Сахар и сталь

Подушка успела быстро остыть с того края, откуда Брюс отвернулся. В спальне стояла типичная для осени прохлада. Из окон в обрамлении тяжелых занавесок скупо тянулись лучи солнца, и их мутновато-молочные, совсем бледные кляксы серебрили ковровый ворс на полу. Тишину в спальне можно было мешать ложкой — настолько она была густой. Уэйн спал уже более десяти часов и о наступлении полудня узнал только по звону часов из коридора. Зычный стук по медной пластине гонга выводил сознание из сна, как маяк — корабли из тумана. Сначала мышцы лица напряглись, а потом веки Брюса заспанно приоткрылись. — Альфред?.. Проснувшись, Уэйн изумленно приподнялся на локте и огляделся вокруг, пытаясь понять, что происходит. На мгновение его голову посетила догадка, будто весь вчерашний день ему приснился, и встречи с Джокером и полицией не происходило. В такое легко было поверить, учитывая, насколько нереальными казались те события. Но боль в пораненной ладони точно была настоящей. Тугие бинты и запревшая под ними кожа тоже не походили на плод воображения. То, что дворецкий не разбудил Уэйна с восходом солнца, едва поддавалось доверию. Альфред всегда казался Брюсу пунктуальным человеком, а еще въедливым до зубного скрежета. Но обе эти особенности бета почему-то оставил при себе, не задав воспитаннику ни одного вопроса по пути в особняк и не разбудив его для работы из дома. Уэйн ненавидел личные расспросы, но ожидал их после выходки Харлин. Все-таки на него не каждый день кидались омеги с поцелуями и угрозами — Пенниуорт не мог упустить такое из виду. Однако бета не проронил ни слова, пока вел лимузин назад от ворот больницы. И Уэйн задавался вопросом: был это хороший или плохой знак? Бинты на левой ладони пережимали рану, не давая швам разойтись или воспалиться. Заживление пореза снаружи шло отлично, но в душе Брюса по-прежнему копошилась тревога. Встав с кровати, он подошел к окну, откуда открывался вид на молчаливо увядающий сад и мощенную, серую дорогу со вставшими поперек машинами полиции. Люди Гордона снова сторожили особняк. По приказу комиссара караул шел на территории посменно, отчего Уэйн опять ощущал себя узником в собственном доме. Часы закончили бить двенадцать. Брюс поежился и отошел от окна, чтобы раздобыть халат и умыться. Ему уже наверняка звонили из банка, чтобы повторно принести извинения и договориться о встрече. Рабочий день протекал для всех в обычном ритме, и только Брюс понимал, как Готэму повезло, что новость о проникновении Джокера в Уэйн Инвестментс не разошлась по газетам. Новый случай нападения клоуна мигом подкинул бы дрова в огонь и, собрав толпы протеста по всему городу, непременно стянул бы у ворот особняка прорву журналистов. Неужели Артуру действительно нравилась та чепуха, которую писала о нем пресса? Или его просто забавляло ставить общественность на задние лапки, как пуделя для прыжка через обруч? Но главное: говорило ли это что-нибудь о самом Брюсе — то, что его парой был именно такой, напыщенный и опасный тип? Уэйн поскреб свою утреннюю щетину, оценивающе глядя в зеркало. Он не рискнул бриться одной рукой. И где только был Альфред, когда в его помощи нуждались… Умывшись, чтобы стереть остатки сонливости, Брюс накинул на себя халат. Он собирался найти дворецкого, пока фантазия не подобрала для объяснения его отсутствия самых жутких предлогов. То, что бета догадался об их настоящей связи с Флеком, было еще не самым худшим из вариантов. Спускаясь по ступеням второго этажа, Брюс неожиданно поймал себя на том, что почти не думал о собственном отношении к произошедшему. Он переживал за Альфреда, за свою репутацию в компании, за дотошность Гордона, за мнение общественности, но только не за то, что сделал сам. Прежде Уэйну казалось, что он должен был бесповоротно тронуться умом, чтобы забыть о принципах и согласиться на близость с Джокером. А сейчас он даже иногда называл этого типа по имени в своих мыслях. Брюс ощущал, что, вопреки ожиданиям, совершенно не изменился. Это успокаивало его, хотя не перекрывало трещины внутри, которая разъехалась, как скол ледника, после удара ножа Джокера. От Уэйна будто отсекли важную часть, и теперь ничто не хотелось ему так сильно, как вернуть ее обратно. Этот разлом ныл сильнее заживающих швов. Но волнение об окружающих крепко держало Уэйна в рамках и не давало отправиться на поиски омеги прямо посреди дня. — Альфред? Обойдя несколько комнат, Брюс с удивлением обнаружил дворецкого в трофейном зале. Он редко заходил в это помещение, доверху набитое стендами с агитационными плакатами Томаса Уэйна, его грамотами, наградами, счастливыми клюшками для гольфа и обшитыми мехом чучелами животных. Отец коллекционировал ружья. Со стороны матери на стене висело несколько картин, включая большой семейный портрет в полный рост над камином. В детстве Брюс обожал его разглядывать. А теперь старался лишний раз не поднимать глаз. — Что ты здесь делаешь? — спросил Брюс у Пенниуорта, обходя доску для шахмат, которую старший Уэйн когда-то привез из Индии. Бета поднял голову от чашки, в которую до этого капал что-то из пузырька. Валерьянка, — догадался Брюс по характерному запаху раствора. Он поморщил нос, подходя ближе к дворецкому и наклоняясь к нему в кресле-качалке. Альфред выглядел разбитым. В отличие от Уэйна, который проспал уйму времени после возвращения из больницы, бета выглядел так, словно вообще не смыкал глаз. Тени от пламени камина плясали в его морщинах и запавших щеках. Кожа побледнела. Мужчина постарался буднично улыбнуться воспитаннику, но надолго его не хватило. Да и Брюс бы на такое не купился. Он напряженно нахмурил брови. — Хорошо, что вы уже проснулись, сэр. Я ждал вас для одного серьезного разговора, — сказал Пенниуорт и убрал чашку на кофейный столик у кресла. Уэйн проследил за его жестом и хмыкнул. — Судя по всему, ждал ты меня еще с прошлого вечера, — отшутился он, пытаясь снять напряжение. — И о чем ты хотел поговорить? — О вас и о Джокере. Ответ Альфреда вновь обострил обстановку. Брюс подозревал, что все этим закончится, даже если сначала ничто не предвещало беды. Разумеется, Пенниуорт обо всем догадался, — только ему это и было по силам, исключая происки Харлин. Из груди вырвался вздох. Уэйн подтянул к себе второе кресло, чтобы не вести подобный разговор стоя. — Послушай, — заговорил он, еще рассчитывая как-нибудь смягчить удар для опекуна. — То, что мы с Артуром… Брюс хотел вставить хотя бы слово перед обличительной речью Пенниуорта, но тот махнул рукой. — Пожалуйста, не надо мне ничего говорить, сэр, — потребовал он. — Позвольте сначала я вам кое-что скажу. По Альфреду было заметно, как тяжело ему давались слова, поэтому Брюс согласился помолчать. Он схватился за бархатный пояс халата, нервно сминая в пальцах его ткань. Так прошло около минуты. — Вы с Джокером можете оказаться братьями, — наконец заявил бета со всей подобающей трагичностью и вернул в руки чашку с настоем. Брюс выпустил край пояса из пальцев. — Что? И ты туда же? — изумился он, отчасти испытывая облегчение от того, что Альфред не дал ему выговориться первым. — Ты же сам делал тест, который… — Никакого теста не было, мастер Брюс, — вновь прервал его Альфред и сделал глоток чая. — Я соврал вам. Возможно, не имей Уэйн до этого близости с омегой, его бы шокировали слова беты. Но сейчас Брюс точно знал, что Артур не являлся его родственником — природа просто не могла допустить подобного противоречия. Он иронично дернул уголком губ. Ему хотелось как-то утешить Пенниуорта, но как сделать это без упоминания лишних интимных подробностей, он пока не придумал. — Вам было всего десять, — в раскаянии продолжил Альфред, погружаясь в воспоминания тех безрадостных лет. — Каждую ночь вам снились кошмары о людях в масках. Вы просыпались в слезах и боялись стать таким, как тот человек с пистолетом!.. Что мне оставалось делать? Я придумал для вас эту историю, чтобы разубедить и уберечь… Но теперь полиция узнает правду. И если вдруг комиссар проведет повторный тест, а тот выявит связь… Чашка заходила ходуном по блюдцу в дрожащей руке Пенниуорта. Брюс с испугом вскочил с кресла и прихватил бету за кисть. — Иисусе, — всхлипнул дворецкий, окончательно теряя самообладание. — Я должен был оберегать вас, помогать, а теперь все, чего вы смогли достичь, будет перечеркнуто из-за глупой выдумки!.. Видя отчаяние в глазах опекуна, Брюс сжал его руку сильнее и кое-как натянул на лицо мужественную улыбку. Он не хотел говорить этого. Ему почти удалось спрятать свою тайну от всех, но обстоятельства все же загнали его в угол. Уэйну ничего не оставалось, кроме как ответить признанием на признание. — Ты ничего не испортил, Альфред. И полиция тоже ничего не найдет. Джокер не может быть моим братом, я знаю это, потому что… потому что он — моя истинная пара, — заговорил Брюс, ощущая то ли падение камня с плеч, то ли мандраж от прыжка в пропасть. — Он тот самый омега. Он, а не Харлин. Примерно такой реакции Уэйн и ожидал от дворецкого: зрачки того расширились, рот приоткрылся, а плечи обмякли как ватные. Зато его перестало трясти, а ресницы высохли за стеклами очков. Дар речи вернулся к бете лишь спустя продолжительную паузу. За это время Брюс успел во всех деталях расслышать хлопки дверей патрульных и их перебранку за приоткрытым окном. Треск поленьев в камине долго оставался самым ярким звуком в зале. Затем Альфред все же отмер. Дернувшись, он потянулся к чаю и пузырьку с валерьянкой. Брюс подождал, пока бета сделает глоток. — И как давно вы это знаете? — поинтересовался Пенниурот слегка севшим голосом. — Ну… несколько недель? — Брюс вернулся в свое кресло. — Сразу после бегства Джокера из лечебницы. Это вскрылось случайно, и… я тоже не хотел тебе говорить. Произнося все это, Уэйн не отводил глаз от языков пламени за чугунной решеткой камина. Он догадывался, что это было по-детски, но был не способен заставить себя взглянуть на Альфреда. Он боялся прочитать в лице беты отвращение. Должно быть, Пенниуорт понял его опасения, потому что обошел морально-этическую сторону вопроса и тактично перешел к основному. — И что вы собираетесь делать, сэр? — спросил он. — Разумеется, я арестую его, как только появится возможность, — твердо заверил Брюс. — Из-за этого типа гибнут люди, Альфред, и неважно — стреляет он в них лично или нет. Уэйн пытался говорить без подавленности в голосе, хотя такое вряд ли было возможно. Пенниурот долго смотрел на него. От столь внимательного взгляда у Брюса даже загорелись щеки, как вдруг дворецкий откинул голову на спинку кресла и вздохнул. — У вас на компьютере была пометка, будто Джокер убивает для того, чтобы доказать миру свое существование… А что, если однажды ему станет достаточно просто увидеть себя в ваших глазах, чтобы раз и навсегда поверить в собственную значимость? Эти слова были слишком похожи на утешение. Не удержавшись, Брюс все же кинул на бету недоверчивый, короткий взгляд. Он пришел к схожей мысли, когда пытался объяснить себе ту попытку сблизиться с Артуром, но слышать подобное от дворецкого было неожиданно. Пенниуорт явно боролся с потрясением и искал для себя опору. Однако чем меньше в крови Уэйна было окситоцинов от контакта с омегой, тем трезвее он смотрел на вещи. И вера в то, что Джокер передумает убивать из-за каких-то феромонов, казалась ему все смехотворнее. — Ты романтик, Альфред, — обронил Брюс, проводя рукой по растрепанным волосам на макушке. — Я желаю вам счастья, сэр. Нет ничего хорошего в том, чтобы быть связанным с преступником, — обиженно поправил его Пенниуорт. Уэйн знал об этом. Но разве это что-либо меняло? Хмыкнув, он покачал головой и поднялся из нагретого кресла. Следовало отдать Альфреду должное: он воспринял правду лучше, чем ожидал того Брюс. Бету не пришлось спасать от сердечного приступа — хотя доля заслуги в этом принадлежала настойке. В воздухе все еще веял терпкий запах валерьяны. Чтобы избежать продолжения разговора, Брюс направился к выходу из комнаты трофеев. Проходя второй раз вдоль шахматной доски, он поддался искушению и все-таки сделал белой пешкой шаг на Е-3. — Занеси завтрак в мой кабинет, — обратился он к дворецкому, оборачиваясь через плечо. — Я поем там, мне нужно скорее отправить мисс Стюарт извинения за вчерашнее бегство. Пенниуорт кивнул, но прежде, чем он смог спросить что-то еще, Брюс покинул зал.

***

То, что у Альфреда остались вопросы после признания Уэйна, было очевидно. В течение дня бета еще несколько раз предпринимал попытки заговорить с воспитанником, но им постоянно что-то мешало: то звонок из компании, то полицейский патруль, то упавшая газета, то ветер из окна. Брюс не стремился искать возможностей для разговора, потому что по-прежнему не хотел отвечать на расспросы. И еще сильнее не хотел слышать рассуждения, что ему надо «обязательно попробовать встретиться с мисс Стюарт снова». Возможно, Брюс преувеличивал и Пенниуорт вовсе не хотел отговаривать его от увлечения Джокером… но проверять это он не собирался. После того, что Уэйн испытал от близости с омегой, он понял, что так не будет больше ни с кем. Следовало находиться в полном отчаянии, чтобы выбрать вместо такого суррогат из отношений с бетой. Все равно что плескаться в луже после круиза по морским волнам. Обидное, но довольно точное сравнение. И хотя Уэйн подозревал, что когда-нибудь согласится на малое, пока у него имелись силы, он упорно выбирал «плавать в море». — Ваш вечерний чай, — объявил Альфред за дверью, выдергивая Брюса из размышлений над листами распечаток. От неожиданности Уэйн едва не выронил бумаги из правой руки. Дворецкий изящно протиснулся в его кабинет с сервизной чашкой на подносе, чайником и креманкой для домашнего мусса. Альфред редко баловал Брюса сладким, но вот уже второй раз готовил десерт. Уэйн с настороженностью глянул на этот ванильно-сливочный предлог завести разговор о наболевшем. Судя по тому, сколько на муссе было посыпки, Альфред собирался сказать что-то совсем горькое. Обреченно поджав губы, Брюс убрал от себя рабочие документы. Он уже представил, как бета сядет к нему на противоположный стул и предложит угоститься, пока сам начнет давать наставления… скорее всего, как-то связанные с родителями. Уэйн даже думать не хотел, что сказал бы отец, узнай он об их связи с Артуром. К счастью, выслушать дворецкого Брюсу вновь помешали обстоятельства: машины патрульных за окном внезапно сорвались с места. Включив сирену, три из четырех авто подались назад от стен поместья и понеслись к воротам. Брюс разглядел в окне лишь блеск их удаляющихся багряно-синих огоньков. Колеса машин скребли асфальт, стесывая шины на поворотах. — Что-то случилось? — встревоженно спросил Уэйн, отвлекаясь от окна на бету с чаем. Пенниуорт в непонимании опустил поднос. Его взгляд также устремился в окно, но не на лужайку, а на невзрачное вечернее небо над Готэмом. Бэт-сигнал не горел. Вместе с тем по ступеням на второй этаж затопали шаги нескольких пар ног. Меньше чем через минуту их топот достиг кабинета. — Мистер Уэйн! — обратился к Брюсу бета с густой бородой, отвечавший за ночную охрану. Он и двое других офицеров зашли в кабинет без стука, чтобы в такой же спешке перейти к разговору. — Комиссар Гордон вызвал часть машин назад в город. Об этом не будут говорить в новостях, но мы просим вас сохранять максимальную осторожность: лучше всего отказаться завтра от любых встреч по работе и уже сейчас запереть все двери. — А что произошло? — спросил Альфред, ни на шутку обеспокоенный таким предостережением. Уэйн встал из-за стола. Он не мог сидеть, когда на лицах собеседников было написано столько испуга. Его взгляд впился в офицера с бородой. Было видно, что тот не получил четких указаний от Гордона, а потому мялся, не представляя, как отвечать на вопросы. Наконец мужчина сдался. Он с досадой потер затылок, взмокший под фуражкой от бега. — В Аркхеме устроили бунт. Возможно, в Готэме появились другие беглецы, помимо Джокера. Взгляд Брюса моментально перекинулся на дворецкого. Они оба знали, что последует за этим: Бэтмен должен был немедленно отправиться в город. Несмотря на то, что рука Брюса зажила еще недостаточно, времени на затягивание ран у него не осталось. Уэйн взглядом обещал опекуну быть осторожнее. Альфред вздохнул. — Это безобразие, джентльмены! Как хорошо, что мастер Брюс уже собирался готовиться ко сну… Вы же сможете проконсультировать меня подробнее по всем необходимым мерам? Я запишу на бумагу. Пользуясь тем, что Пенниуорт вызвался отвлечь полицейских, Уэйн изобразил, будто действительно собирался идти спать. Он собрал бумаги в папку, выключил настольную лампу, а потом вышел с негромким прощанием из кабинета, чтобы следом сорваться на бег к потайному спуску. Не прошло и десяти минут, как Бэтмен выехал из подземного этажа поместья в полном боевом облачении. Пока полиция не заблокировала все выходы, Брюс обязан был попасть в город. Он вихрем пролетел на мотоцикле за боковые ворота и оставил после себя серый дым от турбин. Голос Альфреда в передатчике молчал, но Уэйн надеялся, что дворецкий придумает, как объяснить офицерам визг колес у дороги. Готэм встретил Брюса неразборчивым гомоном и рычанием, словно беспокойно ворочавшийся гигант. Требования сместить власть или начать против мэра расследование не стихали в скверах ни днем, ни ночью. В бедных районах до ушей докатывалось эхо яростных воплей и звона битого стекла. В промышленной части было гнетуще тихо, зато в центре и элитных кварталах ощущался широкий разрыв между теми, кто боялся, и теми, кто бросал вызов надвигающейся угрозе. Бэтмен незаметно проник в артерии города, проскользнул мимо его сердца и выбрался на северную магистраль, ведущую к той части Готэма, о которой жители старались не вспоминать, словно о пораженном гангреной участке. Аркхем. Брюс не ожидал, что навестит эти стены снова, не отдохнув от них хотя бы месяц. Неужели это Артур устроил мятеж? При мысли о том, что у него появится шанс как-то сгладить их недопонимание с омегой, отколотые в душе Уэйна частички начали бренчать, будто готовясь заново стать единым целым. Ему нужно было прощение. И хотя Бэтмен не мог до конца решить проблемы Брюса, его голос все равно мог повлиять на ситуацию. Если, конечно, им с клоуном удастся поговорить. Остановив мотоцикл неподалеку от ворот, Темный рыцарь был вынужден пешком проталкиваться дальше мимо скопища брошенных полицейских машин и микроавтобусов у ограды лечебницы. На площадке перед парадным входом царил такой беспорядок, какого не было даже тогда, когда лечебницу пытались захватить приспешники Пугала. Сверху над зданием зависло два военных вертолета. Под окнами переднего фасада занимали позицию полицейские, а кинологи методично обходили лечебницу по кругу, чтобы перекрыть возможные пути для бегства пациентов. Бэтмену повезло, что ведущий расследование Джим Гордон еще не успел скрыться в здании Аркхема вместе с основной группой штурма. — С кем мы имеем дело, комиссар? — Брюс возник за спиной беты, словно призрак, мешая скрыться тому в толпе штурмовиков. Джим оступился от испуга. Он обернулся к ночному стражу и лихорадочно поправил съехавшие очки. — Бэтмен! Боже… Мужчине понадобилась пара секунд, чтобы вернуть себе спокойствие. Он фыркнул, и вместе с этим на его лицо набежала тень. Серьезность углубила морщины на лбу Джима и сделала его взгляд мрачнее. Бета достал руку с сигнальной рацией из кармана. — Я бы хотел сказать, что в происходящем виновата охрана или какой-нибудь отморозок с бандой, но, боюсь, в этот раз нас подставил свой человек... Этот побег — полностью дело рук Харлин Квинзель.