Сперва добейся!

      Ввязавшись в битву за честь отца, Мирон не смог справиться в одиночку. Он правда пытался, но во взрослом мире всё решали связи. И те, у кого эти связи имелись в избытке, могли сожрать тебя, не подавившись. А Мирону, впервые оказавшемуся один на один со своей бедой, ещё требовалось их найти… Не обязательно обзаводиться близкими людьми. Хватило бы и так называемых союзников.       Так сложилось, что близких людей у Мирона после смерти отца не осталось, хотя до этого они вроде как были. Впрочем, так даже лучше: исчезнуть получилось легко. Отец учил его, что нельзя смешивать работу и личную жизнь. Как же тогда отдавать приказы? Близкий человек расстроится, затаит обиду, воспримет всё на свой счёт, в общем, чёрт знает что начнётся…       Но люди — существа ужасно падкие на слезливые истории. Люди в целом движимы одними лишь эмоциями. Мирон тоже был человеком, но с самого детства не мог понять, отчего бедным и несчастным всё прощалось, а умные и расчетливые подвергались осуждению. Ему было без разницы, обижаются на него или нет, и насколько комфортной была атмосфера. Пусть даже его ненавидела собственная няня. Куда важнее было то, что они ему дают. Какую выгоду приносят? И Мирон был уверен, что остальные мыслят точно так же, просто стесняются в этом признаться.       Единственное исключение — семья. Только там существовало нечто большее, чем личная выгода. Ради семьи Мирон был готов пойти даже на убийство. Если бы ему сказали выбрать — застрелить сотню незнакомых человек или предать отца, то во время массового истребления на его лице не дрогнул бы ни единый мускул. И если кто-то заявлял, что кровные узы ничего не значат, то им просто не повезло с родственниками. Один такой уродец, заслуживающий расправы, имелся и у Мирона. Но в остальном слово «семья» являлось для него священным.       Другие люди — инструменты, которые помогают сделать семье хорошо, только и всего. Все должны были руководствоваться той же логикой, однако, Мирон, получивший в союзники семью Шершанских, просчитался. Дважды.       Первый раз Мирон ошибся, когда директор одной из дочерних фирм главной корпорации согласился на сделку не из-за выгоды, а во имя справедливости. Мирон скрывался от жадного дяди — вот, что стало главной причиной союза. Как подобный идиот заслужил кресло директора фирмы? По всему выходило, что если бы Мирон пришёл на порог дома Шершанских и поплакал крокодиловыми слезами, что его обижает злой дядя, его бы тоже приняли? Мирон не хотел проверять, правда это или нет. Лишь удивился, что даже настолько сердобольные люди умудрялись пройти естественный отбор.       Второй раз Мирон промахнулся, когда поспешил с выводами насчёт всей семьи Шершанских. Среди милых и радушных людей отыскался душный Юра, который видел Мирона насквозь. Гнусно разрушил планы. Мирон собрался красиво навешать лапши про нелёгкую долю (хотя, откровенно говоря, даже врать бы не пришлось, разве что приукрасить) и тем самым прочно обосноваться под их протекцией.       Но вмешался Юра, который каким-то шестым чувством просёк грязные планы незваного гостя. По его вине Шершанские не позволили Мирону оставаться у себя дольше. Вот же гадство!       Найти подход к Юре у Мирона не вышло. Не то чтобы он старался искать. Как можно было убедить того, кто видел твои истинные намерения? Мирон был рад хотя бы тому, что Шершанские лишь отчасти прислушались к Юре, а в остальном сохраняли доброе отношение и наивность.       А потом случился Шурик. С ним вообще отдельная история…       Изначально Мирона полностью устроили новые правила игры. С Шуриком у него появилась желанная свобода. Мирон нёс ответственность лишь за свою жизнь и за жизнь одного никому ненужного (кроме разве что Юры) человека. Всё-таки у Мирона имелись принципы. В глубине души он понимал, что его союзники также находились под прицелом. Но оградить абсолютно всех от удара он не мог. Поэтому ему подходил вариант пожертвовать одним вместо пяти чуть более, чем полностью. Жалко этого одного, конечно, ну, а кому легко?       Шурик стал идеальным кандидатом. Деревенский наивный дурачок, сердобольнее всех Шершанских, вместе взятых. Гениально! Мирон даже не надеялся, что ему попадётся такой уникальный экземпляр. С помощью Шурика удалось обыграть даже Юру: теперь его не слушали совсем. И Юра лишил себя права голоса своими же собственными руками, вверяя Шурика Мирону.       И всё пошло по плану. Ровно до тех пор, пока Шурик не оказался наивнее, чем Мирон мог предположить. Так он просчитался в третий раз.       Шурик был похож на домашнего хомяка. Его нужно было кормить и финансово содержать, чтобы он закрывал свои типичные для понаехавшего из глубинки простачка долги, иногда говорить ему одно-два добрых слова — и дело с концом! Никакой возни. Даже клетку свою хомяк убирал самостоятельно.       Мирон вёл с ним интересную игру в приручение. Правила просты: нужно держать хомяка в благоговейном страхе перед хозяином, но достаточно гладить его, чтобы не вздумал кусаться. Это удавалось с поразительной точностью. Когда Мирон видел, что Шурик находился в шаге от того, чтобы вспылить, Мирон изящно манипулировал фактами и ресурсами, тут же усмиряя маленького дикого зверька.       Шурик был открытой книгой. Каждая эмоция молниеносно отражалась на его лице, а глубокие чувства Мирон мог прочесть невербально. Конечно, получить хомяка с тяжёлым прошлым и подозрительной работой где-то в притоне в планы Мирона не входило, но так было даже удобнее. Ведь Шурик видел Мирона своим спасителем, а значит, должен был идеально слушаться и оставаться преданным, верно?       Тогда какого чёрта прямо сейчас Мирон возился с пьяным и непослушным Шуриком? Почему это произошло во второй раз, если Шурику было ужасно стыдно за первый? Он ведь даже прощения просил!       Главный баг хомяка заключался в том, что иногда он бунтовал и выбегал из клетки. Вырывался, как чёрт проклятый, будто Мирон держал его в чёрном теле и заставлял носить все эти дурацкие мужские одежды. Внутри Шурика жил обиженный трансвестит, который лунатил каждый раз, когда Шурик хоть немного усыплял своё сознание. И сейчас внутренний трансвестит вышел погулять.       Вот он: расхаживал в женском платье и чулках по квартире в попытке отыскать, куда же наглый Мирон спрятал заначку. Заначка в виде литровой бутылки выискалась в пакете Шурика. Шурик утверждал, что то был волшебный эликсир от милых сестричек, которых он встретил на фестивале. Мирон не заметил сразу и допустил тактическую ошибку: Шурик успел пригубить четверть дешёвого армянского коньяка. Сестричкам явно недоставало вкуса. Впрочем, если они выбрали своей жертвой Шурика, то вопросы к ним заранее отпадали. У каждого свои извращения.       — Отда-а-й! Ну-у-у! Ты злю-ю-юка! — свирепствовал хомяк явно не своим голосом. С Мироном говорила внутренняя богиня Шурика, которая получала всё, что она хочет. Сейчас же!       Последние полчаса они носились по квартире: Шурик буянил и шарил по всем полкам, а Мирон ходил следом и подбирал всё, что упало. Действо уже начало порядком надоедать, и Мирон уселся на диван, задумав шалость.       — Попробуй отбери, — Мирон решил поиграть с хомяком напрямую. Быть может, если бы он уделял Шурику больше внимания, тот не искал бы веселья на стороне?       Шурик, естественно, не осознавал, что его дразнят, и уверенно зашагал кривой походкой к Мирону. Правда сначала он врезался в мягкий диван и потёр ушибленное место. Затем забрался на Мирона верхом.       — Оп-па, — изумился Мирон. — И что теперь?       — Где ты его п-прячешь? Отдай! — требовал Шурик, будто его заело. — Моё!       — Кто тебе сказал? Всё твоё принадлежит мне. Здесь нет ничего твоего.       Шурик надулся и толкнул Мирона в плечо обеими руками изо всех сил. Свирепый, грубый хомяк! Мирон даже не пошатнулся. Тогда Шурик вцепился зубами в его шею. Хомяк кусался. Буквально.       — Э, э! Полегче там, — укусы были слабыми, но поведение Шурика уже переходило всякие границы. Утром буйный хомяк проснётся и ничего не вспомнит, а Мирону с этими воспоминаниями ещё жить. Но Шурик, конечно, не послушался. Жевал Мирона, будто всё ему нипочём. — Ты что, голодный?       — Я тебе не принадлежу, — прошипел Шурик, продолжая пускать слюни. Такой наглости Мирон уже вынести не смог. Он запустил в рыжие волосы руку и оттянул Шурика от своей шеи.       — Ну-ка повтори, — в голосе Мирона звучала угроза.       Вот только Шурик вместо того, чтобы испугаться, отреагировал иначе. Его тело задрожало, и Шурик подозрительно ослаб, пытаясь ухватить воздух. Мирон сконфузился. Не такого эффекта он добивался. Но что было взять с пьяного идиота? Однако, Мирону стало интересно: а с чего такая реакция? Пальцы уверенно прошлись по длинным волосам и потянули за них сильнее, заставляя Шурика откинуть голову.       Шурик издал тихий стон. Мирон округлил глаза. Что за вопиющая пошлость?! Интересно, а не потому ли хомяк боялся побоев, потому что его с них так же крыло?       — Не надо, — жалостливо попросил Шурик, прижимаясь к Мирону всем телом. Его всё ещё била лёгкая дрожь, будто Мирон как минимум запустил руку Шурику в трусы.       — Надо же, как мы заговорили, а? — усмехнулся Мирон. — Разве ты не для того отращиваешь волосы, чтобы тебя за них таскали?       Работа на стороне раздражала по личным причинам. Он не уважал ветреных людей в принципе, но с Шуриком всё обстояло ещё хуже. Его работа заключалась в том, чтобы принадлежать всем. Мирон не хотел много думать об этом, но так вышло, что он думал об этом регулярно.       Когда Шурик обжигался на плите по неосторожности, стукался об угол стола, ходил в дырявых футболках и глупо улыбался из-за единственного доброго слова за неделю, Мирон ни на секунду не забывал, что Шуриком пользовались все, кому не лень. И его это страшно бесило.       Но у Шурика были причины продолжать заниматься тем, о чём он стыдился признаться даже Юре. Вопрос лишь в том, что за причина? Мирон считал, что дело в деньгах. Иначе на что уходила та крупная сумма, которую он отстёгивал ему на карту? Новых вещей не прибавлялось, техники тоже. Шурик даже не додумался откладывать деньги на ноутбук и старался закрыть свои долги, как мог.       Но что если причина была в том, что Шурику нравилось обслуживать извращенцев? Эта мысль посещала Мирона чаще, чем хотелось бы. Для чего ещё взрослому парню переодеваться в женские шмотки и отращивать волосы? Разве это не странно?       Несмотря на своё грубоватое поведение, Мирон придерживался строгих консервативных взглядов и считал, что романтические отношения между людьми — это лишь этап на пути создания семьи. И ему закономерно хотелось перевоспитать распущенного Шурика, чтобы он встал на путь истинный и бросил порочные увлечения. Но пока что Шурик только больше отбивался от рук.       — Не надо, пожалуйста, — просил Шурик, елозя на коленях Мирона. Так настойчиво тёрся, что пришлось прекратить пытку, в противном случае странные предпочтения Шурика грозились перейти и к Мирону.       — Обязательно так томно стонать? — спросил Мирон с вызовом и притянул Шурика к себе за подбородок. — Возьми себя в руки.       Видимо, кожа головы была эрогенной зоной, потому что как только Мирон убрал руку с неё, Шурик мгновенно ожил и перестал дрожать. Но с концентрацией была беда: вместо того, чтобы смотреть Мирону в глаза, Шурик пялился на его губы, а потом явно смутился и отвёл взгляд.       — Не трогай меня, — Шурик шлёпнул Мирона по руке, резко вскочил с его колен и рванул с дивана. И на этом вечер мог бы закончиться, ведь Шурик внезапно угомонился и больше не искал добавки, но Мирон знал: пока Шурик не ляжет спать, всё в квартире было в опасности. Включая самого Шурика, который мог навернуться обо всё вокруг.       — Куда ты пошёл? — Мирон направился следом, тяжело вздыхая. Нормально же сидели, что началось?       Шурик нашёлся в кровати Мирона. Нежился в одеяле. Справедливости ради, комната Мирона находилась ближе, а Шурик мог банально не добраться до своей. Но Мирону это было только на руку: веселье продолжалось!       — А ты ничего не перепутал? — спросил он, выуживая Шурика из одеяльного кокона. Шурик лежал в позе эмбриона, обхватив себя руками, и обиженно воззрился на Мирона. — Что это ещё за лицо?       — Ненавижу тебя, — всхлипывая, произнёс Шурик. — Ненавижу!       Ну вот у него опять заела эта пластинка! Будто Мирону приятно слушать что-то подобное! Мирон вообще-то тоже мог обидеться.       — Ну что опять не так?! — рявкнул Мирон и одним движением сорвал одеяло с беззащитного Шурика. Шурик поджал колени к подбородку и спрятал лицо в них, не желая разговаривать. — Ты лежишь в моей кровати, придурок!       Шурик тихо бормотал что-то себе под нос и не шёл на контакт. Мирон окончательно потерял всякое терпение. Он не удержался и применил силу: схватил Шурика за запястья так же грубо, как в тот день, когда они чуть не поссорились из-за ноутбука.       Но вместо того, чтобы испугаться, как раньше, в пьяном Шурике откуда-то взялась недюжинная дурь: Мирон даже представить себе не мог, что хилый Шурик будет способен так неплохо отбиваться. Изворотливый, прыткий и ловкий хомяк. В ход шло всё: удары ногами, укусы и царапание. Мирон даже не думал драться в полную силу. Он боялся просто напросто переломать Шурику что-нибудь ненароком, поэтому сдерживался. И всё равно битва вышла нешуточная.       Самым странным в ней было то, что Шурик несколько раз умудрился засветить в процессе задницу, обтянутую полупрозрачными чёрными колготками. И вообще вся эта сцена… ставила Мирона в неловкое положение. В итоге он не выдержал: развернул Шурика спиной к себе и ткнул его лицом в простыни, а руки его заломил сзади, чтобы не вырывался.       — Хорош буянить!       — Не смей! — завопил Шурик. — Не порви мне дорогой костюм! Я так долго на него копил!       — Да нахрена мне его рвать? О чём ты думаешь?! — заорал Мирон в ответ.       — Помоги-и-те-е-е! — ревел дурниной Шурик.       Мирон неожиданно осознал, как это всё выглядело со стороны, и цокнул языком.       — Ты меня достал, — пыхтел Мирон, отцепляясь от Шурика.       Хитрые планы Мирона ломались на корню из-за необузданного поведения. Он не мог ударить Шурика, просто не мог. А стоило бы! Выпороть, чтобы не смел даже думать о неповиновении!       Бойня завершилась тем, что Мирон отнёс Шурика на руках в его кровать. Под вялые капризы Мирон осторожно снимал с Шурика «дорогой костюм». Мирон был готов поспорить, что платье сшили китайцы за три рубля. Но Шурик впервые облачился в одежду без дырок, и это уже было прорывом. Действительно, было бы нехорошо, если бы Мирон в порыве злости порвал новую вещь. Хоть она и была странноватой…       Когда Шурик остался в одних трусах, Мирону открылись ужасающие шрамы на белой веснушчатой коже. Говорят, что шрамы украшают мужчину, но эти… вызывали ужас даже у нечувствительного к боли Мирона. Вероятно, отчим пытался убить Шурика. И не один раз. Мирон осторожно коснулся особо жестокого шрама на груди, желая проверить, не кажется ли ему.       — Не смотри, — Шурик тут же скукожился в одеяле, словно улитка.       Мирон не понял, как он докатился до такой жизни. Сложил фетишистское шмотьё Шурика на стуле как верный слуга. Но именно это и произошло. А ведь всё должно быть наоборот…       — Хочу целова-а-аться, — послышалось подозрительно задорное из-под одеяла.       — А я-то тут при чём? — усмехнулся Мирон.       — Приведи кого-нибу-у-удь! — выл Шурик. — Буду целова-а-аться!       — Тут только я, — бросил Мирон.       Воцарилась тишина. Мирон уже развернулся в сторону двери, как Шурик неожиданно продолжил:       — Ты не подходишь…       — Это ещё почему? — не удержался от вопроса Мирон.       — Кто угодно, кроме тебя, — ещё тише ответил Шурик.       — А вот щас обидно было, — пробубнил себе под нос Мирон так, чтобы его не услышали, и ушёл к себе.

***

      В то утро Мирон проснулся от запаха любимого омлета с сыром. О, этот омлет! С пряными травами и тягучими кусочками моцареллы. Словно завороженный, Мирон последовал за ароматом. И лишь на кухне до него дошло: Шурик проснулся первым. И даже приготовил завтрак!       Но разве Шурик не должен был валяться с головной болью ещё полдня?       Это значит… он был вчера не настолько пьян?       Мирон устроился за столом и воззрился на Шурика. Тот водил вилкой по тарелке. С самого начала Шурик даже не посмотрел на вошедшего на кухню Мирона, будто он был пустым местом. Похоже, ожидался тяжёлый разговор.       — Ты помнишь, что натворил вчера? — нарушил тишину Мирон. Лучшая защита — нападение. Два-три правильно заданных вопроса и жгучее чувство стыда гарантировано.       — Только какие-то отрывки, — осипшим голосом произнёс Шурик. Выглядел он неважно: виновато опустил глаза в тарелку, поник плечами и потерял всякие краски. — К сожалению.       — Как ты себя чувствуешь? — Мирон быстро сменил тактику и пошёл путём пряника, а не кнута. Не было никакого смысла ругать Шурика, если он уже был мрачнее тучи. К тому же, Мирону не нравилось видеть Шурика грустным. Всё вокруг сразу же погружалось во мрак вместе с Шуриком. И Мирон почему-то не мог оставаться безучастным к его горю. Обрадуешься тут, когда самый светлый и наивный дурачок печалится.       — Не очень, — признался Шурик и поднял жалостливый взгляд на Мирона.       — Что такое?       — Не рассказывай никому. Про волосы, — тихо попросил Шурик и снова опустил взгляд. Секундой позже он закрыл лицо рукой.       Мирон бы предпочёл закрыть лицо рукой следом, но держался из последних сил. Надо же было Шурику оставить в воспоминаниях именно это… не мог запомнить что-то менее развратное? Да и Мирон проявил себя в тот момент не лучшим образом. О чём только думал? Если Шурик ничего не запомнил в первый раз, это ещё не значит, что можно было творить всё, что вздумается! Штирлиц ещё никогда не был так близок к провалу.       — Окей, — беспристрастно ответил Мирон. В конце концов ему ничего не предъявили. Может, Шурик запомнил сами ощущения, но не слова?       — Прости, пожалуйста. Я не думал, что у меня всё так плохо с этим, — признался Шурик.       — С чем? — уточнил Мирон.       — Ну… — Шурик замялся, подбирая слова. — С тем, что я буду лезть вот так вот… что мне настолько хочется… чего-то такого, — Шурик закрыл лицо второй рукой. Мирон готов был поспорить, что всё лицо его было красным. — Это… всё из-за клуба…       — Тебе не хватает того, что у тебя есть там? — хладнокровно спросил Мирон.       — Видимо, — пространно ответил Шурик, отнимая руки от лица. И действительно: красный, как рак. — Больше такого не повторится, обещаю. Мне просто нужно…       — Что? — строго спросил Мирон.       — Нужно с этим разобраться, — выдохнул Шурик. — Извини, правда!       Всё пошло не по плану. Мирон представлял, как он сначала жестоко отчитает Шурика, а потом возьмёт с него клятву никогда больше не употреблять спиртного под страхом расправы. А в итоге всё обернулось тем, что Шурик решил найти ещё и кого-то для поцелуев. Вечно ему было мало. Работа удовлетворяла физические потребности, но не насыщала душу. Сентиментальный, сопливый хомяк.       Мирон для этой задачи не подходил. Не то чтобы ему хотелось… Но Мирону было обидно, что он совсем не нравился Шурику в этом плане. Что с ним было не так? Видный парень, да ещё и при деньгах. У Шурика просто не было вкуса. А ведь если бы Шурик влюбился в Мирона, то он получил бы безраздельную власть над ним…       — И как ты собрался с этим разбираться? — Мирон сложил руки на груди, демонстрируя своё недовольство.       — А? Ну… — Шурик задумался. — Не знаю. Попрошу кого-нибудь… со мной.       — Кого?       — Понятия не имею. Желающих нет, — тихо ответил Шурик и снова уныло опустил плечи. — Не бывает же такого, чтобы я совсем никому не нравился? Надеюсь, хоть кто-то захочет…       «Кто угодно, кроме тебя» — крутилось в голове.       — Никогда этого не понимал, — безучастно бросил Мирон и принялся с аппетитом уплетать омлет.       — Ты о чём? — уточнил Шурик.       — О том, что ты побежишь к любому человеку, которому понравишься.       — Тебе легко говорить! — повысил голос Шурик и с громким стуком поставил чашку на стол. — Если бы я выглядел как влажная мечта всех девчонок, я бы тоже выбирал!       — Как влажная мечта всех девчонок…?       — Ага! Двухметровый шкаф с повадками мафиози — они об этом все и мечтают! Ты не знал?! — сокрушался Шурик.       — Не знал, — Мирон шумно тянул чай из чашки. Что? Девушки?! То есть Шурик всё ещё оставался натуралом после всего, что с ним проделывали в клубе? Мирон проникся уважением. Вот это выдержка! — Крепись. На каждую гайку найдётся свой болт.       — Спасибо, — лицо Шурика просветлело улыбкой. Тонкий сарказм остался незамеченным. — И за то, что вчера помог — тоже спасибо. Надеюсь, тебе было не очень противно…       — Было трудно, но я справился, — кивнул Мирон и выдержал небольшую паузу, наблюдая за Шуриком. Совсем расслабился, поди. Нужно отрезвить. — Если захочешь ещё, обращайся. Повторим.       — Повторим что? — спросил Шурик и присосался к чашке.       — Потаскаю тебя за волосы, — ехидно улыбнулся Мирон.       В следующую секунду Шурик заплевал чаем весь стол и Мирона впридачу.