Ретривер

      Вика ощутила его ещё до того, как за матовым дверным стеклом размыто очертился силуэт. Она открыла глаза, улыбнувшись уголками губ, и мысленно разрешила войти. На реальные слова уже не было сил и желания. Оставалось надеяться, что Костя поймёт всё без лишних жестов с её стороны.              Разумеется, он понял. То ли научился её чувствовать так же, как она его, то ли решил попробовать наугад, но всё равно… понял. Заглянул в кабинет, пересекаясь взглядами с Викой, а после зашёл, нервно барабаня пальцами по своему бедру и плотно закрывая дверь. Будто бы оттягивая нечто важное, спросил без особого участия, скорее из дежурной вежливости и интереса:              — Она призналась?              Вика угукнула, смотря куда-то в пустоту. Левый глаз жгло другим цветом, размывая краски мира и одновременно делая их ярче, резче, чётче… Костя продолжал, как-то странно подпирая собой дверной косяк и не подходя ближе:              — Бывает же… Хотела всех обмануть, а сама в итоге в свою ложь поверила.              На такой тон, которым обычно непринуждённо обсуждают погоду за окном, Вика лишь философски бросила, находя новую точку для наблюдения — барахтающуюся в воде рыбку, что постоянно кочевала из её кабинета на стойку администратора и обратно:              — У нашего сознания полно фокусов.              — Мы, кстати, одни остались, — попытался разрядить обстановку парень, шкодливо улыбнувшись. — Все по домам ушли.              — Кость, — фыркнула Вика, закатив глаза.              Ухватилась за спинку дивана и подтянула себя, садясь. Освободила место, надеясь, что Гусев присоединится, но он лишь показательно стушевался и сел на подлокотник, оказываясь невообразимо высоко и далеко:              — Да знаю-знаю всё…              Помолчал немного, собираясь с духом. Вика почувствовала исходящее от него волнами напряжение и поняла, что хорошего от его слов ждать не стоит. Когда он заговорил, внутри всё настороженно замерло:              — Нам… Мы не должны всё портить и нам лучше остаться просто коллегами.              Он выпалил это на одном дыхании, неровной очередью слов, содрал резко и нарочито спокойно. В ожидании уставился на девушку, даже сейчас надеясь, что она подскажет, как быть дальше.              Вика лишь сдавленно кашлянула, нечитаемо смотря в ответ. Отвела взгляд, заломила пальцы… И очень сильно захотела врезать этому командиру волонтёрского движения, когда он добавил, как ему казалось, утешающее:              — Друзьями, по мере возможностей.              Она снова посмотрела на него, скрещивая их взгляды снизу-вверх. Но выдержать долго не смогла — вернула внимание к аквариуму, где Карбункул несильно стукался о стекло своими большими глазами и вилял красивым тёмным хвостом. Костя же, видимо, решил её сегодня добить:              — Что скажешь?              «Скажу, что ты идиот»              «Скажу, что я так не согласна»              «Скажу, что мы будем друг другу кем угодно, но не коллегами и друзьями после всего случившегося»              «Скажу, что нам по мере возможностей надо остаться лучшими любовниками в мире, а ты со своими убеждениями можешь идти нахер»              Вика ничего не сказала. Лишь вдумчиво кивнула несколько раз и осторожно протянула к нему руку, едва ли не впервые подставляясь под прикосновения сама. Ждала решения Кости послушно, покорно, тоже едва ли не впервые. Принимала чужой выбор так, как есть, и даже не пыталась идти наперекор. Просто смотрела куда-то глубоко-глубоко в душу.              Костя коснулся её ладони и сжал на долю секунды. Цапнул чужие пальцы, будто голодная дворняга, неаккуратно выхватившая еду из рук хорошего человека. Поднялся на ноги быстрее, чем кто-то успел бы что-то понять, и заторопился к выходу, не говоря больше ни слова и не смотря на неё.              Вика замерла, слушая себя, свои ощущения и чужие, которые она отрывками успела считать. Распахнула глаза шире, удивлённо уставившись парню между лопаток. Она чувствовала. Чувствовала, что решение его не было из железа и бетона, что это больше помутнение рассудка, чем рационально расставленные приоритеты…              …и что за это ещё можно побороться.              Действовать надо было быстро. Вика и без ясновидения понимала: если Гусев выйдет из кабинета, то это с концами, затащить его обратно будет невозможно. Оклик получился сам собой, без контроля и прогнозов дальнейших слов:              — Костя!              Он остановился, то ли уловив сталь в голосе, то ли давая самому себе шанс на спасение. Не спешил оборачиваться, замирая темнеющим в вечерних тенях изваянием. Вика поднялась на ноги с тихим шорохом. Костя повёл плечами, напряжённо перекатывая мышцы. Она оказалась рядом почти бесшумно, почти в три шага. Он выдохнул, услышав своё имя ещё раз:              — Кость…              Чужая ладонь невесомо пробежалась по его спине, пересчитывая выступающие через серую ткань рубашки позвонки. Вика всей сущностью, всей собой, просила его оглянуться. Повернуть голову, посмотреть, подтвердить догадки, позволить оставить себя в этом кабинете, в этой жизни, рядом…              Он медленно развернулся к девушке лицом, смотря исподлобья, смотря виновато и серьёзно, так, как ему не идёт. В его глазах к Вике с цепи рвалась верность голден-ретривера канадского типа, разливаясь болью и скулежом от рвущих всё нутро чувств. Хороший мальчик… Таких нельзя сажать на привязь.              Вика несмело провела пальцами по чужой груди, аккуратно заглядывая Косте в лицо. Действовала осторожно, убаюкивающе, всеми силами старалась не спугнуть. И Костя поддавался, стелился под её прикосновениями, хоть и лелеял до сих пор надежду сбежать.              В висках всё ещё стучали слова Ольги. Без конкретного смысла, лишь общим фоном, зыбкими очертаниями и повторами одной простой истины:              «У вас же всё это было несерьёзно»              Гусев вытянулся струной, когда девушка перед ним поднялась на носочки и осторожно приблизилась, мешая их дыхания. Мягко поцеловала сначала верхнюю губу, а потом — нижнюю. Поймала обе, кожей чувствуя глухой стон парня, и отстранилась. На движение воздуха легло едва слышное:              — Вика…              Она поняла всё ещё до того, как Костя рванул к ней, хватая за предплечья. Она не ошиблась — он правда не хотел уходить. Её голден-ретривер канадского типа с такой яростью вжимал в свой рот, целуя со всем бешенством в самом хорошем смысле из всех хороших смыслов, что ей оставалось только сжать сгибы его локтей и потянуть на себя, подальше от двери.              Вика тащила его вглубь кабинета, целовала жадно, голодно, соскакивая с губ на подбородок и линию челюсти с тихим полустоном-полувздохом. Костя скользнул по её рукам вниз, обжигая татуировки, забрался под светло-серый свитер, сминая ткань в кулаке. Даже не пытался скрывать эмоции, позволял считывать с себя всю энергетику, весь след, как с открытой книги с крупными буквами. Специальная версия для слабовидящих.              И из-за этого Вика уловила его сомнения. Прежде чем он успел о них подумать. Позволила оторваться от себя с причмоком, но не отстраниться, за рубашечный ворот дёрнула обратно, едва не до стука лбов. Избегала встречи взглядов, искала встречи губ, дышала часто-часто и ощущала, как под колени подбивается грубая верёвка.              Костя спросил, а после, не выдержав, быстро поцеловал Вику ещё раз, коснувшись языком верхнего ряда зубов:              — Что ты делаешь?              В этом «что» было больше тысячи «зачем» и кристально-щенячье непонимание, как она может целовать его, касаться после того, что он ей наговорил. Вика только усмехнулась:              — Исполняю твою мечту.              Спиной вперёд рухнула на гамак, чудом не свалившись с него, когда потеряла на мгновение равновесие. Зашипела, стоило верёвкам вдавиться в голую кожу, не прикрытую сбившимся свитером, и подняла взгляд на парня.              Её голден-ретривер канадского типа смотрел шокировано, в не присущих этим собакам голубых глазах расширяя вместе со зрачком желание и обожание. Руки девушки оплетали его лентами, хлестали своей мягкостью, точно плетями, защёлкивали замок на цепи окончательной и бесповоротной верности-преданности: он не уйдёт.              Они с самого начала не могли остаться коллегами. И друзьями тоже.              Костя, поддаваясь чужой хватке, опустился на гамак, ложась сверху. Вика заелозила под ним, принимая позу удобнее, желаннее. Разноцветные канаты заскрипели на всю тишину кабинета, а карабин крепления опасно звякнул. Подушка в импровизированном изголовье совершила прыжок-полёт на пол, постыдно падая на паркет и явно не дотягивая до совершенных десяти баллов.              Дела до этого не было. Дело было до поцелуев. До одежды, что сейчас казалась самой ненужной и лишней. До глаза-в-глаза и губы-в-губы, а всё остальное (даже законы гравитации) вполне могло подождать.              Вика рвала на нём рубашку. Костя рвал себя и совсем немножко — плетёные верёвки гамака. Можно было свихнуться от одной только мысли, что под ним ураган, неприрученное море с нефтяными пятнами чернил для татуировок и доверчиво распахнутыми глазами. В чужих радужках он бы запросто захлебнулся собственным отражением.              Чтобы избежать этого, Костя потащил вверх светло-серый свитер. Вика рассеяла внимание, воюя с чужими пуговицами. Избавилась и избавила от ткани, прильнула губами к горячей коже, кусая адамово яблоко и обводя языком яремную ямку. Зубами зажала медальон, пробуя кислый металл, потянула, перехватила шнурок и дёрнула. По-мужски короткий стон над ухом и мимолётный поцелуй в висок говорили сами за себя.              Они брали и отдавали ласку, гоняя ощущение тепла между телами друг друга через губы, руки, поцелуи, касания, ещё-ещё, пожалуйста, ещё. Как крещённые двором кошка с псом тёрлись, упирались лбами, разглядывая себя в редком пересечении глаз, в мутной копии луж.              Гусев подал голос неожиданно, Вика не успела отследить его эмоции, погружённая в изучение бьющегося рисунка вен на его горле:              — Стой, подожди… Подожди-подожди!              Он завозился, захрипел, пытаясь подняться на руках, но лишь промял сетку гамака до белеющих-краснеющих следов на ладонях и нового опасного скрежета. Вика, в очередной раз покорная и послушная, следила за каждым его движением, подобрав к себе руки и стараясь не касаться парня ничем, кроме низа живота.              Верёвки скрипели. И сейчас казалось, что уже даже не в гамаке, а так — внутри. Стягивали рёбра, прорезая органы и раздражая сосуды. Костя смотрел долго, с откровением, с обожанием, с пасмурной привязанностью ничуть не серьёзного зверя, а всё ещё доброго, смиренного и запутавшегося голден-ретривера канадского типа. Вика видела. Вика чувствовала.              Вика успокоилась раньше его слов, окончательно признавая свою победу и глупость всего сказанного им ранее:              — Мы, мы так упадём. Давай ты сверху?              Выдохнула со свистом, выпуская воздух из лёгких неровной очередью в чужие губы. Оставила короткий поцелуй и мягко толкнула в грудь, вынуждая подняться. Не дала отстраниться полностью, сама соскочила с гамака, повалив парня на лопатки.              Смотрела в него разными цветами, затянутыми поволокой инстинкта, скользила по вздымающейся голой коже, чем-то внутренним чувствуя, как она мурашится и как дрожат мышцы. Костя не сводил взгляд с её обнажённой груди, наверное, благодаря все высшие силы за её нелюбовь носить бельё. Вика усмехнулась и, снимая штаны, специально наклонилась ближе к нему. Закусила внутреннюю сторону щеки, когда парень подался вперёд, чмокая в шею, в родинку под ухом, и тут же чертыхнулся, не совладав с собственным равновесием.              На ощупь одной рукой расстегнул ширинку и ремень штанов, не находя сил снять ненужную тряпку полностью. Приспустил на достаточный уровень и за бедро потянул девушку на себя, заодно скатывая по её ногам вниз простой серый хлопок с весьма недвусмысленным мокрым пятном посередине. В нетерпении облизывал раз за разом губы. Хотел. Хотел в этом кабинете, в этой жизни, рядом.              Вика перекинула через него ногу, устраиваясь удобнее, и почти уже залезла полностью, но вместо этого громко ахнула, когда чужой рот сомкнулся на левой груди, втягивая сосок. Задрожала, что есть силы зажмуриваясь, и почувствовала лукавую улыбку. Костя был определённо доволен собой. Однако такая его выходка чуть не стоила им яркого и короткого полёта на пол: Вика поскользнулась второй ногой и неосторожно приземлилась на парня так, что гамак опасно закачался, недовольно скрипя.              Они одновременно фыркнули, не распыляясь на полноценные смешки. Вика провела рукой вниз, откидывая мешающуюся пряжку ремня. Пальцами обхватила горячую плоть в кольцо, направляя. А потом опустилась всей собой, принимая и проникая. Костя смотрел. Вика не отводила взгляд.              Одежда содралась с тел, стоны сорвались с губ, поцелуи обожгли кожу. Непонятно, кто двигался, кто поддавался, сейчас всё казалось таким единым, таким… правильным. Вика утянула в очередное бесстыдное касание языков, двигая бёдрами особенно резко, особенно влажно, особенно глубоко. Костя сухо всхлипнул, сжимая чужие бока до фантомного хруста рёбер. Позволил перехватить свои ладони и, переплетя пальцы, вытянуть вдоль головы и вдавить в сетку цветных канатов.              У него ведь на Вику, по факту, не было никакого права.              Вика изначально была сама по себе, сама себе, сама за себя; она одна и этого более чем достаточно.              Для неё не существовало ни рамок, ни правил. И жизни, как таковой, для неё тоже не существовало.              Вика — волчья степь, саламандра в золе, зыбучий песок и девять минут клинической смерти. Вика оставалась одна. И ей этого вполне хватало.              Но сейчас она ловила его хрипы, стонала в губы беззастенчиво, целуя влажно и горячо. Заставляла кровь вскипать пожаром, толкаться к ней навстречу и почти-что-любить слепым обожанием, пёсьей верностью, вбирать её всю под кожу, под рёбра, к себе. В этом кабинете, в этой жизни, рядом.              Секс в гамаке был заранее провальной идеей. Частичное чувство невесомости, конечно, добавляло остроты ощущений (как будто при любом их взаимодействии этого не хватало…), но Гусев на долю секунды представил, во что превратится его спина, когда он встанет: в ебучую сетку для крестиков-ноликов. Лучше бы там были царапины, оставленные Викой.              Впрочем, такую ерунду быстро выдуло из его головы, стоило девушке с силой провести ногтями по его груди, на мгновение разорвав сцепленные ладони, и оставить жгущие красные полосы. Не когда встанет, не когда… если. Костя попытался высвободить хотя бы одну руку, но женские пальчики только сильнее сжались, вновь сплетаясь с его в замок, а зубы сомкнулись на нижней губе с тихим рыком. Он замер, широко смотря в непривычно тёмные, но охренеть какие красивые глаза Вики. Дёрнул бёдрами вверх и проглотил её стон с собственным вдохом.              Костя боялся даже моргнуть, загипнотизированный узором чужой радужки, целовал, гладил тыльные стороны ладоней там, где мог дотянуться, помогал двигаться, сходя с ума от того, как глубоко Вика принимала его и как ранимо её брови сходились в позе «домика» на особенно сильных толчках.              Она упивалась тем, что делала сама, и тем, что делала с ним. Его взглядами, вздохами, стонами, покорностью. Он был весь её в этот момент… и в предыдущий… и в следующий… её милый голден-ретривер канадского типа. Хороший мальчик.              Вика опустилась ещё раз, приникнув своими бёдрами к чужим так, что между ними не осталось никакого пространства. Она не пыталась вернуться в позу поудобнее, накрывала всем телом, всей собой, тёрлась кожей о кожу и сбивала колени сеткой каната, глухо жалея, что гамак у неё не из цельного куска ткани. Верёвки впивались, давили, мешали, но не останавливали.              Вика стиснула чужие ладони что есть силы. Качнулась и вздрогнула от щекотки: прикосновение сосков к мягким завиткам на мужской груди вышло слишком чувствительным. Костю подбросило. Вику выгнуло. Губы ударились в тихом одновременном стоне.              Костя кое-как извернулся и, оставляя руки беспрекословно заломленными девушкой, дотянулся до её горла, широко проводя языком вдоль. Вика подставлялась, открывая горячую кожу, довольно жмурилась от ласк и продолжала двигать бёдрами, чувствуя, что где-то рядом — последняя капля и пропасть.              На пике старалась передать все свои ощущения Косте и он, конечно же, безоговорочно принимал и впитывал всё, взамен лишь целуя и передавая восхитительную слабость и белый шум в голове.              Ему до конца хватило десять неполных толчков, Вике — не больше трёх.              Она промычала что-то нечленораздельное, но определённо удовлетворённое. Разжала хватку, проскользила по чужим рукам, обводя мышцы, и устроила ладони на плечах, разжигая маленькие костры от тепла своего тела. Спрятала лицо в изгибе шеи парня и выдохнула.              Внизу было влажно и сумасшедше хорошо. Мысли о проёбанной защите пришли только сейчас. Затянутое послеоргазменной пеленой сознание тактично напоминало о том, что неплохо было бы по пути домой забежать в аптеку за таблетками. Но это казалось таким далёким, а дыхание Гусева в макушку — таким близким и пленительным. Вика улыбнулась, потёрлась щекой о его грудь, фыркнув от защекотавших нос завитков, и лениво шевельнула тазом, не выпуская член и просто ещё раз разливая удовольствие. Держала в этом кабинете, в этой жизни, рядом.              Костя осторожно гладил её спину, перебирал дреды, повторял рисунок роз на лопатках, постепенно восстанавливая дыхание. Лежать вот так было до одури великолепно. Он ткнулся губами в лоб Вике, целуя рядом с линией роста волос. Она замерла, лениво массируя его плечи. Гусев прочистил горло, но всё равно хрипло произнёс:              — Ты была права.              Вика нахмурилась, не поднимая головы. Слушала шум крови и поскрипывание каркаса гамака: как хорошо, что он не сложился под ними карточным домиком… Ждала продолжения, отдалённо понимая, что же всё-таки имел в виду парень. Он с нажимом провёл вдоль её позвоночника и закончил, признаваясь на выдохе:              — Я ревновал. Ревную. Тебя к Никите. Очень сильно.              Очевидно, хотел продолжить оправдываться, сказать, что на неё, на Вику, у него, в общем-то, не было никакого права (как и у Никиты, если уж до конца быть честным), или ещё какую-нибудь глупость, но Вика пресекла все попытки. Сердито куснула его за ключицу и цыкнула, для верности царапнув по плечам:              — Дурак.              Костя коротко усмехнулся и согласно кивнул. Девушка вскинула голову, на мгновение сведя брови, когда от неосторожного движения низ живота сладко потянуло. Неотрывно удерживала уставший, но довольный тёмно-голубой взгляд. Разомкнула зацелованные губы, готовясь высказать всё, что думает об этой ситуации, но подавилась остатками возмущений, когда Гусев вдруг выпалил:              — Ты такая красивая…              Провёл раскрытой ладонью по её волосам, коснулся щеки. Огладил большим пальцем левую скулу и смущённо добавил:              — Особенно глаза.              Вика заторможенно несколько раз моргнула, потрясённая такими заявлениями. Своими двумя горящими цветами уставилась на Костю, шумно сглатывая. Не говоря ни слова, подалась вперёд, в бесчисленный раз за этот вечер целуя. Улыбнулась в касание губ, когда парень коротко простонал её имя, вкладывая в этот звук всё своё слепое голден-обожание. Хороший мальчик.              Нехотя оторвавшись, он начал рассыпаться в новом потоке таких лишних и одновременно важных слов. Вика терпеливо слушала, потираясь своим носом о его и не поднимая глаз:              — Я хочу, чтобы у нас всё было серьёзно. Без… шуточек.              Судорожно вздохнул, на всякий случай крепче обнимая девушку в своих руках. Заглянул ей в лицо виновато-смиренно и медленно облизал губы. Ну точно вылитый голден-ретривер канадского типа. Ждал, что она скажет, пальцами вырисовывая ненавязчивые вензеля на её пояснице.              Вика не ответила. Вытянула руки вдоль его головы, цепляясь за сетку гамака, и завела крест-накрест под шею, обнимая. Массирующе провела по затылку, почёсывая и слегка царапая кожу, которую не защищали короткие волосы.              Костя разомлел под её прикосновениями, прикрыл глаза и расплылся в блаженной улыбке, чем ещё больше стал похож на такого по-собачьему счастливого голдена. Когда Вика неожиданно приподнялась, с хлюпом выпуская его из себя, подавился воздухом, на долю секунды испуганно уставившись на неё.              Она прыснула, зажмурившись и покачав головой от столь очаровательных эмоций парня. Прогнулась в спине до хруста и оценивающе посмотрела вниз. Закусила губу от нескромной картины и подтянула себя немного выше, ложась на Костю удобнее. Прислушалась к своим ощущениям, чувствуя только тихое шуршание спокойствия в центре грудной клетки и тепло.              Коснулась языком одного уголка губ парня и провела до другого, проникая в рот и переходя в поцелуй. Со всей совершенно не присущей нежностью и лаской щедро делилась самым лучшим в себе, за хвост ловя мысль, что так много и долго она ещё ни разу не целовалась.              Отстранилась, напоследок укусив и чмокнув, чем вызвала у Гусева озорной смешок. Почти зеркально игриво улыбнулась и, вкладывая ровно столько серьёзности, сколько требовал момент, вкрадчиво проговорила:              — Я согласна. Только… давай не будем спешить? Постепенно. Нам многому придётся научиться.              Костя подавил фырк, прекрасно уловив тонкий подъёб поспешных и необдуманных решений, и энергично замотал головой в знак согласия. Отрапортовал и даже попытался приосаниться, но в итоге лишь болезненно айкнул, чувствуя, как саднит спину от грубых верёвок:              — Я готов!              — О, и ещё…              Девушка нахмурилась, почти полностью садясь на нём, но всё ещё не очень уверенно — тело после полученного удовольствия не хотело слушаться, а покачивания гамака, даже слабые, грозили опрокинуть их и всё-таки познакомить с полом. Окинула кабинет нарочито угрюмым взглядом, заострив внимание на разбросанной по полу одежде. Покосилась в сторону одинокого дивана и сердито выдохнула, в последнее мгновение передумав скрещивать руки и прикрывать грудь:              — Больше никакого секса в гамаке. Это какой-то пиздец, как тебе вообще пришла такая идея в голову? В следующий раз только на кровати.              Костя держал лицо серьёзным пару секунд, а потом громко захохотал, откидывая голову. Вика пыталась подавить улыбку, но не удержалась и тоже рассмеялась, покачав головой. Хитро прищурилась, разумно решив не уточнять, что против кухни или, допустим, душа она ничего не имеет.              Бросила задумчивый взгляд на безмятежно плавающего в своём мирке-аквариуме Карбункула, попутно на ощупь теребя шнурок медальона парня. Уловила его внимание на себе и повернула голову, совершенно не смущаясь своей позы и даже наслаждаясь столь гордым обнажённым сидением на чужих бёдрах.              Костя смотрел так, что от нежности могло защемить где-то за грудиной. Им правда надо многому научиться друг у друга и друг для друга.              Вика остро почувствовала, что сейчас, в эту самую секунду, она готова к этому окончательно, обдуманно, серьёзно. В этом кабинете, в этой жизни, рядом.              Её голден-ретриверу канадского типа и того не требовалось больше. Разве что только присматривать и по возможности пресекать всякие необдуманные решения, чтобы он не натворил глупостей, как сегодня. А в остальном он действительно… хороший мальчик.