***
Работа в соавторстве шла восхитительно. Юра был очень рад, что они справлялись с обсуждением в переписке, иначе он точно бы сорвал голос. Сначала от гнева, потом от смеха. Нагибатор, оказывается, ещё нехило сдерживался со своими безумными идеями, пока писал свою предыдущую работу. На деле же в его голове был целый завод по производству удивительных стечений обстоятельств на каждый случай. Почти в каждой главе он умудрялся найти повод для фансервиса. Стоило Юре хоть немного продвинуть сюжет в сторону логики, как у нагибатора находилось в десять раз больше необъяснимых замесов и неловких ситуаций между главными героями. Тяжелее всего у нагибатора шли диалоги, которые пару раз Юра в отчаянии всё же переписывал самостоятельно. И всё повторялось по кругу глава за главой. Так они и воевали каждый за свою правду. И где-то в этой битве рождалась истина. Скрепя сердце Юра прочёл за это время достаточное количество яойных произведений (нарочно пропуская весь разврат, будто его заволокла невидимая цензура), чтобы разобраться в его основных штампах и особенностях. Он с ужасом обнаружил, что чуть ли не каждый чёртов раз всё крутилось вокруг страха перед собственной ориентацией, осуждения общества или трудностях с гомофобией. Юра, будучи убеждённым гетеросексуалом, понятия не имел, как дела обстояли с этим в реальности, но ему казалось, что в двадцать первом веке это всё не должно являться проблемой. Теперь ему из принципа хотелось обойти в своей истории все банальные трудности рядового гея из типичного фанфика. Долой шаблоны! Даже под дулом пистолета Юра не признался бы, что ему уже давно было весело. Ему, быть может, за всю жизнь не было так весело. За исключением погони за хайпом, они вместе с нагибатором были на одной волне. Особенно они сходились в любви к созданию сложной конструкции выдуманного мира. Юра придумывал внутренние законы и распорядки, разрабатывал местную философию и политику, создавал традиции мистической расе, в общем, отрывался на полную катушку. А нагибатор красиво и старательно всё отписывал в виде законченной истории по указке своего гуру. Иногда по просьбе Юры он переписывал главы по два-три раза. В процессе горе-нагибатор много ныл. Ныл, что Юра был с ним слишком строг, но всё равно переписывал. И в итоге оба каким-то образом оставались довольны результатом.***
Их тандем работал без устали (а это помимо школы и общения с домашними) около трёх месяцев, но для Юры прошла целая вечность. Он проживал две жизни сразу, и это его ужасно затянуло. Отдельное удовольствие он теперь получал от того, какую славу приобрела их история. Аудитория нагибатора росла ежедневно, а в комментариях все отмечали огромную разницу между его прошлой и нынешней работой. Разумеется, многие догадались, что то была заслуга гаммы, благодарности которой нагибатор отписывал после каждой главы (иногда он прямо там и жаловался на жестокого и безжалостного огурца-сенсея). И всё это вместе давало какой-то невообразимый эффект всеобщего единения, которого Юре, оказывается, очень сильно не хватало. Он впервые чувствовал себя на своём месте. Ему ужасно нравилось заниматься наставлением, критикой и корректировкой. Он нашёл в этом своё призвание. Да, способ был странный, не говоря уже о том, что вряд ли за это платили бы какие-то деньги. Но он был… счастлив? Настолько, что это не укрылось от семьи. Они то и дело спрашивали его за ужином, чем он там занимается на досуге. Конечно, Юра не стал раскрывать деталей, но однажды решил признаться им, что он вместе с другим человеком создаёт историю, которая впоследствии может стать полноценным романом. — Это же очень здорово! Тебя всегда очень хвалили за сочинения в школе, да и в олимпиадах по русскому ты всегда занимал призовые места, — мать очень обрадовалась такой новости. Ведь если всё это время сын не отрывался от компьютера, чтобы создать нечто прекрасное, то в этом действительно не было ничего ужасного, как ей раньше казалось! — Между прочим, у нас сейчас в России мало толковых писателей. Быть может, именно ты и твой друг поправите эту ситуацию наконец, — согласно кивнул отец. Юра от неожиданности потерял дар речи. Родители действительно поддержали его. Братья припомнили эпизоды из детства о том, как Юра придумывал интересные истории почти на пустом месте или критиковал прославленный фильм за бредовую мораль, хотя никто из них даже не думал смотреть на суть сюжета так глубоко. Казалось, происходящее походило на эпизод из американского фильма, но никак не на типичный семейный ужин в семье, живущей в спальном районе Москвы. Это что же получается? Они не высмеяли его и не посчитали за дурака? Не начали ему затирать о том, что он тратит свою жизнь на какую-то фигню? Юре захотелось ущипнуть себя, чтобы проверить, спит он или нет. Он так долго не делился своей «другой» жизнью с родными, что и позабыл, зачем он это делал. Боялся осуждения? Но, если подумать, разве они хоть раз осудили его за что-нибудь? — Братик, а ты напишешь мне сказку? — сестра поймала его за рукав после ужина. — Обязательно. Обещаю, — Юра расплылся в улыбке и потрепал её по волосам.***
Чем дальше шла совместная работа, тем яснее становилось, что союз из нагибатора и живительной силы огурца был создан на небесах. Но не в том самом смысле, конечно же, а в рабочем. Когда они вдвоём углублялись в творчество, им буквально не было равных. В то же время реальная жизнь Юры внезапно начинала страдать. До этого ему ещё хоть как-то удавалось поддерживать иллюзию баланса, но теперь этому пришёл конец. Всё дело было в том, что неминуемо приближались выпускные экзамены. На дворе стояла весна, а вопросов к своему будущему у Юры стало только больше. Что делать дальше? Куда идти? Дома эта тема не поднималась, но и без того было ясно: на Юру возлагались большие ожидания. Один из его братьев уже заканчивал престижную академию, а второй учился на третьем курсе там же. Они оба были наследниками бизнеса, поэтому чётко знали, что делали. А что же требовалось от Юры? В том-то и дело, что ничего. Ему дали полную свободу выбора. И это действительно пугало. Ведь если Юра примет неправильное решение, ему некого будет в этом винить. Таким образом Юра начал всё больше погружаться в работу над сюжетом, чтобы просто-напросто сбежать от суровой реальности. У него не было никакого решения, поэтому он решил просто плыть по течению жизни в прекрасном ожидании письма из Хогвартса. Так было ровно до того момента, пока однажды нагибатор не предложил ему созвониться, чтобы обсудить какую-то очередную безумную идею, которую «сложно объяснить в двух словах». Ему отчего-то впёрлось сделать это голосом. Юра не был тем человеком, который специально избегал звонков, реального общения или что-то в этом роде, но в данном случае ситуация была крайне неловкая. Они уже полгода являлись соавторами и, хоть их общение нельзя было назвать официальным, чересчур личным оно тоже не считалось. Они покрывали друг друга отборным матом, перекидывались мемами, а также могли потратить целый вечер на то, чтобы смеяться над особо буйными комментаторами, но между ними всегда была какая-то дистанция. Юра считал, что дело было в том, что нагибатор являлся девушкой. Девушкой, которая говорит о себе в мужском роде. И ему казалось, что если они в результате созвона нарушат эту невидимую границу между ними, то ему станет ужасно стыдно и впредь обращаться к нагибатору в мужском роде. Не лучше ли бы сохранить лёгкий флёр анонимности? А то, чего доброго, их взаимоотношения могут нехило усложниться, если девушка по ту сторону экрана узнает, что нашла себе единомышленника мужского пола, и надумает себе чёрт знает что. Учитывая её фантазии, Юра бы этому совершенно не удивился. Но нагибатор был неумолим. Он настаивал на голосовой развиртуализации, будто от этого зависела вся его дальнейшая судьба. Вопрос был серьёзный. И он не терпел отлагательств. В конце концов Юре стало интересно, чего же там такого этот несчастный придумал, и он решил рискнуть.***
Для решающего разговора был выбран день, в который дома находилась одна лишь младшая сестра, чтобы никто не мог им с нагибатором помешать. Несмотря на то, что семья приняла его деятельность, Юра всё же был не готов показывать им плоды своих трудов. Он ужасно гордился текстом, идеей и сюжетом, но ни на секунду не забывал о том, к какому жанру это всё принадлежит. Да, отношения главных героев не стояли во главе угла, но к концу произведения должны были стать официальными. И хоть за семейным ужином Юра ни разу не слышал каких-то нетолерантных комментариев на этот счёт, шестое чувство подсказывало ему, что никто не погладит его по головке за подобную похабщину. Объяснить им, почему он решил рассказать историю про геев, когда сам им не являлся, будет крайне сложно. Никто ж не поверит! В ожидании звонка Юра напрягся. Почему-то именно сейчас ему стало совсем не по себе от того, что его жизнь катится в одном известном направлении. Ему скоро должно было исполниться восемнадцать, через четыре месяца ему писать ЕГЭ, а он едва ли был готов ко всей этой ответственности. Вместо этого он помогает какой-то девочке писать историю, которая вряд ли принесёт ему хоть какую-то пользу в будущем. С каких пор он шагнул не туда?! Из мыслей, полных жёсткой самокритики, его достал звонок. Юра был даже рад, что снова сможет отвлечься от того ада, который уже прочно поселился в его голове в последнее время. Приготовившись к срыву шаблона, Юра нажал «принять». Но к тому, что он услышал на том конце, жизнь его совершенно не готовила.