой папаша выглядел, словно я пришёл сообщить тебе, что мы едем обратно. - А почему ты в форме? - спросил Юджин. Наступила крохотная пауза, потом Снафу ответил, и его напряженная челюсть сказала Юджину больше, чем могли бы сказать слова. - Что? Просто хотел выглядеть красиво, чтоб ты меня узнал, когда дверь откроешь, - Снафу показал на свою одежду. Юджин не сказал вслух, что заметил, как Снафу уходит от ответа. Юджин поманил Снафу за собой и пошел в сторону дома. Затем вдруг его осенило, и он приподнял бровь. - Я же никогда не говорил тебе, где живу. - Ну, я знал, что где-то в Мобиле, и вспомнил имя твоего папаши. А тут только один доктор с таким именем, - Снафу шагнул к Юджину. - Я же говорил, забыл адрес. Ходил тут с пару часов, пока твой дом нашел, в двери стучался, спрашивал про тебя. - Юджин не мог не улыбнуться от этой мысли. - Наверняка некоторые тебя угостили, - ухмыльнулся он. - Один на меня собаку спустил, пришлось на дереве сидеть, пока эта тварь не отстала, - Юджин согнулся от хохота. - Другой пушку вытащил и пригрозил проделать мне новую дырку в заднице, если я не свалю нахер с его земель. - Так тебе негде жить? - спросил Юджин. - У нас есть лишняя спальня, а ты сегодня домой точно не попадешь. - Не, я в порядке, - отмахнулся Снафу. - Я устроился в одном мотельчике по пути. Судя по всему, там крутой бар, и я надеюсь сыграть пару раз в покер. Юджин не мог не почувствовать легкое беспокойство внутри. Снафу был обманчиво хорош в покере, но еще и безумно азартен и высокомерен после выигрыша, особенно после нескольких стаканов. Юджин только понадеялся, что ему это не выйдет боком. - Так ты надолго приехал? - Еще не думал об этом, - Снафу пожал плечами. Но это было нелогично, подумал Юджин. Снафу проехал всю дорогу сюда практически без вещей, кроме одежды? Без планов? Без ничего? - Ну, а деньги-то у тебя есть или как? А то на выигранные особо не проживешь. Если нужны деньги на еду… - Я же сказал, Следжамма, не волнуйся обо мне, - ответил Снафу жестким тоном, заставившим Юджина не договорить предложение. - Хозяева мне разрешили жить бесплатно в обмен на пару ремонтных работ. Даже кормить будут, так что все в порядке. Юджин неохотно кивнул, следуя предупреждению в голосе Снафу. - Так ты поторчишь здесь подольше? - Ну, если ты не пошлёшь меня нахуй, - ответил Снафу и легонько пихнул Юджина в плечо. Это было слишком тихо, чтобы звучать смешно. - Дома ничего хорошего меня не ждёт. Они прошли почти весь обратный путь в тишине. Снафу остановился на входе в палисадник Юджина и обернулся к нему. Юджин ощущал смешанные чувства, словно ему хотелось сказать слишком много всего, и он не мог ни одну из них произнести вслух. Часть его отчаянно хотела притянуть его к себе и обнять, сказать Снафу, как он ему рад, какое это облегчение — быть рядом с кем-то, кто его знал ещё там, кто знал всё, через что он прошёл и что он творил. Вторая часть боролась с порывом врезать ему по челюсти и потребовать объяснения тому, что он действительно тут делает, почему он решил вдруг заявиться, почему он оставил его спящего в том чертовом поезде, не попрощавшись. - Думаю, увидимся завтра, Следжхамма, - снова тихо сказал Снафу, но, когда Юджин поднял глаза на него, он снова ухмылялся, вытащил новую папиросу и воткнул ее в зубы. - Ты точно знаешь, как вернуться в мотель? - спросил Юджин и сам скривился от того, как это было похоже на его мать. - Да разберусь, - Снафу начал отходить, выдохнув в сторону Юджина облачко дыма. - Иди выбей дерьмо из своей подушки. Юджин нахмурился, но ничего не ответил. Он смотрел на Снафу, пока тот не скрылся из виду, потом отправился в дом, где родители еще не спали и ждали его. Он глянул на часы — было почти десять, его не было несколько часов. Эти часы пролетели, как несколько секунд, подумал он. - Ты где был? - спросила мать, сразу же вскочив с места. Она была взволнована, как он и думал. - Просто по полю погулял, недалеко, - Юджин пожал плечами. Отец остался сидеть, но задумчиво смотрел на него. Он всегда на фоне, подумал Юджин. - Что это за мальчик? - настойчиво спросила она, переключая его внимание снова на себя. - Выглядит очень молодо. - Мам, он на год старше меня, - вздохнул Юджин, переминаясь с ноги на ногу. Он не был уверен, но почему-то казалось неправильным рассказывать ей о нём. Эти две разных области его жизни не должны были пересекаться. - Мерриэлл Шелтон, мы служили вместе в миномётном отряде. - Откуда он? - заинтересованно спросила она с неестественной легкостью и нежностью в голосе. Он видел, что она пытается вовлечь его в разговор — то, что он рассказал ей о том, как они служили вместе, было уже гораздо больше, чем обычно. - Из Луизианы, он… он решил приехать в гости ненадолго. - Конечно, ты должен пригласить его на ужин, - мать засветилась от радости, подошла к нему и расправила на нём рубашку. - Мы будем очень рады познакомиться с твоими новыми друзьями. Юджин слегка нахмурился, но промолчал. «Новые друзья» звучало, как будто он в летний лагерь ездил. - Не знаю, мам. - Глупости, пригласи его к нам завтра вечером, я настаиваю. - Юджин вздохнул, но сдался и согласился. Казалось, это значило для нее слишком много, и он не стал сопротивляться. Но, насколько он знал Снафу, тот не был из тех, кого с радостью зовут на ужин. … Юджин лежал в постели. Он был рад, что в его голове было теперь что-то, кроме ужаса перед засыпанием. Снафу был здесь, в Мобиле. Он приехал сюда издалека… чтобы увидеть его? Юджин подумал, что это самонадеянно — думать, что это единственная причина, по которой он здесь, но правда, а что ему еще тут делать? Но если он хотел навестить его, почему он тогда не попрощался с ним в поезде? Или он никогда не собирался видеться с ним снова? Юджин подумал так, когда проснулся и увидел, что его нет, словно он был той частью жизни Снафу, которую он не хотел брать с собой. И он мог это понять. Но если это правда, то что изменилось? Почему Снафу решил отыскать его? Что-то не сходилось. Может, это что-то значит, подумал он. Может, это значит, что не он один не может устроиться в мирной жизни. Он всегда подсознательно знал, что так и должно быть, что все, кто столкнулись с тем же, что и он, должны проходить через такие же трудности. Эта мысль как-то эгоистично его успокаивала, но в отношении Снафу, казалось, было что-то еще, что-то другое, родившееся в его загадочном мозгу. Юджин тайно думал, что Снафу мог прийти в форме потому, что другой одежды у него нет. Потому что такой парень, как он, так бы и сделал — выкинул бы всю одежду, потому что в глубине души не верил, что вернется с Тихого океана. Но они вернулись, с горечью подумал Юджин, переворачиваясь на бок и избивая подушку в неловкой попытке взбить её. Они вернулись, и теперь у этого дурака нет никакой одежды. Но, несмотря на свое раздражение, он не мог отрицать, что вероятность не-возвращения приходила и ему в голову много раз, пока он был там, но он никогда не пренебрегал своей жизнью с такой готовностью, чтобы выкидывать свою одежду, как будто уже умер. А теперь… Он тяжело вздохнул. Его беспокоила мысль о том, что Снафу так не верил в себя и, наверное, даже в своих товарищей, что считал свою смерть неминуемой, а выживание — невозможным. Он не должен был злиться, но злился, не понимая, действительно ли на Снафу или тот — только повод. Потому что даже у него было больше веры, хоть какая-то искра надежды. Мог ли Снафу действительно, по правде оставить всякую надежду? Снафу не выходил у него из головы, пока он наконец не заснул, но даже тогда в его кошмарах появился новый образ, узнаваемое лицо, которого раньше в этих снах с ним не было. Он больше не чувствовал себя абсолютно одиноким.